— Ты говорил, что у тебя тоже есть какие-то дела в городе. — сказал Феликс, когда они с Дэйем шли по главной улице. — Может быть сначала стоит заняться ими?

— О, я благодарен тебе за то, что ты решил уступить мне немного своего драгоценного времени. — не глядя на него ответил Дэй.

— Сейчас это единственное, что я могу предложить. Или, разве что…

— Деньги мне не нужны. — будто прочитав его мысли, перебил Дэй. — И, к счастливому обстоятельству для нас обоих, все наши проблемы может решить один и тот же человек.

— Уж не к королю ли ты меня ведешь? — усмехнулся Феликс.

Его шуточный вопрос вызвал продолжительный и искренний смех у Дэя.

— Прости-прости. — все еще смеясь, проговорил пастух. — Я просто подумал… У меня, как недавно и у тебя, нужные мысли куда-то ускользнули. Но ты оказался близок к истине. Нет, это не король, друг Феликс. Некоторые вещи даже королям не подвластны, хотя они, наверное, думают иначе.

Слова Дэя заставили маленького вора насторожиться. Человек, который близок к королю? Может быть это визирь? Или пастух ведет его к кому-то из городских смотрителей? Да нет, не может быть, чтобы этот человек был связан с проходимцами, и уж тем более с такими высокопоставленными лицами, как параконсул или глава города. Феликс хорошо разбирался в людях, а иначе бы он не прожил столь долгую жизнь на изнанке общества, которая была гораздо более опасной, чем многие думали. Кто же тогда был этот загадочный друг? В любой другой ситуации Феликс попытался бы как-нибудь отвертеться от такой встречи, ведь он был очень осторожен по части влиятельных незнакомцев. Но сейчас он верил, что Дэй не хочет навредить ему, а иначе бы тот не стал бы ему помогать, да и приобретенное за долгие годы чутье подсказывало маленькому вору, что тут нет никакого подвоха. Ко всему прочему, Феликсу было просто интересно узнать, что это за таинственный человек, который может выполнять обязанности королей.

Солнце уже начало клониться к закату, и в полутьме стали загораться многообразные мозаичные рисунки на домах, словно подсвечиваемые изнутри разноцветными светлячками. На небе уже стали появляться первые звезды, но людей на улицах не стало меньше. Ночная жизнь в Эль-Хафа, как и в любой другой столице империи, была бурной, завораживающей и лишающей всякого сна. Но при этом, у каждой столицы эта жизнь была своя, отличная от других. В Вестерклове, например, она была скрытная и азартная, таящая опасность в темных переулках и городских парках; в Лимминг Мун — размеренная и стройная, сверкающая в серебряном свете луны, словно натянутые струны на драгоценной арфе; в Поларвейне наполненная громкими неумолкаемыми песнями и пьяными драками, вперемежку с хриплым смехом и завыванием метели; а в Мидденхоле, сердце всей империи, ночь принадлежала страже и законам, которые, конечно же, не везде соблюдались с должным рвением. В Эль-Хафа же ночь являлась временем ученых, молодых артистов и бродячих музыкантов. Улочки наводняли задумчивые астрологи с кипами свитков, которые хмурили свои блестящие лбы, с опаской поглядывая на ловких факиров, пускавших изо рта огненные струи прямо над головами удивленных прохожих. Громкие крики зазывал и торгашей сменялись мелодичными трелями флейт заклинателей змей, а также восторженным голосом молодых поэтов, которые с чрезмерным выражением читали свои стихи, стремясь перекричать друг друга. А еще особенностью Эль-Хафа можно было назвать то, что многие тут говорили на старом ценебрийском диалекте, что было очень странно, ведь обычно этот язык был распространен на севере. В основном это делали купцы, которые переходили на него, когда речь заходила о сумме сделки.

— Ночь уже заявила о себе, а нам еще искать твоего друга. — проговорил Феликс, следуя вдоль рядов многоцветных палаток. — Разве тебе не нужно отдохнуть перед завтрашней работой? Пастухи ведь встают рано, насколько мне известно.

— Перед праздником Красного Ликования за городом всегда проходит песчаная буря. — ответил Дей. — Поэтому в эти дни мы не выводим стада.

Пройдя еще несколько узких улочек, Дэй остановился около двери, которая вела в крытый базар. Ему пришлось немного повозиться, чтобы зажать посох подмышкой и взяться за ручку.

— Похоже, работа пастуха не такая уж и безопасная, как мне казалось. — сказал Феликс, когда они спускались вниз по серым ступенькам. Дэй будто не услышал его замечания, и Феликс понял, что, наверное, ему лучше не затрагивать тему отсутствия у пастуха правой руки. — И все же, куда мы идем? — не выдержал напряженного молчания Феликс. — Это ведь подземный рынок, так? Твой друг что, торговец?

— Да. — своим обычным ровным тоном ответил Дэй. — Точнее, не совсем. Его можно назвать торговцем, но будет лучше сказать, что он мастер ювелирных дел.

— Мне бы стоило удивиться такому необычному дружескому союзу, — проговорил Феликс, отодвигая позвякивающие занавески и вступая в широкий зал, — но все свое удивление я оставил в твоей хижине.

— В этом городе такие причудливые знакомства не редкость. — сказал Дэй, проводя посохом по воздуху и разгоняя наполнивший помещение разноцветный дым от многочисленных кальянов. — Как ты можешь видеть сам, тут бывает очень непросто понять, с кем ты имеешь возможность вести беседу, и порой это играет на руку всем, кто этот разговор ведет.

Пробираясь по рядам заставленными самыми разными товарами какие можно было только представить, они в конце концов остановились у маленькой лавочки, около входа в которую сидели на потрепанном ковре несколько мужчин в голубых тюрбанах и потягивали горячий чай, или что-то очень похожее, из белых керамических блюдец. Дэй попросил Феликса подождать, а сам несколько минут говорил с ними на старом наречии, порой вставляя слова на арнистрийском, на котором, так же, говорили и в Старых Городах. Феликс, конечно, прислушивался к их разговору, но разобрать быструю речь торговцев ему мешали посторонние звуки и бульканье кальянов.

— Один из них и был твой уважаемый друг? — спросил Феликс, когда Дэй вернулся к нему.

— Что? А, нет. Это просто местные купцы, у которых я спрашивал дорогу. Мой друг имеет неприятную привычку временами менять свое место работы. А эти господа подсказали мне, где именно он сейчас находится.

Феликс не понимал, почему им нужно искать какого-то ювелира, когда Дэй и так знаком с людьми, которые могут решить его проблему. Судя по виду, эти торговцы имели большие связи в городе.

— Тут недалеко. — успокоил его Дэй, заметив выражение его лица.

Устало вздохнув, Феликс снова окунулся в клубящиеся облака дыма от курильниц и кальянов, следуя за еле слышным постукиванием волнистого посоха. Но когда они прибыли на нужное место, знакомого Дэя там опять не оказалось.

— Твой друг, видимо, очень хороший ювелир, раз так серьезно подходит к своей безопасности. — сказал Феликс, когда они шли в новое место возможного пребывания неуловимого ювелира. — Либо наоборот, и может оказаться, что ювелир из него никудышный, и тем самым он нажил себе плохих врагов.

— Я думаю, ты изменишь свое поспешное мнение, когда встретишься с ним. — улыбнулся Дэй.

Феликс нисколько не удивился тому, что им пришлось еще несколько раз менять направление своих поисков, когда они, наконец, не нашли того, кого нужно.

Мастер ювелирных дел прятался в самом темном и задымленном уголке рынка, устроившись на круглом коврике рядом с чистильщиком курительных трубок и полуслепым продавцом пепельниц. Феликсу даже показалось, будто фигура ювелира собралась из облаков дыма и копоти, которых тут было особенно много. Но когда они с Дэйем подошли поближе, то увидел, что ювелир вполне себе реальный человек.

Это был довольно высокий мужчина, хоть он сейчас и сидел, поджав под себя ноги, как это было принято на юге. Для своего титула «мастера ювелирных дел» он был неприлично молод, и Феликс не мог дать ему больше двадцати лет. У него были прямые черные волосы, немного смуглая кожа, и красивое, с плавными чертами лицо. Одежда также подчеркивала его статус, и сильно отличалась от запачканных нарядов его соседей. Белоснежная рубашка выглядела так, будто ее только что сшили, а черная бархатная жилетка, одетая поверх, была расшита золотыми узорами, сплетающимися в изображения сказочных птиц и цветов. Штаны тоже выглядели чистыми и опрятными. В одном ухе у него висела золотая серьга в форме полумесяца, а на голове была широкая алая повязка, усеянная сверкающими медальонами, которая закрывала весь его лоб и была надвинута почти до самых глаз. И даже его зрачки, казалось, отдавали золотом, отражая свет масляной лампы, которая стояла рядом.