Феликс смотрел, как Кирфаэль поднял свой пылающий меч, а потом обрушил поток огня на тело своего брата. Вместе с криком боли и лязгом корежащегося металла, Феликс увидел, как в небо поднялось черное облако, похожее на рой мелких насекомых, а затем стремительно удалилось, скрывшись за серыми тучами. Как только это произошло, крики стихли, и Кирфаэль убрал огонь.
Перед ним теперь лежали обугленные останки его брата, который свернулся в позу эмбриона у самых ног. Уронив меч, Кирфаэль рухнул на колени, словно в одночасье растерял все свои силы. Его лицо вновь исказила безутешная скорбь, и он рыдая спрятал лицо в ладонях. Но придаваться горю он долго не стал, и вскоре быстро поднялся, бережно взяв на руки обожженное тело брата. И тут Феликс увидел, что сгоревший воин был еще жив. Его шлем полностью расплавился, а волосы сгорели в огне. Вся его кожа походила на корку застывшей лавы, в трещинах которых еще виднелся огонь. Поднеся свою целую руку к лицу Кирфаэля, тот притронулся к его щеке, что-то прошептав себе под нос.
В этот момент земля под ногами Феликса начала меняться, вытягиваясь ввысь, и неся маленького никса вверх, в направлении белых облаков. На короткий миг все скрыла белая пелена, затем Феликс осознал, что это просто воспоминания таким образом стали меняться.
Теперь он видел, как Кирфаэль, неся своего брата на руках, держит путь ко все той же зловещей бледной горе с тремя вершинами, которую Феликс видел ранее. За его спиной были перекинуты ножны с ржавым клинком, а его собственный волнистый меч покоился на поясе. Когда он подошел к подножию горы, то Феликс внезапно обнаружил некоторые отличия с тем, что он видел раньше, когда неизвестный ему воин воскрешал в этом месте Эна. Главным отличием был каменный гроб, который в этот раз находился внутри странной конструкции, похожей на придорожную часовенку. Небольшой оползень продавил ее крышу, и та в некоторых местах растрескалась, но все еще выдерживала вес нескольких тяжелых камней, которые грозились прорваться внутрь и похоронить под собой оставшуюся часть конструкции.
Подойдя к ней, Кирфаэль ударом ноги сорвал тяжелую крышку гроба, а затем одной лишь рукой выволок его наружу, чтобы быть уверенным, что на него не обрушатся тяжелые булыжники. К удивлению Феликса, белый сиф не стал накрывать тела брата крышкой, а лишь уложил его внутрь и встал рядом на колени, поджав под себя ноги. Он так же не стал класть внутрь никакие свертки и святые подношения, да и шепчущей девы у него тоже не было. В гроб он положил лишь свой волнистый меч, а ржавый клинок брата уместил перед собой. Находясь в такой странной позе, он развел руки в стороны и закрыв глаза уронил голову на грудь, что придало ему вид воина, готового принять смерть от рук палача. Феликс вспомнил, что уже видел нечто подобное у себя на родине. В большие города порой заходили шаманы лесных никсов, которые продавали целебные травы и коренья, и порой, в таких же позах, засыпали прямо на улицах. Люди говорили, что так они впадают в транс и бродят по царству снов, но Феликс тогда не верил в это, и считал все эти разговоры выдумкой. Но сейчас, глядя на спокойное, почти умиротворенное лицо сифа, Феликс понял, что тот делает нечто большее, чем просто смотрит вещие сны. Внезапно ему стало казаться, что он видит что-то очень важное, а поэтому Феликс приблизился почти вплотную к белому никсу, стараясь не упускать ничего из того, что сейчас происходит.
Глаза Кирфаэля все еще были закрыты, но Феликс увидел, как сквозь щели век стал пробиваться огонь. Сначала тихо, а потом все громче, маленький никс стал слышать рокот камней. Гора вновь затряслась, а мелкие каменные осколки, что были разбросаны повсюду в этом месте, стали двигаться вокруг древней гробницы, образуя замысловатые узоры из рун. Феликс, затаив дыхание, ожидал, что же произойдет дальше, но землетрясение внезапно прекратилось, и на секунду наступила полная тишина. А затем Кирфаэль открыл глаза.
И на этот раз в них не было ничего, кроме пламени. Огонь вырвался из глаз сифа, и быстро перекинулся на доспехи и белую накидку, поглотив все тело, словно оно было сделано из соломы. Но этим дело не закончилось, и будто ленивый кальмар, огонь пополз к гробнице, а затем перекинулся на обугленные останки его брата, что лежал внутри. Феликс видел, как в отблесках священного пламени, которое соединило тела двух братьев, проглядываются многочисленные образы и непонятные ему знаки. Это были письмена, которые он видел на скрижали, и которые теперь появлялись и тут же испарялись на огненном полотне.
Все это длилось недолго, а когда закончилось, Феликс увидел, как перед гробницей стоит на коленях обгорелый Кирфаэль, больше похожий на грубо высеченную каменную статую. От белоснежного красивого воина не осталось и следа, и теперь это был страшный, искалеченный и полуживой человек, на теле которого все еще мерцали огнем неясные знаки. Теперь он был почти неотличим от своего брата, который лежал в гробнице.
Но как только Феликс кинул взгляд на каменный гроб, то с удивлением обнаружил, что в ней лежит никто иной, как сам Дэй. Как и у того Дэя, которого знал Феликс, у лежащего не было правой руки и глаза. Придя в сознание, тот приподнялся и посмотрел на волнистый меч, который лежал рядом с ним. Несколько мгновений он глядел на него растерянным взглядом, не замечая ничего вокруг, словно прожженный пьяница, который внезапно протрезвел. Затем его единственный глаз расширился, будто ему пришло неожиданное понимание случившегося, и дрожа всем телом, он медленно повернулся и посмотрел на обожженное тело своего брата.
Феликс думал, что белый сиф был уже мертв, так как его вид был даже хуже, чем у Дэя, перед тем как тот исцелился. Кирфаэль и вправду напоминал безжизненную статую, которую грубо высекли из скалы. Всю его изувеченную кожу покрывала затвердевшая корка из грязи и пепла, а когда-то преисполненное силой тело стало сухим и тонким, словно обгоревшая щепка. Но внезапно веки Кирфаэля приподнялись, и Феликс увидел живые глаза, которые придавали ему еще более зловещий вид.
— Дорогой мой младший брат. — еле шевеля губами прохрипел белый сиф. — Вот и сделал я все что былом мной задумано. Теперь ты хранитель пламеня. Возьми мой меч и исполняй волю нашего отца. — веки Кирфаэля опустились, и он испустил последний вздох. Дэй же стоял, объятый великой скорбью. Обессиленно упав на колени перед братом, он обнял его мертвое тело и прижал его к себе.
— Что же я наделал, брат мой… — тихо пробормотал он обреченным голосом. — Прости меня, о милый мой Кирфаэль.
Свет померк, скрыв фигуры двух сифов. И снова Феликс оказался в грозовой туче, но теперь, за место рокота грома, он слышал множество голосов. Он сразу узнал в них изящное и переполненное злом наречие зоарийцев. Голоса пели в унисон, и вместе с ними Феликс улавливал шорох камней. Затем тучи немного расступились, и маленький никс увидел, как несколько закутанных в длинные черные одежды фигур стоят вокруг той самой гробницы, в которой были воскрешены Дэй и Эн. Крышка каменного гроба вновь была закрыта, и еле дрожала, как тогда, когда Феликс видел казнь Арка. Вокруг него были разбросаны трупы замученных людей, а перед гробницей стояла мрачная бледнокожая жрица, которая выливала на холодный камень гроба кровь жертв.
Феликсу не хотелось смотреть на этот преисполненный отвращения ритуал, но, по-видимому, страшное действо уже подходило к концу, а поэтому маленький никс заставил себя повернуть голову и взглянуть, что будет происходить дальше. С неприятным тяжелым скрежетом, крышка в конечном итоге отъехала в сторону, и все присутствующие обратили восторженные взгляды на то, что было внутри. На долю секунды Феликс увидел, как в темной воде, которая наполнила гроб до краев, показалось лицо, а потом вновь исчезло. Заметив его, зоарийцы растерянно переглянулись, а на восторженном лице молодой жрицы вдруг появилась недовольство. Нахмурив длинные белые брови, она яростно ударила кулаком по стене часовенки, которая стояла за ней, и та окончательно обвалилась, накрыв грудой серой земли и камней половину древнего гроба.
