Феликс испуганно глянул на Гелиоса, но тот уверенно кивнул и снова подтолкнул маленького никса вперед. Когда же Феликс вновь посмотрел на старого монаха, то тот уже поднял связанные руки над головой, сотворив позу, которую Феликс уже неоднократно видел в своих снах — соединил руки в «замок», будто намереваясь обрушить всю свою немощность на невидимого врага. Так он и стоял, пока остальные с опаской проходили мимо него.
— Тут кто-то есть, Зено? — послышался сзади настороженный голос Анастериана. — Это к нему обращался наш маленький провожатый?
— Это был всего лишь старый монах, мой господин. — ответила Зено. — Он не представляет опасности.
— Вы знаете, кто это? — спросил Феликс у Гелиоса, когда они прошли достаточное расстояние и темнота скрыла от них фигуру молящегося монаха. — В смысле, это ведь был обычный человек, так?
— Смотря что мы подразумеваем под словом «обычный». — задумчиво произнес Гелиос, глядя перед собой. — Вряд ли в этих местах есть хоть что-то, привычное нам. Что же до обитателей этой башни… Мне удалось узнать, что эти люди когда-то были служителями в храмах Ва-Келья. Но какому божеству они поклонялись, мне не ведомо. Возможно, это был сам златорогий Иакир или какие-то древние и забытые боги. После Исхода и Эпохи Греха они не покинули проклятые земли и остались единственными живыми людьми в этих местах. Мои мысли склоняются к тому, что они служили каким-то своим, старым богам. Эти девы, кстати, тоже были послушницами. — Гелиос приподнял рыбу с женской головой, которую держал в руках. — Их приносили в жертву древнему морскому божеству… и это все, что мне удалось узнать.
Феликс понял, что больше не хочет продолжать этот разговор. Страшные сны и так преследуют его, грозясь свести с ума, так что не следовало прибавлять к ним еще и новые. А пока он раздумывал над тем, стоит ли ему заводить разговор на какую-нибудь более мирную тему, или лучше промолчать, впереди появился еще один связанный монах. Он, как и другой его собрат, стоял на коленях, прислонившись щекой к стене, будто пытаясь подслушать чей-то тайный разговор.
Так они шли по каменным коридорам, вдоль черной реки, время от времени натыкаясь на очередного безликого монаха, замершего в той или иной позе. Несколько раз Феликсу вновь приходилось выбирать путь, и на этот раз он делал это сам, моля Силестию и собственную удачу, чтобы они показали ему верное направление. Сзади него тихо переговаривались остальные его спутники. В основном Феликс слышал размеренный голос Анастериана, который теперь принялся расспрашивать Дэя. И маленький никс вполне понимал любопытство бывшего претора, и практически ощутил его разочарование, когда Дэй сказал, что не может ответить на все его вопросы.
— Дело не в том, что я не хочу этого делать. — сказал сиф спокойным голосом. — Клянусь всем, что у меня есть, я не скрываю от вас ничего, что могло бы помочь нам в борьбе со злом. Но мои воспоминания давно померкли, и я не могу быть уверенным в том, что буду говорить правду, отвечая на все ваши вопросы. Так что пусть лучше мы будем осторожно ступать во тьме, с опаской прощупывая путь, чем слепо будем следовать за ложным светом, который приведет нас к бездонной пропасти.
Продвигаясь вглубь по каменным коридорам, Феликсу стало все больше казаться, что эти грубые скалистые стены никогда не закончатся. Несколько раз он слышал, помимо разговоров своих спутников, и другие еле различимые звуки, которые исходили от стен. Он уверял себя, что это просто шум подземных водопадов, которые вполне могли находиться в таких пещерах, но в то же время он слышал в этом далеком шуме голоса и лязг железа, будто это было эхо забытых сражений. Ни голода, ни жажды Феликс тоже не ощущал, но был уверен, что прошло уже множество часов с того момента, как они вступили в древнюю башню, и эти тревожные мысли еще больше сеяли страх в его сердце. Что будет если они опоздают? Что если так и останутся бродить в этой тьме, как это было в Каирнале? Выйдут из пещеры, а мир уже поглотило вселенское зло, и все их непомерные усилия и великие жертвы останутся тщетными. Феликс боялся даже подумать, что случится, если то, что похоронено под ужасным обелиском, который стоял в Пределе Скорби, вырвется из своего предвечного заточения. Вряд ли обычные люди смогут сохранить свой разум, если мир коснется все это небывалое зло. Даже Декстер с Эскером потеряли сознание, хотя и обладали поистине крепкой волей!
— Кто-нибудь мне скажет, один я это вижу или остальные тоже? — прервал раздумья Феликса, обеспокоенный голос Декстера. — Клянусь всеми святыми и демонами, я вижу свет!
— Теперь, когда вы это сказали, я тоже его увидел. — присоединился Анастериан.
Феликс почувствовал, как на его плечо легла огромная рука Синоха. Тот подошел и посмотрел на маленького никса своим обычным, каменным, ничего не выражающим взглядом.
— Соблюдайте великую осторожность в действиях, Феликс Лихт. Я чувствую близость к цели нашего пути.
Феликс кивнул и посмотрел перед собой. Там, впереди длинного коридора, и вправду мерцал яркий свет, будто выходящий из приоткрытой двери, которую невозможно было разглядеть из-за теней, окутавших проход. Еще раз глубоко вздохнув, Феликс обратился к Гелиосу.
— Вы до сих пор не ощущаете присутствия Рануила, господин Гелиос?
— Нет. — помотал тот головой. — И пусть меня проклянут все добрые боги, если я вру. Но поверь мне, мой дорогой друг, Рануила невозможно забыть. Я не ощущаю ничего из того, что видел и чувствовал в прошлый раз. — Гелиос вдруг напрягся, словно кошка, услышавшая громкий звук и приготовившаяся бежать. Оглянувшись назад, он резким движением вынул свой меч. За ним то же самое сделали и Эскер с Декстером. — Синох прав, будьте наготове. — с обеспокоенностью проговорил первый император.
— Эй, там, мертвяк. — раздался голос Хольфа. — Вот, держи-ка подарочек.
Феликс услышал легкое позвякивание у себя за спиной, а затем голос Анастериана.
— О, надо же, у вас есть лишний клинок! Очень признателен вам, э-э-э… Хольф, верно я помню? Вы ведь не возражаете если я возьму в руки меч, лорд Декстер?
— Даже если бы от этого зависела моя жизнь, и если бы небеса развезлись, и пресвятая мученица Зулу лично спустилась, ткнув в ваш лоб пальцем и сказав: «Вот он, мой избранный воитель»… даже тогда бы я не доверился вам, лорд-претор.
— Но сейчас ведь не время это обсуждать, так? — хитро проговорил Анастериан, увидев недовольную гримасу на лице Декстера.
— Но мы обязательно обсудим это после. — закончил тот. — А пока что ступайте впереди меня. Я человек старый, а поэтому, так уж и быть, уступлю дорогу молодым.
— Вы уже можете видеть, господин Анастериан? — волнительно спросила Зено.
— Да. Как и сказал наш подозрительный друг, я вижу впереди свет. — ответил Анастериан.
— Выходит, эти дьявольские создания нам больше ни к чему. — сказал Эскер, бросив озадаченный взгляд на шепчущую деву в своих руках.
— Возвращаться-то ты как будешь, умник? — тут же ответил ему Арель. — Ладно, хватит тут же задаром воду мутить. Слышишь, чего говорю, парень? Иди давай, а мы уж за тобой.
Прикрыв на секунду глаза и попросив еще раз помощи у Господа и его святой Дочери Силестии, Феликс взял в руки Эльзир и направился к светящемуся проему. Скрижаль в его сумке с каждым шагом все сильнее пульсировала в такт биения его собственного сердца. Когда он оказался в нескольких шагах от выходившего света, то и вправду увидел приоткрытую деревянную дверь, такую же ветхую, как и двустворчатые ворота башни, в которой они находились. От нее веяло холодом и чем-то свежим, знакомым Феликсу. Ему вдруг вспомнилось детство, и чистый морозный воздух, которым был пропитан весь северный край. Феликс видел яркий свет, который не могли создать обычные светильники — это был дневной свет.
Чувствуя, как все вокруг замерло, маленький никс взялся за ручку двери и уверенно потянул ее на себя. Свет, еще более яркий и ослепительный, выплеснулся на него, словно беспощадная лавина. От неожиданности Феликс зажмурился, но меч из рук не выпустил, выставив его перед собой, на случай если впереди окажется враг. Его лицо обдало дуновением морозного ветра, а легкие еще больше наполнились природной свежестью. Ощущая даже сквозь закрытые веки яркий дневной свет, Феликс все же решился немного приоткрыть глаза. Осторожно, он открыл сначала правый глаз, и привыкнув к свету, открыл и левый.