Перемены Эна в обратную сторону произошли как раз тогда, когда их отряд покинули трое человек. Джелу, хоть и пришел в себя, больше был не в состоянии продолжать путь, и Эскер велел еще двоим наемникам, которые совсем недавно присоединились к ним, сопроводить его до Ашура. Такое решение показалось Феликсу вполне обоснованным, так как он понимал, что измученный Джелу вряд ли смог бы в одиночку преодолеть тот путь, что они смогли уже пройти. А еще, из-за того, что их взяли в плен, экспедиция сбилась с намеченного маршрута, и им пришлось потратить несколько дней на то, чтобы вернуться к тому месту, где их схватили. Это тоже не вызвало ни у кого вопросов, так как еще в Меридиане, перед отплытием, Эскер рассказал им, что уходить с безопасных троп будет весьма опрометчиво и глупо.
Еще раз бестолково потерев крохотный шрам, Феликс потянулся к теплой миске с луковым супом, чтобы хоть как-то занять руки, одновременно покосившись на сидевшего рядом наемника. Ночь выдалась тихая, и не только потому, что ветер в этих местах был не такой сильный, но и из-за того, что компанию ему сейчас составлял немой Серафиль — еще одна неразрешимая загадка для Феликса. После того, как Изеул вернул все их вещи и коней, им пришлось еще задержаться на пару часов, так как Серафиль вздумал прочитать заупокойную молитву, пусть даже и без разрешения самого Изеула, который унес тело своего сына на корабль. И сейчас, по своему обыкновению, Серафиль снова склонился над истрепанным томом Книги Эрна, плотнее накинув на себя свой дорожный плащ.
Мысли о прошедших событиях, и гробовое молчание набожного наемника, навеяли на Феликса тоску, и он решил переключить свое внимание на что-то более веселое, но так ничего и не придумал. Он хотел было спеть какую-нибудь веселую песенку, и уже было собрался затянуть «Был в таверне как-то спор…», но тут же понял, что совсем забыл второй куплет. Песни никак не хотели приходить в его голову, и поэтому он посмотрел на ночное небо, чтобы полюбоваться звездами. Но даже эти яркие огоньки, разбросанные по всему небосводу, словно драгоценные семена пшеницы по мановению небесного сеятеля, навевали на него необъяснимую тоску. Это были не те звезды, к которым он привык, и сейчас они стали казаться ему глазами злых богов, неотрывно следящих за ним из темной пустоты.
— У тебя суп сейчас выльется. — раздался рядом с ним размеренный голос Дэя.
Пастух так тихо подошел, что Феликс от неожиданности чуть было не пролил остатки своей похлебки на землю.
— Святая Дева-Искупительница, Дэй, не нужно так пугать меня. — проговорил Феликс, подскочив на месте. — Боги не наделили меня звериным слухом, поэтому, пожалуйста, в следующий раз постарайся быть более приметным.
— Извини, извини. — улыбнулся Дэй, покосившись на свободную руку Феликса, которая потянулась к сумке со скрижалью, плотнее прижав ее к хозяину. Феликс тоже заметил это свое непреднамеренное движение, и сам не понял, почему так поступил. Видимо, это был рефлекс, который за последнее время выработался у него в этих землях. Поэтому, чтобы сгладить неловкий момент, он сделал вид, что ищет в маленьких карманах сумки вяленое мясо. Пока он это делал, к ним, уже более громко и заметно, подошла Анья.
— Прибереги свои мышиные запасы на потом, мальчик. — проговорила она, отодвигая когтистой рукой протянутый Феликсом лоскут сушеного мяса. — Из-за этой трусливой крысы мы потеряли больше недели пути, и поэтому еду сейчас нужно расходовать более осторожно. До Зерзуллы путь не близок, а в местных деревушках нам вряд ли продадут хоть что-то, что можно было бы положить в рот без риска отравиться. — взяв палку, она пододвинула несколько бревен в костре, чтобы они лучше горели. — Аппетиты местных арнистрийцев куда более дикие и коварные, чем у их цивилизованных морских собратьев.
— Но я уверен, госпожа Анья, что вы отлично сможете справиться со всеми недугами и ядами. — чуть оживленно ответил Феликс, радуясь, что у него появились хоть какие-то собеседники в эту тоскливую ночь.
На его слова Анья показала злорадную усмешку.
— Не думай, что я записалась к вам в няньки. Я не собираюсь тратить время и силы, чтобы вылечить каждого дурака, который думает, что может пренебречь мудрым советом
Феликс догадался, что это был камень в его огород, поэтому спрятал кусочек мяса обратно в сумку.
— Так значит это правда, что местные арнистрийцы сильно отличаются от тех, что живут в Арно-Очинг? — проговорил он, возвращаясь к супу, который уже успел остыть.
— Да. — кивнула Анья, поудобнее разместившись на сколоченной из бревен скамейке, и вытянув вперед чешуйчатые ноги, чтобы погреть их у костра. — Жизнь в пропитанных ядом землях сильно влияет на их культуру. Или правильней будет сказать, что отказ от этой жизни сильно повлиял на тех арнистрийцев, которые обосновались в морском королевстве. Их судьбу можно сравнить с узником, который долго сидел в тюрьме, а затем вышел на свободу в совершенно новом для себя мире. Их умение работать с алхимией поражает… Что такое, безрукий слуга? Тебе не нравятся мои слова? — глаза Аньи сверкнули недобрым огнем, когда она увидела лицо Дэя, который, впрочем, тоже укоризненно посмотрел на капитана пиратов.
— Я ни в праве никого осуждать, — спустя недолгую паузу печально изрек Дэй, — но это искусство, что ты называешь алхимий…
— Тебе оно не нравится. — растянув акулью улыбку и довольная собой, закончила за него Анья. Феликс был уверен, что услышал в словах Аньи гордость, смешанную со злым удовлетворением, какое обычно бывает у безбожника, который уличил в грехе священника. — Но мне нет дела до твоих пустых слов, как нет дела и до твоей ненужной жалости.
Феликс ненадолго растерялся, услышав эти слова. Он не хотел, чтобы эти двое ссорились, хотя полностью и не понимал, в чем конкретно заключается их разногласие. Он посмотрел на Серафиля, который продолжал читать святую книгу, делая вид, что ничего не происходит.
— Дело не в том, что мне не нравится это искусство. — Дэй отвернул от всех взгляд, словно обиженный ребенок. — Эта сила меняет заданный Порядок вещей, и она не должна принадлежать никому, кроме самого Господа.
— Ты разбираешься в алхимии? — удивился Феликс, убежденный, что открыл еще одну тайну загадочного пастуха.
Дэй снова обратил на него свой взгляд, но на этот раз в нем не было той детской обиды, которую Феликс видел мгновение назад. Теперь он вновь был наполнен добротой и снисходительностью.
— Нет, мой славный друг. Я уже давно отказался от этого бремени. — ответил он.
— Ха, отговорка слабого духом идиота. — вставила Анья, хотя сейчас в ее словах была еле уловимая толика жалости. — Наверное, и руку ты отрубил себе сам, чтобы не брать в нее меч. Или как ты это назвал? Бремя?
— В твоих словах есть истина, но она не полная. Я не по своей воле лишился руки, — Дэй дотронулся до правого плеча здоровой рукой, — но я нисколько не сожалею об этом. Я потерял право держать меч. — грустно закончил он.
Феликсу казалось, что он стоит на пороге той сокровенной тайны, которую с таким упорством скрывает Дэй, словно перед закрытой дверью, за которой слышны шепчущие голоса заговорщиков. Осталось только потянуть за ручку, и увидеть разгадку.
— Ты отлично справлялся и левой, ну, тогда, в поединке с тем большим пиктом. — сказал Феликс, отхлебнув из миски супа. — Ты был гвардейцем? Я, конечно, не хочу настаивать на ответе, но и делать вид, что ничего не произошло, я тоже не буду. Такое потрясающее владение мечом можно встретить лишь у опытных воинов.
Феликс и сам понимал, что если Дэй и был солдатом, что уже ясно как день, то точно не в рядах имперской гвардии, так как все гвардейцы, а уж тем более такие искусные в фехтовании, получают огромное жалование даже после ухода со службы, и никак не могут ходить в такой поношенной одежде и работать пастухами.
— Ты говоришь о защитниках Стелларии? — и не дожидаясь ответа, Дэй помотал головой. — Нет, я не из их числа. Меня… — тут он осекся, но не потому, что не хотел продолжать. У Феликса было стойкое чувство, что сделал он это лишь потому, что ему было больно об этом говорить, — …учили.
