Роман смеется.

— Как же ты заблуждаешься, дядя, — говорит он насмешливым тоном, заставляя меня сдвинуть брови.

Дядя? Это другой брат Джованни, с которым я еще не знакома? Как его звали? Черт… Может быть, Джозеф?

— Мой отец уже был в сговоре с ФБР. Как ты думаешь, кто выдал местонахождение твоего загородного поместья в прошлом году? Там ведь был обыск, верно? Ты потерял более четырех миллионов наличными, а потом прибежал к моему отцу за помощью, а он сидел и обещал тебе, что найдет того, кто это сделал, и накажет его. И кто теперь, блядь, посмешище?

Роман окидывает взглядом толпу, а Леви и Маркус смотрят на зал напряженными взглядами.

— Мои братья и я не дураки, — медленно произносит он. — Мы знаем, что преданность нелегко завоевать в этом мире. Верность нужно заслужить, а не ожидать, поэтому мы дадим вам возможность решить самим. Пойдете ли вы за нами и останетесь неотъемлемыми членами нашей семьи или опозорите свою фамилию, свою кровь, чтобы поддержать нашего отца?

Роман делает короткую паузу, прежде чем продолжить.

— Мы не ожидаем ответа сейчас. Мы понимаем, что варианты должны быть взвешены. Итак, мы дадим вам три дня, и через три дня самые старшие члены нашей семьи придут ко мне с ответом от своих семей.

С этими словами Роман уходит со сцены, оставляя всех в ошеломленном молчании.

Он начинает возвращаться к нам, когда его оттаскивает тот самый человек, который его допрашивал.

— Кто это? — Спрашиваю я, поднимая взгляд на Леви.

— Джозеф, — говорит он, подтверждая мои предыдущие мысли. — Он младший брат моего отца. Гребаный ублюдок, если хочешь знать мое мнение. Он держится особняком, но когда ему хочется пошуметь, он делает это с размахом.

Беспокойство сжимает мою грудь.

— С ним будут проблемы?

Губы Леви сжимаются в жесткую линию.

— Трудно сказать, — говорит он, когда я замечаю, что люди в толпе осторожно движутся к выходу, в ужасе от того, что на самом деле может означать правление знаменитых братьев ДеАнджелис. — Роман сделает предложение, которое склонит его на нашу сторону. Он умный человек. Он ничего не делает просто так.

Роман заканчивает приглушенный спор, который он ведет с Джозефом, и с кривой ухмылкой, скользящей по его теплым губам, возвращается к нам.

— Все в порядке? — Спрашивает Маркус, обводя взглядом комнату и замечая мужчин, пристально наблюдающих за нами, погруженных в раздумья, в то время как другие выглядят так, как будто пытаются понять, как разыграть карты, которые им раздали.

Роман пожимает плечами, когда официантка в черном топе с глубоким вырезом проходит мимо с серебряным подносом, уставленным напитками, каждый из которых выглядит так, что у меня сводит желудок. Он берет несколько, прежде чем раздать их братьям, и берет бокал шампанского для меня. Я беру его с едва заметным кивком и тут же отвожу взгляд. Воздух между нами был напряженным с тех пор, как мы трахнулись на внедорожнике, и, честно говоря, я почти готова к тому, что он вытащит палку из своей задницы и действительно признает, что это произошло, или, по крайней мере, даст мне пять за хорошо выполненную работу.

Он поворачивается к своим братьям и поднимает свой бокал между ними, и они в ответ поднимают свои напитки.

— Лучше еще не было, — объявляет он с болезненной, садистской гордостью. — Наконец-то мы получаем все, что нам причитается.

Леви ухмыляется в ответ Роману и чокается своим бокалом о бокал брата.

— Давно пора, черт возьми.

Низкий, рокочущий смех вибрирует в груди Маркуса, и он опрокидывает свой бокал, прежде чем перевести взгляд с одного брата на другого.

— Итак, теперь с этим покончено. Мне обязательно здесь быть?

Роман усмехается.

— Нет, но ты должен задаться вопросом, хорошая ли идея отделяться от нас сейчас. Каждый из мужчин в этой комнате хочет забрать то, что мы только что украли. Если ты сейчас повернешься к ним спиной, то обязательно получишь удар ножом.

Марк подмигивает и обнимает меня одной рукой.

— Я рискну.

Прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, он оттаскивает меня, и я спотыкаюсь на своих шестидюймовых каблуках и крепче прижимаюсь к нему. Он держит меня крепко, и когда я поднимаю на него взгляд, то вижу, что в его глазах растет глубокий голод.

О боже!

— Надеюсь, ты утаскиваешь меня не для того, чтобы заняться со мной своими порочными делишками, Маркус ДеАнджелис, — поддразниваю я, чертовски хорошо зная, что именно это он и намерен сделать. — Мы в разгаре вечеринки с кучей мужчин, которые ничего так не хотели бы, как застать тебя со спущенными штанами на лодыжках.

— Надеюсь, они так и сделают, — предупреждает он меня, темнота пульсирует в нем и заставляет мои бедра сжиматься. — Тогда они будут знать, что я не только могу добиться невозможного, но и трахать свою девушку как чертова рок-звезда. Кроме того, каким бы я был лидером, если бы не преподнес своим мужчинам в дар свою идеальную голую задницу?

Смех подступает к моему горлу, и я подавляю его, не желая заливаться отвратительным смехом, находясь в окружении такой группы, как эта, — группы, которая в любой момент может развязать войну и превратить официальный бальный зал в кровавую баню.

— Не знаю, насчет того, чтобы преподнести своим людям дар своей задницы, — говорю я ему, и его тьма и голод врезаются в мою грудь, но все равно захватывают меня. — Но я, черт возьми, знаю кое-что, во что ты мог бы вставить.

Злобная ухмылка растягивается на его лице, когда мы выскальзываем через черный вход бального зала. Он ведет меня по узкому коридору, следуя за пожилой парой, которая пытается поспешно скрыться — мысль о том, что сыновья Джованни возьмут верх, приводит их в ужас. Они спешат, а Маркус пристально наблюдает за ними, вероятно, размышляя, как бы напоследок поиздеваться над ними, прежде чем они исчезнут навсегда, но их разговор не дает мне покоя.

— Эти парни обманывают сами себя, — бормочет грубоватый старик своей жене, совершенно не представляя, кто преследует его по длинному коридору. — Джованни этого не потерпит. Он вернется, чтобы отомстить, и я не хочу быть здесь, когда это произойдет. Это будет резня.

— О, милый, — говорит его жена, кладя руку ему на плечо. — Что нам делать? Они потребуют нашей преданности, и если мы откажем им, они придут за нами. Мы никогда больше не будем в безопасности.

Старик усмехается.

— Ничего, — говорит он. — Мы позволяем природе идти своим чередом.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает она, когда они доходят до конца коридора.

Старик тянется к двери, ведущей через кухню для персонала.

— Джиа Моретти, — прямо заявляет он. — Она не будет стоять в стороне и не позволит им подняться. Она знает, насколько безжалостным будет их правление. Они уничтожат все, что встанет у них на пути, и если она умная женщина, то уберет их прежде, чем у них появится шанс подняться.

С этими словами пожилая пара исчезает за дверью, оставляя меня замедлить шаг рядом с Маркусом, в ужасе уставившись на него.

— То, что он сказал, — выдыхаю я, мои руки дрожат от страха. — Он прав? Джиа придет за вами?

Маркус останавливается у небольшого чулана и смотрит вслед паре несмотря на то, что они уже давно ушли.

— В этом мире никогда нельзя быть уверенным ни в чем, — напоминает он мне, зная, что я уже усвоила это на собственном горьком опыте. — Но он прав. Если она умная женщина, заботящаяся об интересах своей семьи, она выступит против нас прежде, чем у нас появится шанс подняться. Я не удивлюсь, если до нее уже дошли слухи и у нее есть план действий.

Мои глаза вылезают из орбит.

— Ты что, издеваешься? — Я таращу на него: мысль о том, что такая опасная женщина придет за моими парнями, просто ужасает.

Маркус кивает, от серьезности в его глазах у меня по телу пробегает холодок. Маркус редко бывает серьезным, поэтому, когда он серьезен, это означает что-то очень плохое.

— Не беспокойся о Джии Моретти, — говорит он мне. — Мы будем готовы встретить ее независимо от того, приедет она завтра или через год. У нас есть то, что ей нужно, и она не станет этим пренебрегать.