Маркус демонстрирует широкий спектр инструментов, и я с любопытством рассматриваю их, пытаясь представить результат работы каждого из них. Здесь есть дрель, пила, всевозможные молотки. Это как если бы мальчики зашли в хозяйственный магазин и просто сказали: "Мы возьмем все" — и вышли.

Мой взгляд скользит по всему ассортименту, пока я, наконец, не нахожу то, что ищу, и улыбаюсь этому ублюдку. Подойдя к нему, я обхватываю пальцами ручку и поднимаю ее. Она намного тяжелее, чем я думала, но я справлюсь. Не похоже, что мне он надолго понадобится.

— Трахни меня, — с обожанием выдыхает Маркус, глядя на бензопилу в моей руке. — Ты моя гребаная королева. Я тебе когда-нибудь это говорил?

Я улыбаюсь ему в ответ и поднимаю брови.

— А я-то думала, ты злишься на меня.

— К черту это, все, чего я хочу, это трахнуть тебя сейчас.

— Что ж, возможно, у тебя появится шанс, — говорю я ему, оглядываясь на Джеймса, а затем задумчиво опускаю взгляд на свою бензопилу. — У тебя случайно нет с собой защитной маски, а? — Спрашиваю я, размахивая рукой перед лицом, испытывая отвращение при мысли о том, что я не просто окажусь в зоне брызг, я приму на себя основной поток. — Может быть, плащ?

Маркус смеется.

— Прости, детка. С этим ты справишься сама, — говорит он мне, нежно кладя руку мне на поясницу и ведя меня к парням.

— Что ж, блядь, — говорит Леви, бросая взгляд на Романа, когда тот рассматривает бензопилу. — Мы недооценили тебя.

— Люди обычно так и делают, — говорю я ему, прежде чем сделать шаг вперед и положить бензопилу перед Джеймсом, поскольку вес этой дурацкой штуковины заставляет мою руку молить о сладком освобождении.

Джеймс в ужасе смотрит на бензопилу, его дыхание становится частым, он задыхается и качает головой, сильно дергая за цепи и заставляя звук эхом разноситься по огромной подземной игровой площадке.

— Нет, — выплевывает он, давая мне именно то, что я хочу. — Что, блядь, с тобой не так? У тебя что, совсем крыша поехала? Тебе это с рук не сойдет, ты, гребаная психованная сука.

Я поднимаю руку и показываю ему, чтобы он замолчал.

— Заткнись, — предупреждаю я его, жалея, что нет никакого способа связаться с Жасмин, чтобы показать ей этот драгоценный момент, хотя этого никогда не произойдет. Она давно сбежала, в безопасности со своей семьей и пытается забыть об ужасных вещах, которые совершил этот человек. — Ты мерзок, ты знаешь об этом? — Спрашиваю я. — Я с превеликим удовольствием избавлю этот мир от тебя.

— Пошла ты, — выплевывает он.

— Послушай, я не планировала ничего засовывать тебе в задницу. Этого не было в сегодняшнем расписании, — говорю я ему, подходя к нему и разрывая его рубашку посередине, позволяя ей распахнуться. — Но, если ты настаиваешь, я была бы более чем счастлива услужить.

Ужас отражается на его лице, и меня не удивляет его страх быть оттраханным в задницу. Такие парни обычно боятся этого. Идея повалить женщину на землю и неоднократно насиловать ее — это круто, но в ту секунду, когда в дело вступает его задница, он убегает, как гребаная сука. Меня это раздражает. Люди, которые не могут принять то, что им предлагают, — самый слабый тип людей. Ему просто повезло, что у меня нет абсолютно никакого намерения возиться с его задницей. Я не могла придумать ничего хуже. Кроме того, то, что я планирую его убить, не означает, что я должна снижать свои стандарты и убеждения.

Слыша за спиной веселые смешки Маркуса и Леви, я не могу сдержать широкой улыбки, расползающейся по моему лицу. Я, должно быть, выгляжу как спятившая сумасшедшая. Но, эй, почему бы и нет? Он причинил боль Жасмин самым жестоким и унижающим достоинство способом, и за это я позабочусь о том, чтобы его последние несколько мгновений на этой большой земле прошли в самом ужасающем страхе. Черт, кто знает, скольким другим женщинам он причинил боль.

Нагнувшись, я беру бензопилу и осматриваю ее. Не могу сказать, что я когда-нибудь пользовалась такой, и, честно говоря, я ее побаиваюсь. Не хочу потерять палец, но и не хочу показаться дилетантом перед этим парнем. Я хочу, чтобы он меня боялся. Я хочу, чтобы он начал молиться тому богу, в которого верит. Хочу увидеть, как он наложит в штаны, встретившись с моими глазами.

Леви прочищает горло.

— Тебе помочь?

Я качаю головой, решив разобраться сама.

— Я справлюсь, — заявляю я с предельной уверенностью.

Роман что-то бормочет себе под нос, и этот тихий звук посылает волну сомнения в мой разум, которая разрастается во мне, как раковая опухоль.

Этот засранец. Почему он всегда должен портить все хорошее?

Ощупывая бензопилу, я ищу какую-нибудь кнопку включения, но, дважды осмотрев ее, нахожу лишь странную маленькую пластиковую штучку, торчащую сбоку. Я должна за нее потянуть? Я бросаю взгляд на Маркуса, он едва заметно кивает, читая мои мысли, и я, ни секунды не колеблясь, обхватываю пальцами маленький пластиковый держатель и тяну его изо всех сил.

Из бензопилы торчит длинная веревка, и моя рука болит от движения, но ни черта не происходит.

— Что за черт? — Бормочу я, делая еще одну попытку, в то время как Роман наблюдает за мной с ухмылкой.

Моя рука начинает гореть, и Леви в конце концов делает шаг вперед.

— Подвинься, — говорит он мне, прежде чем взять бензопилу, обхватывая пальцами пластиковую ручку для запуска двигателя. Он дергает ее с искусной точностью, его мускулы бугрятся и демонстрируют наилучший вид, когда мотор немедленно отзывается. Но я не сомневаюсь, что эти пальцы заведут и мой мотор.

Леви вручает мне бензопилу, кратко объясняет, что нужно делать, и я провожу испытание, оттягивая рычаг и наблюдая, как вращается лезвие. Резкий, звонкий смех вырывается из меня, а мои глаза расширяются.

— Срань господня, — кричу я, оглядываясь на Маркуса. — Ты это видел?

— Конечно, детка, — говорит он, подбадривая меня.

Поворачиваясь обратно к Джеймсу, я смотрю на него с широкой улыбкой, позволяя ему увидеть извращенное, темное животное, которое живет глубоко внутри меня.

— Извини за это, — говорю я тошнотворно сладким тоном, наполненным самой обманчивой невинностью. — Я девственница по части бензопил, но, думаю, я разобралась со всеми нюансами. Я готова.

Он смотрит на меня, его челюсть крепко сжата, но я вижу всепоглощающий страх в его глазах. Я сомневаюсь, что он знает, что я планирую сделать, но там, где задействована бензопила, ничего хорошего быть не может.

Мотор грохочет эхом по всей игровой площадке парней и отскакивает от каждой стены, и когда я поднимаю ее немного выше, крепко сжимая тяжелую машину, мои руки трясутся от ее вибрации. Свирепость охватывает меня, когда я подхожу вплотную, чтобы встретиться с испуганным взглядом Джеймса.

— Это за каждую женщину, которой ты когда-либо причинил боль. За каждую женщину, чью невинность ты украл, чье достоинство втоптал в грязь. Это их месть, их гребаное время блистать.

И с этими словами я тяну рычаг назад, наблюдая, как острое зазубренное лезвие вращается с невероятной скоростью. Крики Джеймса разносятся по игровой площадке, навязчивый звук подобен музыке для моих ушей, и, не колеблясь ни секунды, я прижимаю зазубренное лезвие к его поясу и вонзаюсь прямо в его плоть.

Кровь хлещет, как из мощного шланга, обливая меня с головы до ног, но я продолжаю в том же духе, вспарывая его бедро и ломая позвоночник. Мотор трясется, и мои руки горят, но я не осмеливаюсь остановиться, моя решимость не знает границ.

Его нижняя половина болтается, и когда я отрезаю последние куски плоти, она падает, как мешок с дерьмом, в то время как его запястья удерживают верхнюю половину тела на цепях. Я даже не помню момент, когда он умер. Это было, когда я впервые коснулась его бензопилой или когда я перерубила ему позвоночник? Возможно, причиной стала быстрая потеря крови. Я понятия не имею.

С тяжелым грохотом я роняю бензопилу, мотор глохнет, и позади меня воцаряется абсолютная тишина. Они шокированы тем, что я только что сделала? В ужасе? Завелись? Не думаю, что меня это вообще волнует.