Собственно, и задумываться мне было некогда, обоз гнали кроаты вцепившиеся в меня, и погоня становилась все многочисленнее, а порох и свинец у меня расходовался всё быстрее. Через каждые десять-пятнадцать километров приходилось останавливаться и отстреливать наиболее назойливых преследователей, вот только измена уже была у меня в отряде. Я пребывал в уверенности, что никто не знает, что именно и на какую сумму мы везем. Только это было заблуждение.

Меня сдал с потрохами монах, который давно уже прибился ко мне и лечил раны моим людям. И как только я не стал сжигать женщин на которых поступил донос, моя судьба была решена. Захват французских денег только ускорил решение моей судьбы. Мне аккуратно вкинули информацию о возможности покупки титула и земель, и я пошел сам в ловушку. Весь состав обоза был в теме и приглядывал и за мной, и за грузом. И я сам пришел на свою бойню. Уснул я свободным и богатым человеком и проснулся уже в камере. Ирония судьбы камера была в подвале замка Орлик. Именно этот замок я и хотел приобрести для себя и теперь сидел в подвале в камере и ждал пока меня отволокут на допрос.

О своей судьбе я даже не задумывался. Все этапы мне были известны. Никто на следствии не мог оправдаться. Мало того, те кто вынес все пытки и не признал себя колдуном или ещё кем-то всё равно обвинялись в связи с Сатаной и сжигались. Непризнание вины и то, что пытки не помогли добиться признания и было доказательством вины / только связь с нечистой силой могла помочь перенести пытки/. И потому человека всё равно сжигали. Сам арест и следствие — уже были основанием для сожжения на костре. Вот такой выверт средневекового следствия.

До первого допроса я сидел в полной темноте и без еды. Вода была. Сквозь подвальный свод вытекала струйка воды и можно было утолить жажду. Одежду у меня забрали ещё тогда, когда я был без сознания.

Вариантов спасения не было. Совсем не было. Что меня ждало. Меня ждал первый допрос и затем пытки. Без вариантов. Бежать из комнаты для допросов было невозможно. На допрос приводили без одежды. Совсем без одежды. Ломали человека и его достоинство. Без портков и скажем так своим мужским достоинством наружу особо гордость не покажешь.

Этот прием активно использовали американские следователи из ЦРУ и Министерства спасения Родины. Так они ломали мусульманских фанатиков или тех, кого они таковыми назначили. Про тюрьмы в Ираке все слышали, но поверить в такие извращения никто не мог.

Ретроспектива.

В апреле 2004 года американский канал СВС показал скандальный сюжет о пытках заключённых тюрьмы Абу-Грейб, в которой содержали иракцев, обвиняющихся в совершении преступлений против сил западной коалиции. Печально известная как центр пыток Саддама Хуссейна тюрьма, сменив хозяина, не сменила свое предназначение. Фотографии, показанные в сюжете, опубликовал журнал New Yorker. Снимки вызвали настоящий шок. Военнослужащие Сабрина Харман, Чарльз Греннер и Линди Ингланд позировали на фоне избитых, связанных, раздетых заключенных в унизительных позах. Во время дальнейшего расследования вскрылось, что пленных насиловали, пытали током, травили собаками, подвешивали со связанными руками. Линди Ингланд показала, что делать подобные снимки ее заставляли старшие по званию, очевидно, для того чтобы использовать их потом как инструмент устрашения. Как минимум один заключенный, Манадель аль Джамади, умер после полученных побоев. Айвен «Чип» Фредерик, один из сотрудников тюрьмы, говорил позднее, что у него «возникли вопросы, когда он увидел некоторые вещи, например, то, что заключенных оставляли в камере без одежды или в женских трусах, приковывали их наручниками к двери камеры». «Я начал задавать вопросы, и ответ, который я получил, был таков: 'Военная разведка хочет, чтобы это делалось так», — сказал Фредерик.

В соответствии с 14-й статьей Женевской конвенции военнопленные имеют право на уважение их чести и достоинства, а статья 13-я гласит, что они должны быть защищены от актов насилия, запугивания, оскорблений. И Америка подписала эту конвенцию.

Можно было бы решить, что беспредел, творившийся в тюрьме Абу-Грейб, — это единичный случай, следствие садистских наклонностей отдельных надзирателей и попустительства их начальства. Однако в 2006 году Международная организация по защите прав человека Human Rights Watch опубликовала дополнительное расследование, из которого следовало, что пытки и издевательства практиковались и в других тюрьмах на территории Ирака. В лагере Кэмп-Нама заключенных раздевали, не давали спать, пытали холодом и избивали. На базе «Тигр» узников более суток держали без воды и пищи, помещали в экстремально жаркие условия, избивали на допросах. Как сказано в докладе, все это было устоявшейся системой обращения с заключенными, «стандартной рабочей процедурой» и поощрялось командованием.

Замок Орлик.

Понимая, что, если я и найду оружие мне будет негде спрятать его. На допрос я пойду без одежды. Совсем голым. Но всё равно я обшарил свою темницу в поисках любого предмета, который можно использовать в качестве оружия. Но поиски были безрезультатные. Ни гвоздя, ни стекла — нечего и камней тоже не было. Так прошло три дня. Затем меня вытащили в коридор и сорвали последнее что было на мне. И потащили меня наверх.

И вот комната для допросов. Небольшой зал метров сорок квадратных. С одной стороны, два стола. Для следователя побольше и стул поудобнее и стол для писаря, который будет записывать ответы. Напротив этих столов у противоположной стены и мое место и рядом очаг или камин и греется железная кочерга, для стимулирования моей откровенности.

Стою и слушаю, что мне рассказывают. Стандартный текст — покайтесь и расскажите о своей противоправной связи с нечистым. Интересно есть ли связь с нечистым не противоправная. Нервы. Понимаю, что моя жизнь практически закончена. Меня сожгут без вариантов и тут слышу, что я не смогу спокойно умереть. Меня будут пытать пока я не умру.

Один из свидетелей видел у меня ценные бумаги Голландской индейской компании и теперь эти бумаги резко взлетели в цене. Можно сказать переплюнули рост акций Илона Маска.

Надо, же. Мои следователи уже и вычислили сколько мне по тем бумагам причитается. Двенадцать миллионов флоринов. И бумаги всё растут в цене. Удалось вернуться всем кораблям из Индии и товар довезли и теперь скоро аукцион. На торгах будут продавать. И двенадцать миллионов — это так если сбрасывать акции без торгов.

И следователь кидает мне наживку. Отдам свои бумаги и паи, и Император меня помилует.

Следователь, наверное, совсем идиот. Но скорее меня считает идиотом. Но это мнение о моих умственных способностях заслуженно мной полностью. Так купиться и самому притащить четверть миллиона и попасть в камеру. Ну и кто я после такого, конечно, идиот. Ладно пусть радуются.

Бумаги они не нашли. Да и не могли найти. Я эти бумаги прикопал ещё по дороге в замок. Ещё до появления идеи за деньги купить себе еще титул и земли. Ладно пока хватит об этом думать. Надо найти способ и сбежать. Сбежать я смогу только до начала пытки. Затем руки вывернут на дыбе и никуда с вывернутыми руками не убегу. Значит побег возможен только до начала пытки.

Схема допроса следующая.

Сначала устанавливают личность. Затем предлагают раскаяться и самому рассказать о своих преступлениях. Затем проверяют тело на наличии следов связи с нечистым. Ищут родинки и прочее. Найдя родинки или пятна, тыкают в эти родинки иголками. Не теми одноразовыми иглами, что знакомы нам. Здесь иголки не такие. Фокус в том, что проверка проходит с завязанными глазами. Типа что бы испытуемый не знал когда колют и не сорвал испытание. Индикатор в этой пытке боль. Связанный с нечистым — не испытывает боли. Родинки протыкают честно и глубоко. Ещё то удовольствие.

Основными методами допроса были: презумпция виновности; достаточность любого слуха для начала дела; сокрытие от арестованной имен свидетелей; принятие во внимание только показаний, неблагоприятных для обвиняемых, включая даже показания детей, а также заведомых преступников; запрещение, как правило, иметь адвоката; дозволенность любых уловок при допросе и, конечно, пытка, продолжавшаяся до тех пор, пока не делались признания и не назывались имена «сообщников». При таком подходе высказываемые подсудимыми сомнения в компетенции судей вели к пыткам даже в тех случаях, когда сами судьи сомневались в виновности подсудимых. На решение судов по ведовским делам не могли приноситься жалобы в вышестоящие инстанции. Уже арест сопровождался конфискацией имущества. Эти принципы ведения дел в инквизиционных трибуналах в основном были восприняты и светскими судами (лишь во второй половине XVIII в., да и то очень робко, кое-где наблюдалось стремление отказаться от некоторых из этих правил).