– Нет. Стой. Здесь срочно нужно убраться, иначе от замка ничего не останется. И братья тебе не скажут спасибо, – попытался он пошутить.
– Здесь встроен артефакт, – вспомнила я, отпуская его ладонь, краем сознания отмечая, насколько она большая, тёплая, с мозолями, но как же приятно было её касание. Пришлось даже головой тряхнуть, чтобы выбросить из головы глупости.
Быстро активировала работу артефакта, встроенного в дверное обрамление. Хорошо, что окон здесь не предполагалось. Все поверхности помещения замерцали лёгким зеленоватым цветом.
– Уходим, – протянула я ему руку, поскольку Татинкор всё ещё стоял внутри лаборатории. – Нельзя находиться в помещении, пока артефакт работает.
– Почему? – нахмурился он.
– Уходим, – повторила я, тряхнув рукой. Зачем? Не знаю. – Потом объясню.
Татинкор вздохнул и буквально в три шага оказался рядом со мной. А тем временем мерцание добралось до столов. Мою руку он принял специфически. Схватил и сам меня вывел в коридор.
– Я слушаю, – сложил он руки на груди, но тут же поморщился.
– Может быть, мы сначала окажем вам помощь? Вам надо к лекарю.
Только он стоял, не сдвинувшись с места ни на шаг. Что мне оставалось?
– Этот артефакт специальный. Он разработан и усилен именно для таких помещений и случаев. Ну, может быть, не совсем таких ситуаций. В конце концов, мы не знаем, что получилось из безобидного зелья.
– Знаем. Дико едкая и опасная субстанция. – Под его неодобрительным взглядом мне хотелось сквозь землю провалиться.
– Да. И поэтому нам срочно нужно вас показать лекарю. Возможно, он сможет сказать, что именно это за зелье получилось. Ведь мы не взяли образцов. Опять, – вздохнула я.
Меня попытались прожечь взглядом, но от лекаря не отказались. Шли мы молча, в давящей тишине. Причём он шёл позади меня, категорически отказываясь показать мне рану.
– Не надо юным принцессам видеть рваную плоть, – был мне ответ.
А реакция лекаря меня чуть с ног не сбила.
– Богиня, как вы ещё на ногах-то стоите? Немедленно в палату, – махал руками мужчина чуть старше самого Татинкора. – Принцесса, вы можете уйти.
– Нет. Это из-за меня. И я должна помочь, – почти топнула я ножкой. Почти отучилась от этой странной привычки, а поди ж ты, иногда так и хочется.
– Как хотите, – пожал плечами лекарь, схватил за руку Татинкора и повёл в палату. И вот сейчас, когда он проходил мимо меня, я увидела, что натворила.
Мне казалось, что лабораторию не восстановить, что там ужас. Нет. Ужас был на спине Татинкора. Овальная рана вдоль позвоночника, в половину спины, с обугленными черными краями, с пузырящимися остатками кожи и кровавыми участками живой плоти. И всё это в обрамлении тлеющей ткани рубашки и кафтана. И добавьте к этому запах палёной кожи и волос…
Меня замутило. И даже возникло малодушное желание сбежать, точнее, последовать совету самого Татинкора и лекаря. Но мама приучила, что последствия своих необдуманных или случайных действий и решений обязательно нужно принимать и исправлять, а в идеале – не совершать подобного впредь. Именно поэтому я прикрыла веки, сделала несколько глубоких вдохов и шагнула вперед.
За время моих переживаний мужчины скрылись в палате. Мне пришлось заходить без стука и незваной.
– Как же так? – донеслась до меня фраза лекаря. – Принцесса!
Татинкор сидел, сгорбившись, боком на углу кровати. Смотрел он при этом в пол. А вот со спины орудовал лекарь. Что именно тот делал, мне было не видно.
– Это из-за меня. Я вот такая неуклюжая, – развела я руки в стороны. – Чем я могу помочь?
– Не стоит. Идите отдыхайте, Лефания. Я верю, что сегодня вы не будете трогать зелья, – не дал ответить лекарю Татинкор.
– Я уже видела вашу рану. Да, она ужасная, но это не повод отсылать меня.
На глаза почему-то навернулись слёзы. И я не могла сказать отчего. Не то его было жалко, не то за себя обидно. Опять меня принимают за нежный цветочек, ни на что путное не способный.
– Я не…
– В моём кабинете в среднем шкафу, вторая полка сверху, небольшая банка с мазью. Написано «сильное заживление». Шкаф справа от него, третья полка снизу, большая пузатая колба с зельем. Быстро принесите мне их.
Меня как ветром сдуло. Ну хоть один адекватный. С такими точными указаниями найти искомое не составило труда, поэтому в палате я оказалась уже минуту спустя. Да, я почти бежала.
– …шанс, – только одно слово успело долететь до моих ушей. О чём говорил лекарь? Это может не зажить? Оставить шрамы? Какой шанс?
Видимо, я задала вопросы вслух, потому что мне ответили. Только краем сознания отметила, что Татинкор теперь обнажён по пояс.
– Не могу вам точно ответить, принцесса. Но вероятность остаточных последствий существует, – вздохнул лекарь.
– Не загадывайте наперёд. И не пугайте леди, – пробубнил Татинкор.
– Давайте колбу сюда, – закатил глаза лекарь и протянул ко мне руку со свёрнутыми бинтами.
Больше никто не говорил, если не считать за разговор короткие приказы лекаря что-то подать, налить, открыть и прочее. На Татинкора я сталась не смотреть, но разве это возможно? Глаза будто сами следили за дёрнувшейся щекой, поджатой губой, прикрытыми веками, отмечая, что мужчина всячески пытается показать, что экзекуция терпима.
– Какое едкое зелье, однако, – воскликнул лекарь вдруг.
– Что? – испугалась я.
Поскольку рану мне не было видно, я считала, что всё идёт нормально. Теперь же сердце болезненно ударилось о рёбра. Почему так вышло?
– Простите, Татинкор, но, чтобы вывести это… нужно постоянно обрабатывать рану. Зелье буквально разъедает плоть. Кровоостанавливающее помогает слабо. Заживляющее, боюсь, только тратит резервы вашего организма. Я даже не знаю, что делать. Мне нужно посоветоваться с главным целителем Низаком.
На последних словах он поднялся, собираясь выйти из палаты.
– Стойте, а что делать сейчас? – схватила я его за руку. Но его глаза не дали мне ответа. Лекарь был растерян.
– Можете пока просто убирать гнилосы. Только это малоприятно, принцесса, – с этими словами он вырвал руку и всё-таки вышел. Я повернулась к Татинкору, который смотрел на меня.
– Не стоит. Он сейчас всё узнает и вернётся. Низак обязательно посоветует лечение. Не беспокойтесь.
– Хорошо, если так. Но я не собираюсь сидеть сложа руки. И не надо мне тут…
Я решительно обошла его, отмечая, как он выпрямился. Ну, попытался выпрямиться.
– Не двигайтесь. Не надо строить из себя героя. Я прекрасно понимаю, что вам больно. Даже очень больно.
– Я не…
– Жуть, – выдохнула я, увидев наконец дело рук своих, перебив пострадавшего. А всё дело в том, что за час манипуляций лекаря не изменилось ровным счётом ничего. Да, чёрных краёв раны стало меньше, они не выглядели лучше, зато прибавилось пузырей, и сама плоть кровоточила. Вот теперь я знала, почему из глаз хлынули слёзы. Какая же это боль должна быть…
– Не плачьте. Я уверен, что всё будет нормально. И не виню вас, – успокаивал он меня, но делал только хуже.
– Я так перед тобой виновата. Так виновата, – шмыгала я носом. – Я обязательно тебя вылечу. Обязательно.
Мысли в голове метались испуганными зайцами, руки дрожали, а сердце колотилось о рёбра, причиняя почти физическую боль. Мне показалось, что даже колоть где-то в груди стало. Зато мысль зацепилась.
– Чемоданчик. Мамин чемоданчик, – вскочила я, бегом метнувшись к дверям. Даже не слышала, что он мне прокричал вслед. И возможно, это было неправильно – вот так вот оставлять его раненого одного, но других идей не было в моей неразумной голове.
Я неслась по коридорам замка, скользя по полу, спотыкаясь и цепляясь за стены, но не останавливаясь. Мне казалось, что, если я остановлюсь, обязательно опоздаю и случится что-то непоправимое. Это иррациональное чувство, которое мама называет женской интуицией, не позволяло мне не то что остановиться, даже сбавить темп.
В своих комнатах я просто схватила весь чемодан и рванула назад. Ну как рванула? Попыталась, но тяжесть и разум взяли верх. Тащить такой грузя буду долго. Надо просто найти нужное. Сундук был тут же открыт и выпотрошен. Точнее, я очень быстро вытаскивала колбы, читала название и ставила назад. Так пришлось поставить назад около десятка колб, пока глаз не зацепился за слово «ожог». И хотя рука уже опускала ёмкость назад в чемоданчик, пальцы не успели разжаться. Я вернулась к чтению инструкции.
