Мне всегда интересно, какая версия Хейдена мне больше всего нравится. Может быть, хоккеист в своей синей майке, уверенность, исходящая от него, как солнечный свет. В раздевалке Хейден тоже победитель, и не только потому, что он обычно без рубашки (что является большим бонусом), но и из-за его интенсивности, того, как он может собрать команду вместе или подбодрить нас, когда мы на самом низком уровне. А еще есть Хейден вне игры, когда мы играем в видеоигры и ходим в кино, и он носит свои джинсы, забавные шапки и дурацкие клетчатые рубашки.

Я наслаждаюсь им. Я думаю, что пижама Хейдена может быть моей любимой.

— Привет, — говорю я, улыбаясь, — как дела?

— На улице стало теплее. Хочешь подышать свежим воздухом?

Я следую за ним из кухни в фойе, где мы надеваем куртки и ботинки и выходим на снег. Прохладный воздух приятно ощущается на моем раскрасневшемся лице. Это так ясно: звезды тянутся по небу, насколько из них чаруют взор. Теперь я полностью понимаю, что Клемент С. Мур пытался сказать о луне на груди свежевыпавшего снега. Здесь так много света.

— Ты прав, — говорю я.

— В Виннипеге звезды лучше.

— Я же говорил.

Я оглядываюсь назад на дом. Его семья толпится на диване сквозь оранжевое свечение окна.

— Они действительно влюблены, не так ли? — говорю я тихим голосом.

— Хм? — Хейден поднимает одну из своих густых бровей.

— Кевин и Элеонора. Я просто наблюдаю за ними в этой поездке… Он очень очевиден в этом, но она тонка. Ты мог заметить.

— Что ты имеешь в виду?

— Только мелочи.

Я вспоминаю, как Элеонора рассеянно гладила Кевина по пояснице, как ему даже не пришлось спрашивать, как ей нужна индейка, как мимолетные взгляды и понимающие взгляды обменивались через обеденный стол.

— Ты прав, — говорит Хейден.

— Мы знали с того дня, как мой брат впервые привел ее домой, что Элеонора была для него единственной. Они оба были в седьмом классе.

Интересно, каково это… любить кого-то так мгновенно и полностью.

— Я видел только одну пару, которая была так влюблена, — продолжает Хейден.

— Мои родители.

Мое сердце сжимается, в горле ком, я поворачиваюсь к нему всем телом. Я проклинаю свой глупый мозг за то, что никогда не могла сказать нужных слов, за то, что молчу, когда он больше всего во мне нуждается.

— Звучит неправильно, — бормочет Хейден, — но я даже рад, что они умерли вместе. Они не смогли бы выжить в этом мире без друг друга.

Его дыхание дрожит.

— Это глупо, что на Земле миллиарды людей, и один человек может создать или разрушить мир, — наконец говорю я.

— Может быть, это глупо, но я вроде бы как верю, что есть только одна настоящая любовь для всех. — Я смотрю на свои ботинки, хрустящие в снегу.

— Ты что, какой-то несгибаемый романтик?

— Нет, — быстро говорю я.

— Я просто думаю, что мы могли бы быть счастливы с кем-то другим, но это не будет похоже на… ну, знаешь…

— Эл, возможно, ты прав, — говорит Хейден.

— Как-то все должно сойтись.

В груди становится тяжело, и я смотрю вверх, в небо. Каким-то образом среди этого безумия звезд мы должны быть прямо здесь, прямо сейчас… вместе.

Я знаю, что когда я погружаюсь в размышления, я забываю сделать голос тише, иначе я скрещу лодыжки или попытаюсь накрутить волосы. И все же именно в эти моменты, когда я наедине с Хейденом, я больше всего чувствую себя собой. Самая истинная форма Элис, которой я только могла быть.

При этом он даже не знает моего настоящего имени.

— Знаешь что? — шепчу я.

— Я чувствую, что весь этот хаос вытолкнул меня именно туда, где я должен быть. — Я поворачиваюсь, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Я знаю, что и для тебя тоже.

Он делает глубокий вдох, но не отводит взгляда.

— Может быть, просто так.

Элис

Пропылесосенные ковры: есть.

Помытая посуда: есть.

Белье аккуратно сложено: есть.

Свежие простыни для постели мамы и Ксандера: проверить.

Пол блестит так ярко, что я вижу в нем свое потное лицо: есть.

Я откидываюсь на стул, более измученная, чем после сверхурочной работы. Не думаю, что я когда-либо столько убирала в своей жизни. Я даже следила за специальными инструкциями на всех модных рубашках Ксандера, когда стирал их! Я всегда считала, что если что-то не выдерживает сушилки, оно не заслуживает того, чтобы быть в моем шкафу. Может быть, поэтому у Ксандера всегда была более красивая одежда, чем у меня.

Я оглядываюсь на всю свою тяжелую работу. Теперь в доме устрашающе тихо, и я не топлю вокруг. Часы на бьют 6 часов вечера. Я закончила как раз вовремя — мама и Ксандер вернутся из аэропорта с минуты на минуту.

Мне нужно время, чтобы перевести дух, прежде чем снова начнется настоящая жизнь. Было так странно возвращаться из Виннипега в пустой дом. Мое сердце чувствует тяжесть с каждым ударом. Я скучаю по Хейдену.

И я тоже скучаю по маме и Ксандеру.

Я смотрю на все фотографии, висящие на стенах и обрамленные вдоль камина: мама с каждым ребенком на руках, она везет нас на санках, когда мы были совсем малышами, мы с Ксандером направляемся на каток в детстве. Есть даже фотография, на которой мы сидим на пляже в Мексике с прошлогодних рождественских каникул.

Мое горло и грудь сжимаются. Я не могла поехать в этом году… Я не могла пропустить тренировку или игру. Я не была эгоистом! Это было ради Ксандера!

Я ссутулилась на стуле. Несмотря на то, сколько раз я говорю себе это, я знаю, что это всего лишь оправдание правды. Мне лучше быть Элом, чем Элис, и сколько бы я ни мыла посуды, это ничего не изменит. Я бросила маму и брата на Рождество.

Дверь распахивается, и мама швыряет в дверь свой поддельный чемодан «Louis Vuitton». Я вскакиваю и выхватываю у нее другие сумки.

— Добро пожаловать домой, — говорю я.

— Здравствуй дорогая! О, спасибо. сумка тяжелая.

Лицо мамы великолепно загорело — остальная часть ее покрыта огромным шарфом и курткой, чтобы защитить ее от злобного чикагского ветра.

Ксандер следует за ней: его лицо красное и обожженное, с шелушащейся кожей по бокам носа. Мой первый порыв — истерически расхохотаться, но по какой-то причине я не могу заставить себя подразнить его. Он выглядит таким угрюмым, таким усталым.

Застенчиво, я отхожу в сторону, пока мама и Ксандер бросают свои сумки в коридоре.

— Элис, что здесь произошло? — говорит мама.

— Ты наняла армию?

— Нет! Я просто решила немного прибраться, вот и все.

— Он сверкает!

— Ты хорошо провела время? — Я спрашиваю.

Мама начинает долгий процесс снятия зимней одежды.

— О, да, это было прекрасно. Они построили несколько новых домиков на пляже, за которые просто можно умереть. Но мы должны были добраться туда прямо на рассвете, чтобы получить его себе. Да ведь однажды мне пришлось драться с этой техасской дамой, которая думала, что сможет просто силой пробить себе дорогу…

Я смотрю на Ксандера и улыбаюсь. Я могу только представить, как неловко это, должно быть, было для него… но он не улыбается мне и не закатывает глаза за спиной. Он просто смотрит на свои туфли. Хотя он не в своем составе, он все еще предпочитает свою слабую сторону.

— …и она больше никогда этого не делала! — говорит мама, заканчивая историю, на которую я больше всего отвлекалась.

Я оглядываюсь на нее и изображаю улыбку.

— Рада, что вы, отлично провели время.

— Ну, мы скучали по тебе, Элис, — говорит она. Мама не смотрит мне в глаза, и у меня болезненно сжимается грудь.

— Я тоже скучала по вам, — тихо говорю я.

— Как Виннипег? — спрашивает она, подходя к дивану.

Я сглатываю. Я надеялась, что она не спросит. Я сказала ей, что проведу несколько дней со своим товарищем по команде Хейденом в Виннипеге. Я не виновата, что она просто приняла Хейдена за девушку. Конечно, ей были нужны все мои данные (время полета и адрес, по которому я остановила), но на самом деле она не спрашивала так много. Я думаю, она все еще злилась, что я не поеду в Мексику.