— Ты решил, придешь ли?

Кевин вздыхает.

— Почему ты вообще беспокоишься?

Она спрашивала меня каждый день в течение последнего месяца, и теперь даже Кевину это надоело. По крайней мере, мы на одной волне.

— Потому что однажды, — говорит она, — он скажет «да».

Я скрываю свое удовлетворение, съедая ложку картошки. Элеонора не знает, как она ошибается.

— Куда? — Эл толкает меня по плечу и смотрит на меня. Думаю, он впервые за весь вечер отвел взгляд от Кевина или его еды.

— Возвращаемся в Виннипег на Рождество, — говорит Кевин.

— Он не приехал в прошлом году.

— Зачем мне ехать в старый заснеженный Виннипег, — говорю я, — когда я могу остаться в старом заснеженном Чикаго?

Сомневаюсь, что Эл хочет слушать плачевную историю братьев Тремблей.

— Я буду здесь, чтобы составить тебе компанию, — говорит Эл.

— Я уж думал, ты поедешь домой, — говорю я.

— Детройт недалеко.

— Семья едет в Мексику, — говорит он.

— Маме это не понравилось, но я настоял. Если бы я ушел, я бы пропустил игру, так что я просто останусь один.

— Я уверена, что команда не будет возражать, если вы пропустите пару игр, — говорит Элеонора.

Глаза Эла расширяются, и он отшатывается, как будто она только что предложила ему перестать дышать.

— Вы шутите? Это решающий момент плей-офф! Какого черта я должен тратить семь дней на поедание дерьма и лежание на пляже, когда я могу зарабатывать очки для «Соколов»?

Я улыбаюсь. Я никогда не думал, что встречу кого-то, кто любит хоккей так же сильно, как я.

— Пицца и пиво на Рождество?

— Идеально. — Эл улыбается.

Элис

— Куда ты едешь? — говорю я, когда Хейден съезжает с главной дороги.

— Небольшой обход. — Он слегка ухмыляется.

Я не отвечаю, просто смотрю в окно. Мы свернули на гравийную дорогу, и джип подпрыгивает подо мной. Темные деревья смотрят, как мы проходим мимо, словно часовые, и ночь, кажется, прокрадывается сквозь окна.

— Ты везешь меня сюда, чтобы убить меня, не так ли?

Хейден приподнимает густую бровь.

— Не будь такой девочкой.

Я неловко кашляю.

— Шучу, — говорю я, мой голос автоматически становится глубже на октаву, и я шире расставляю ноги.

— Но эй, тогда у тебя не было бы конкуренции за игрока номер один в команде.

Он фыркает.

— Не особо беспокоюсь об этом, Эл.

Джип поворачивает за угол и медленно останавливается.

— Ты знаешь, почему сегодня так холодно?

Потому что в Чикаго зима? Но он, похоже, что-то понял, так что я держу свой комментарий при себе.

— Сегодня вечером нет облаков, чтобы сохранить тепло. Так что ясно. — Хейден улыбается, и эта улыбка пронзает меня насквозь, как стрела.

— Что делает эту ночь идеальной для наблюдения за звездами.

Все мое тело замирает, и меня засасывает эта улыбка. В машине темно, но я могу представить, как его каштановые кудри падают ему на глаза, как он слегка приподнимает брови.

Никому не должно быть позволено иметь такую улыбку.

— Пошли, — говорит он и выпрыгивает из джипа.

Мы могли бы приземлиться на Марсе, и я бы последовала за ним. Я уже привыкла задыхаться.

Мы посреди проклятого леса, и я едва вижу перед собой на фут. Я действительно жалею, что пошутила обо всей этой истории с убийством, потому что теперь это кажется вполне возможным.

— Иди сюда, тупица, — говорит Хейден, и я следую за его голосом до передней части джипа. Он лежит на капюшоне, руки за головой. Я бесчисленное количество раз видела, как он так лежит на одной из скамеек в раздевалке, но обычно он без рубашки. Тем не менее, здесь он выглядит так же хорошо в своей парке с меховой подкладкой.

Я прыгаю на капот рядом с ним.

— Вау.

Я никогда не видела столько звезд. Разбросанные по небу, как колотый лед, мои глаза теряются в их лабиринте. У меня перехватывает дыхание, и я хочу сказать ему, что это самое прекрасное, что я когда-либо видела. Но это звучит сентиментально… отстойно… по-девчачьи.

— Это круто, чувак, — умудряюсь сказать я, но это звучит натянуто и неловко. Он не отвечает. Я скриплю зубами, зная, что не должна ничего добавлять, но слова вырываются у меня из горла:

— Зачем ты тратишь на меня этот взгляд? Похоже на идеальное место для свиданий.

— Я никогда не водил сюда девушку, — говорит он, а затем быстро произносит:

— Я имею в виду, я не знаю. Это как бы мое место. Хорошее место для размышлений. Я думал… я думал, ты поймешь или что-то в этом роде… — он замолкает.

Я понимаю. Я хочу сказать ему, что это прекрасно, и когда я смотрю в небо, я словно теряюсь во всех миллионах возможностей мира. Но когда я смотрю на него, я больше не теряюсь.

— Раньше я ходил на крышу нашей местной арены, — говорю я. — Когда мой бра… э-э, сестра, была на тренировке. Я бы подождал ее там и просто подумал.

— О чем? — Он поворачивается, и я вижу, как дыхание покидает его губы.

— Все, — говорю я.

— И абсолютно ничего.

— Я знаю, что ты имеешь ввиду. — Он закрывает глаза.

— Знаешь, что мне напоминает этот вид? Мой папа каждую зиму строил каток на заднем дворе. Он часами стоял там на морозе со шлангом. Но я думаю, что мы с Кевином проводили больше времени там, чем внутри. Мы оставались на льду до захода солнца, а потом умоляли маму включить свет на крыльце, хотя это не помогало. Папа выходил за нами, но мы заставляли его играть… — Он делает паузу, не сводя глаз со звезд. Когда он снова начинает говорить, его голос становится низким и грубым.

— А потом выходила мама и давала всем горячий шоколад в термосе. У каждого из нас был свой цвет. Мой был красным. У Кевина была синяя, у папы — зеленая, а у мамы — желтая. Мы лежали на снегу рядом с катком и смотрели на звезды. Нас только четверо.

Мне приходится отводить взгляд от Хейдена и держать рот на замке, потому что, если я открою его, я не знаю, что вылетит. Потому что я знаю, чем закончится эта история. Даже несмотря на то, что Хейден никогда не рассказывал мне об этом, Кевин достаточно известен, чтобы история его жизни была разбросана по всему Интернету.

Я сглатываю, но у меня пересохло в горле. Все хоккейные журналы и блоггеры любят рассказывать историю неудачника Кевина Тремблея, которого призвали в команду НХЛ сразу после того, как его родители погибли в ужасной автокатастрофе. Но вот настоящие осколки, выложенные для меня.

Некоторое время мы сидим в тишине, пока Хейден не смеется.

— Звёзды здесь — дерьмо по сравнению с Виннипегом.

Я прочищаю горло и смеюсь вместе с ним.

— Всему виной огни хоккейной арены.

Он выдыхает, а затем говорит:

— Эй, Эл…

— Что?

Он опирается на одну руку и смотрит на меня.

— Если я вернусь домой, ты придешь?

Я втягиваю воздух. Хейден хочет, чтобы я вернулась с ним домой? Туда, где он не был больше года?

Но не я. Он хочет Эла.

— Мы не пропустим ни одной игры! Я обещаю.

Я тоже немного приподнимаюсь и слегка улыбаюсь ему.

— Конечно, это было бы круто. Я никогда не был в Виннипеге.

Хейден снова ложится на джип.

— Вот увидишь, звезды там намного лучше.

Элис

— Святое дерьмо! — Мои ругательства уносятся ветром, когда мы выходим на улицу.

— На какую замерзшую планету ты меня забрал? — Я пытаюсь кричать на Хейдена, но он только закатывает глаза.

— Ты шутишь? — Говорит он.

— Это погода для футболок!

Я натягиваю сильнее шапку на уши и пытаюсь зарыться лицом в куртку. Я думала, что буду готова к зиме в Виннипеге после того, как выросла недалеко от Детройта и жила в Чикаго, но сейчас не зима. Это ледяной ад!

Ветер развевает шарф Элеоноры вокруг головы, и мы быстро спешим к арендованной машине.

— Не волнуйся, Эл! — говорит она музыкальным голосом.

— Твое тело скоро онемеет, и тогда ты ничего не заметишь!

Несмотря на погоду, на моем лице появляется улыбка. У меня есть четыре дня в Виннипеге с Хейденом на каникулах. Это определенно лучше, чем проводить его в одиночестве в Чикаго, пока мама и Ксандер резвятся в Мексике.