— Зря ты так… — сказал Кирилл с сожалением.

— И огорчительно будет нам, княже, если ты уедешь, так и не повидавши толком нашей славной Белой Криницы. Да ты ешь, ешь! Угощайся поплотнее: обед, скорее всего, опять поздним будет, еще успеешь проголодаться… — князь Стерх поощрительно поводил ладонью над столом, щедро накрытым к завтраку.

— Суд-то вчера поздно окончился, — сказал Кирилл, будто извиняясь. — Город до ночи, конечно, можно было бы наскоро оглядеть, так ведь, наверное, и люд с торжища разошелся, и лавки купеческие тоже позакрывались.

Князь Стерх метнул быстрый взгляд на отца Варнаву:

— Да и сегодня, пожалуй, лишь к вечеру управимся — опять недосуг будет. А зачем тебе, если не секрет, люди торговые понадобились?

— Гостинчик привезти хотел, — сказал Кирилл, уточнив стесненно: — Маленький. Колечко или перстенек. Лучше бы, конечно, перстенек с бирюзою.

— Блинков, блинков себе еще положи, княже! — радушно и поспешно предложила княгиня. — Пока горячие. Простынут — уж не так хороши будут. А с чем пожелаешь? Отец наш со старшими — с икоркою любят, с грибною зажаркою, а Держан — сладкими, со сметаною да медом.

Кирилл рассердился на себя за то, что уточнение о перстеньке совсем ненужно сорвалось с его языка.

— Ты краснеть-то погоди, княже. Дело твое — молодое, и пояснения нам не надобны, — князь Стерх подмигнул ему, согнутым пальцем оправив длинные седые усы. — Не всё мы с тех пор позабыть успели за древностию лет своих, далеко не всё… Купцов же, что самоцветами да серебром-златом торгуют, в Белой Кринице преизрядно обретается. И на торжище загляни, и по лавкам походи — подыщешь, что тебе по сердцу. Стало быть, поснедавши и отправляться можешь — верно говорю, отче Варнаво?

Игумен кивнул в подтверждение княжьих слов.

Кирилл обрадовался, но тут же и спохватился:

— А как же суд, княже? Вдруг опять случится что-нибудь?

— Вряд ли раз за разом письма подметные объявляться станут. А ежели иная надобность в тебе возникнет — гонцов пошлю, сыщут без промедления.

Обращая взгляд на Кирилла, отец Варнава опять кивнул.

Держан завозился на своем месте и даже тихонько покашлял, чтобы привлечь отцовское внимание:

— А нельзя ли мне вместе со князем отправиться?

— Тебе-то зачем? — с неожиданной холодностью спросил князь Стерх.

— Ну… Вдвоем было бы веселее. Да и уедет он скоро.

— Возможно, ты мне здесь понадобишься.

— Раз уж князь Ягдар тут не больно надобен, то во мне нужда какая?

Князь Стерх выпрямился, свел брови и положил обе руки на стол. Держан умолк, засопев обиженно.

— А молочка кому еще? — тут же спросила княгиня.

— Да не лети ты так! — попросил Кирилл, останавливаясь. — Дай хоть малость дух перевести.

Брат Иов чуть заметно усмехнулся:

— Объелся, княже?

— Ну объелся — и что такого? Ты еще скажи свое любимое: «Чревоугодие — грех, а для воина вдобавок — глупость смертная».

— Зачем? Сам ведь уже сказал. Если отдышался — идем дальше.

— Зря князь Стерх Держана с нами не отпустил. А ты-то дорогу знаешь?

— Я здесь впервые, как и ты, княже.

Кирилл оторопело остановился.

— Но мне Гордей растолковал подробно, — невозмутимо закончил инок.

— Ага, — сказал Кирилл. — Тебе, я так разумею, уже давно пошутить хотелось, да все не выходило никак. А теперь вот получилось. Прими мои поздравления с первым блином!

Брат Иов столь же невозмутимо поклонился в ответ.

Улочка делала неожиданные повороты меж двух стен высоких и глухих заборов, иногда сильно походивших на крепостные палисады. Тяжелые ворота в них то были убраны в навершии своем сплетенными ветвями падуба и омелы, то увенчивались пятиконечными крестами. Стены эти, одними участками бревенчатые, другими — дощатые, временами прерывались, открывая дворики более скромного достатка, ограду которых знаменовали собой десяток-другой полузатопленных просторными лопухами кольев.

За новым поворотом уже послышался далекий и невнятный шум людского скопления, по бокам дороги стали попадаться приткнувшиеся где попало телеги и возки. На них неторопливо прихлебывали чего-нибудь крепкого, крякали с одобрением, закусывали обстоятельно, переругивались с разными степенями вдохновения или совершенно безмятежно храпели утомленные ярмарочными трудами да искусами гости Белой Криницы.

Торговая площадь распахнула свои радушные широкие объятья сразу же за остатками старых укреплений.

— А вот квас, холоднай да пеннай! — надвигаясь со стороны, заорал на Кирилла с Иовом ражий детина о двух бочонках через плечо. — С ягодою да с хреном! В нос шибат — что твой кулак! Налетай, кто не дурак!

Кирилл остановил квасника, с удовольствием выцедил полный жбанчик — чтобы острой кислинкой хоть немного снять ощущение тяжести в животе. Ну и подтвердить заодно, что дураком вовсе даже не является. Приглушил ладонью неизбежную — увы! — отрыжку, отозвавшуюся иголочными уколами в ноздрях, отер губы и удовлетворенно огляделся вокруг.

Пестрое и бестолковое скопище ларей, рядов, лотков под навесами или просто под открытым небом рассекала из конца в конец пара длинных строений, расположенных рядом друг с другом на высоких цоколях из дикого камня. Заметив, что Кирилл обратил на них внимание, брат Иов пояснил:

— Лавки избранных торговых людей Градской и Княжьей Гильдий. Вскладчину строились, но после того не слишком ладят меж собою. Их товары, конечно, дороже, нежели у лотошников, зато и получше. Если что, всё это также Гордей рассказал. Направимся туда?

— Я бы для начала тут пригляделся.

Инок молча кивнул. Затем выбросил руку в сторону, ухватив за шею верткого мужичонку, который ухитрился бесцеремонно протиснуться между ними и уже наладился было нырнуть в толпу.

— Спасибо тебе, добрый человече, — сказал он негромко, разворачивая его лицом к себе. — Князь кошель свой обронил оплошно да потерять мог, если бы не ты.

— Какой такой кошель? — взвился мужичонка. — Не ведаю я ни про ка… Уй-й-й! А ну пусти, не то…

— Кожаный, — уточнил брат Иов, едва приметно сжимая один из пальцев на его шее.

— Кэх-х-х… оэ… о… — оскаленный рот незадачливого воришки съехал на сторону, глаза полезли из орбит, а рука заскреблась за пазухой, судорожно выдергивая оттуда позвякивающий мешочек сыромятной кожи. — В-вот!.. На! На!

Кирилл запоздало ухватился за обрезанные концы завязок на поясе:

— Ах ты…

Иов разжал пальцы, поклонился с благодарностью:

— Храни тебя Господь, добрый человече!

Мужичок, скособоченно держась за шею и заплетаясь ногами, кое-как поспешил затеряться среди народа.

— Уж прости, княже: забыл поведать заранее о таковой возможности. Может, кошель пока у меня побудет?

— Ага. И спасибо тебе, брат Иов. Но как же ты увидел-то?

— Смотрел.

— Ну да… Знаешь, давай все-таки к этим гильдейским лавкам двигаться помаленьку.

У мясных рядов дорогу им перегородило плотное людское кольцо. Из глубины его доносились размеренные глухие удары, хеканье и повизгивание, сопровождаемые поощрительными выкриками зрителей.

— Что там происходит? — полюбопытствовал Кирилл, повысив голос.

Один из зевак обернулся и пояснил словоохотливо:

— Колбасника бьют. Повадился, облуд эдакий, заместо мяса доброго пакость всяку в колбасу наталкивать. И совестили его прежде, и даже княжьим судом стращали, а он, вишь ты, опять да опять за свое. Терпение людское и лопнуло. Как по мне, даже припозднилось лопаться-то. Э! Ты, гляжу я, никак, сам княжьих кровей будешь — может, прикажешь прекратить?

— Так ведь не ваш князь я. А ты что скажешь, брат Иов?

— Вразумление — дело благое. Туда, княже, — вон той стороной обойдем. Вы же, люди добрые, продолжайте с усердием.

Широкие многочисленные лестницы вели к открытым дверям лавок. В ближней из них показался хозяин, самолично провожавший уважаемого гостя. Почтительно и ненужно поддерживая его под локоток, он из вежества чинно спустился вместе с ним на пару-тройку ступеней.