— Разумею.

— К тому ж, лишь только слух до нас дошел, что сюда вскорости дознаватель-чудодей прибудет… — он с большим почтением поклонился в сторону Кирилла, теперь почему-то избегая смотреть на него прямо. — Уж не обессудь, юный княже: не сразу признал, что это ты и есть… Так вот: лишь только слух сей до нас дошел, порешили мы ждать, как всё оно в таком случае обернется, а уж тогда…

— Погоди, погоди! Выходит, о его прибытии вы знали заранее? Не поведаешь ли, кто сообщил вам о том?

— И ты, княже, такоже не обессудь: не припомню, кто был наипервейшим вестником. И наши, Градские гильдейские, и Княжьи — все как-то враз про то заговорили. Да, именно все и как-то враз. А было оно пяток дней тому, в точности так.

Князь Стерх встретился взглядами с Кириллом:

— Вы еще и в путь не собирались… Любопытно.

Кирилл машинально и ненужно кивнул в ответ.

— Вот что, добрый человече: прости, что до сих пор об имени твоем спросить не удосужился.

— Савва я, княже. Ой… Бажен-Савватий, Градская Гильдия. А мне да чтоб тебя, князя своего прощать — это ж как-то… Это ж оно вовсе не то…

— Челобитная ваша принимается, Градской Гильдии торговый человек Бажен-Савватий. Всех гильдейских, включая заявителей, для начала ждут допросы. Тебе особно, я так разумею, бояться нечего. А вы, люди торговые, — повысил голос князь Стерх, обращаясь к застывшей в молчании депутации, — я уверен, всё хорошо расслышали, посему повторяться не стану. Прочим перескажете после. Начинайте думать, как все вы вместе дальше жить будете. Пределов города никому не покидать до отдельного о том распоряжения моего.

Он властно взмахнул рукой, отчего небольшая толпа пошла волнами поясных поклонов и задвигалась в обратном направлении, быстро рассасываясь по пути.

— Мы же с тобою, княже, ко главному делу перейдем.

Кирилл поневоле выпрямился.

— Какая именно помощь от тебя понадобится, заранее сказать не смогу, сам еще не знаю. Но даже простое присутствие твое необходимо мне позарез. Не возражаешь?

— Нет, княже, — коротко ответил Кирилл, чувствуя, что именно сейчас будут излишними и многословные ответы, и уточняющие вопросы.

— Тогда в путь. Василий! Ты со своими ближниками — впереди нас, прочие — позади. По коням!

К Кириллу с братом Иовом подвели их коней, до этого пребывавших в заводу у ратников. Сотник Василий дождался, пока все окажутся в седлах и басовито прогудел:

— Шаго-о-ом!

При выезде с рыночной площади почти наперерез всадникам вышел человек. Он пропустил мимо себя пятерку сотника Василия, поднял руку. Когда взгляд князя Стерха остановился на нем, неспешно опустил веки и голову.

— Вот и ладно… — неопределенно проговорил самому себе князь Стерх, ответно приподнимая ладонь для подтверждения увиденного.

Кирилл обратил внимание, что на улице, по которой они продвигались, многие дома были возведены и благоустроены либо на германский, либо на новоримский лад. Утопавшие в густой зелени белокаменные, кирпичные и фахверковые фасады не прятались за высокими глухими заборами. От проезжей части их отделяли всего лишь разного рода невысокие оградки, оплетенные вьющимися цветами, аккуратно подстриженные полоски кустов самшита или же просто небольшие, со тщанием выкошенные лужайки.

— Красиво тут, — отметил Кирилл не из одной лишь вежливости: ему действительно понравился этот уголок Белой Криницы. — До чего ж уютное местечко!

— Так ведь люди-то какие здесь обитают… — с непонятным значением отозвался князь Стерх. — Скажи-ка, княже, ведомо ли тебе, что есть такое торговая Государева Гильдия?

— Краем уха слыхал, конечно же. Подробнее узнавать как-то не случалось ни нужды, ни интереса, — с некоторым простодушием ответил Кирилл, надеясь получить развернутые пояснения, а через них получше уяснить для себя цель данного визита. Не удержавшись, добавил:

— Если честно, даже мне в таких богатейших лавках, каковые у них, понятное дело, имеются, никогда еще бывать не приходилось.

Висячие усы князя Стерха раздвинулись улыбкой:

— Богатейшие лавки у купцов из Государевой Гильдии действительно имеются, хотя далеко не всем они надобны. Основная торговля прямиком со складов да мест добычи оптом идет. Лес, кожи, меха, хлеб, металлы, земляное масло и прочая, и прочая, и прочая — десятками тысяч единиц, модиев, кантаров, возов да иных крупных мер. А у многих гильдейских еще и Государевы жалованные грамоты на торговлю с иными державами наличествуют. Представляешь теперь, что это за люди такие? И к кое-кому у меня давно уж вопросы накопились. Серьезные вопросы.

— Но если так, то они ведь могут и в бега податься. Как тот купец Игнатий давеча… — Кирилл мотнул головой куда-то назад. — Лови их потом.

— От таких богатств, как у них, в бега подаются крайне редко и неохотно. Это ведь не какие-нибудь Градские или даже Княжьи гильдейцы с их торговыми оборотами да «жировыми запасами». К тому же у некоторых имена родовые уж больно известны да прославленны. Тут ведь и честь Рода — далеко не последнее дело. Мне же особо надобны двое. Они сейчас в домах своих, чему я давеча подтверждение получил.

Кирилл вспомнил человека, встреченного на выезде с торговой площади и кивнул.

— А мы, почитай, прибыли, — добавил князь Стерх, указывая на стоявший боковым фасадом к ним трехъярусный кирпичный дом на перекрестке. Выстроен он был почему-то на манер небольшого замка в неопределенном стиле — отчасти во франкском, отчасти в германском. — Сейчас только за угол ко главному входу свернем…

При этих словах из-за только что упомянугого угла появился короткобородый человек возрастом чуть помоложе самого князя Стерха, пониже ростом и полнее телом. Правое плечо его багряного купеческого кафтана было украшено золотым шитьем; некоторые завитки прихотливого узора спускались на грудь. Кирилл мельком подумал, что это, скорее всего, и есть знак Государевой Гильдии.

С каким-то угрюмым безразличием миновав сотника Василия с его ближниками, человек вразвалку приблизился ко князю Стерху.

— К тебе я, княже… — обронил он пустым голосом.

— Слушаю тебя, Государевой Гильдии торговый человек Дан-Варфоломей из рода Гроха.

— Ишь ты. Прямо-таки титулуешь меня: полным именованием да еще и со званием. Разумею, что не просто так, разумею… Веришь ли, нет ли, княже, а ведь я всегда уверен был, что всё оно рано или поздно окончится.

— Правда твоя. Всё на этом свете имеет окончание свое. Слушаю дальше.

Купец вздохнул. Взгляд из-под тяжелых век переместился на Кирилла, остановился на лице:

— А это, надо полагать, он и есть.

— Да, это он и есть — князь Ягдар-Кирилл, новый владетель Гуровский и Белецкий.

— Прости, юный княже, и в мыслях не было оскорбить тебя непочтением. О другом я…

Кирилл молча склонил голову.

— Мне сейчас куда — на суд княжий, что нынче идет, или сразу в темницу?

— Отчего это ты, добрый человече торговый, столь же сразу о суде да темнице речи завел? Ведь изучил дотошно за многие годы все нравы и обычаи мои. Вначале простая беседа, потом следствие и только в конце всё прочее. И в дом не желаешь зазвать, просто избегаешь того. Поэтому и навстречу нам вышел. За угол. Лицо-то не опускай! — повысил голос князь Стерх. — Я, когда с человеком говорю, люблю глаза его видеть.

Тяжелые веки купца поднялись опять:

— Каковы есть беседы с тобою, княже, мне самому давно известно. А вот каковыми они бывают с ним… — он мотнул головой в сторону Кирилла и поспешил добавить: — Со князем Ягдаром, о том мне серьезнейшие люди успели сообщить. Не желаю я таковых бесед в доме своем, позору не желаю. О всех делах моих, что твоему вéдению подлежат, и расскажу доподлинно, и на бумаге изложу в подробностях малейших. В том даю свое твердое слово купеческое. Но пусть будет так, чтобы дознание происходило лишь при тебе одном, княже. Не при нем… не при князе Ягдаре. Ко мне нынче и дети старшие с женами да мужьями в гости съехались, и младшие такоже все здесь. Мы вот сейчас тут стоим, а изо всех окон, что на эту сторону выходят (он коротко указал рукой), на нас десятки глаз украдкою глядят. Меня среди домашних и приходских почитают человеком достойным, правил самых строгих да честных. И вдруг всем поголовно, вплоть до распоследнего слуги открыто будет, что отец их, муж, хозяин и опора верная… Нет! Еще раз повторю: не желаю я такого позора! Хоть режь меня, а в дом не впущу, костьми лягу!