— А помнишь ли, княжий юнак Вирий, как ты и Вук у князя Турянского из двух пищалей корову наповал уложили?

Приподняв плечи, отец Варнава с большим сомнением покачал головой:

— Что-то не припоминаю такого. Да и темно тогда было.

Он не сдержался и хохотнул коротко.

— Ладно хоть по Синь-Камню палить не удумали, — неодобрительно пробурчал Димитрий. — Нашли же место, шкодливцы эдакие.

— А и то не было бы ни беды, ни вины на них, — мягко возразил Ворон. — Синь-Камень — не святилище, а всего лишь оставленное былыми хозяевами место силы земной.

— Не было бы… Когда поодиночке — ведь достойнейшие юнаки. А когда сойдутся — ничем иным заниматься не могут, кроме как шалберничать. И к слову, где они сейчас?

— В книжнице оба, — ответил отец Варнава. — Я их для пущего вразумления обязал «Назидательное слово ко благонравным юнакам и юницам» архиепископа Феофилакта с греческого языка на славенский переложить да уставным письмом набело переписать. За ту седмицу, что до княжьего отъезда осталась, успеют управиться. Брат Мартирий надзирает.

Отец Власий завел глаза к потолку, пожевал бороду и сообщил злорадно:

— Брат Мартирий в уголке похрапывает, а наши Орест и Пилад втихомолочку во «сверчка» играют. Отправил бы ты к ним, батюшка игумен, хоть брата Илию, что ли.

Отец Варнава вздохнул:

— Пожалуй, лучше мне самому сходить.

Кирилл расстроенно тряхнул головой, занялся вовсе не нужным поправлением подпруги. Синий сарафан перестал мерещиться в открытом проеме монастырских ворот. Держан, потоптавшись за спиной, нехотя отошел к ратникам князя Стерха — те тоже собирались в дорогу, в обратный путь.

Брат Иов вскочил на коня, спросил с интересом:

— Любишь затяжные прощания, княже?

Кирилл промолчал. Поклонившись поочередно в сторону отца Варнавы, сотника Василия и Держана, поставил ногу в стремя. Княжич помахал ему с печальным лицом и поспешно отвернулся. Сотник Василий, чинно поднеся руку к шелому, подмигнул неожиданно озорно.

— Ну, с Богом! — голос отца Варнавы тронул коней с места.

За воротами Кирилл еще раз оглянулся через плечо — тропинка, огибающая стены обители, была все так же пуста.

— Даже в последний миг не появится, — проговорил инок. — Однако печали в том не ищи.

— Как думаешь — будет дождь? — спросил Кирилл, кивая на облака у горизонта.

— Разве что к ночи. Не по своей воле не пришла.

— Тебе-то откуда знать?

Брат Иов пожал плечами.

Совесть с неодобрением пошевелилась, как будто сердито толкнула изнутри острым локтем под ребро. Кирилл выдохнул остатки раздражения и непредсказуемо для себя самого сказал доверительно:

— Знаешь, прежде и слышать ее мог, и видеть, а нынче словно стена какая-то меж нами выросла. Спрашивал отцов — Ворон прямых объяснений избегает, говорит непонятно, а отец Власий каверзами своими всегдашними отвечает.

— Не все преграды — во вред, иные — к пользе нашей.

— Не вижу я тут пользы.

— Не вижу я тут пользы! — упрямо сказала Видана.

— Сейчас не видишь, — согласился Белый Ворон. — Оттого и сердишься. Разумно ли ведешь себя?

Видана засопела.

— Ступай за мною.

Он повернулся и легко зашагал к вершине холма. Видана еле поспевала за ним, поскальзываясь раз за разом на сосновых шишках. Едва приметная тропинка взобралась наверх, попетляла среди замшелых выходов скальных пород и направилась вниз по противоположному склону.

— Матушка что тебе сказывала?

— Выговаривала, что дескать, слишком уж зачастила я в обитель ко князю, что негоже это. Вороне, так ведь…

— Так ведь и Ворон другого сказать не может. И не должен.

Видана опять засопела.

Сосны впереди расступились, окружив почти правильным кольцом просторную горизонтальную площадку.

— Остановись. Что видишь?

— Поляну.

Приметив на Вороновом лице явное ожидание чего-то еще, Видана поспешно и наугад добавила:

— Ровную, кругленькую такую…

— Только поляну? А на ней?

— Ну… Травы, цветочки всякие. Вон там посрединке поросль молодая — орешник, что ли.

Старец отчего-то сокрушенно покачал головой, легкой ладонью коснулся ее лба:

— А теперь?

Видана охнула и, приоткрыв рот, вскинула голову к верхушкам сосен:

— Ой, матушка моя родная… Что это?

— Синь-Камень. И дюжина Учеников его.

— Это какое-то потаенное святилище — да, Вороне?

— Нет. Но и всей правды о нем такоже не ведаю, девонька, — не дошла она до нас. Ты же вот о чем помысли: самих камней ты поначалу не видела?

— Вовсе не видела, Белый Отче.

— А теперь?

— Ну… Теперь очень даже вижу.

— Вот так и с пользою, которую поначалу не зришь, бывает.

— Вороне, а если человек случайный на место это набредет — что будет?

— Человек, лишенный дара, мимо пройдет.

Видана наморщила нос, соображая:

— И ничегошеньки не увидит?

— Ничегошеньки, — с непонятной грустью улыбнулся Белый Ворон. — Как и ты вначале.

— А ежели он прямо через поляну двинется да сослепу на камни наткнется?

— Не наткнется.

— Даже нечаянно?

— Даже нечаянно.

— Вот дивно… Белый Отче, вы вроде бы опечалились отчего-то?

Старец наклонился над нею, заглянул в глаза:

— Зреть ты должна была, девонька, да вот белым днем слепою совушкой-совою оказалась. Князь же не только сам увидеть смог, а еще и другу своему показал, о том не ведая. Вот и думаю я — как так?

Видана почему-то почувствовала себя виноватой.

Кирилл остановил коня и прислушался.

— Что случилось, княже? — спросил брат Иов.

— Перестук копытный — то впереди нас, то позади. Который раз уж. И сороки кричат — слышишь? А ведь они чужаков в лесу не любят.

— Сорок слышу, — равнодушно подтвердил инок.

— Еще давеча в низине, где земля сыроватою была, я совсем свежие следы подков приметил.

— Ну да, ездят люди по нуждам да делам своим. Как и мы с тобою сейчас. Тебя в этом что-то пугает?

Кирилл молча встряхнул поводьями. Сварливый сорочий стрекот позади умолк, но снова зазвучал уже где-то впереди.

Лес поредел, стал распадаться на рощи и перелески. Дорога пошла вдоль берега ручья.

— Скоро деревушка должна быть, а за ее околицею — двор постоялый, — подал голос Кирилл. — Мы там на пути из Гурова гостевали. В харчевне стряпают вкусно, почти как дома. Щука заливная, помнится, до чего же хороша была!

— Ты, княже, вроде как уговариваешь меня. Можешь считать, что уговорил. Есть хочешь?

— Да, хочу. А на ночлег там остановимся?

— Нет. Во Филиппов скит завернем — это отец Варнава благословил. К ночи успеем. После него уже по другой дороге направимся, но так даже немного скорее выйдет.

Хуторок постоялого двора окружали новенький, свежей желтизны частокол и прореженная вырубками рощица за ним. Подле распахнутых настежь ворот кто-то мирно отдыхал, утонув в буйных придорожных зарослях лебеды. Наружу торчали только ноги, одна — в драном сапоге, другая — босая, в причудливых грязевых разводах. К последней любознательно приглядывался огромный огненно-рыжий петух, на разные лады поворачивая голову и тряся бородкой.

У коновязи с достоинством обмахивались хвостами несколько лошадей доброй стати.

— Поглядывай да посматривай, друже Горане! — донеслось протяжно и добродушно из-под яблонь-дичек чахлого внутреннего садика. Расположившиеся в их тени путники окинули новых гостей безразличными взглядами.

— Посматриваю да поглядываю, мастер Войко! — столь же напевно отозвался бывший при лошадях круглолицый и конопатый увалень. Кириллу показалось, что он украдкой подал брату Иову некий знак.

Из растворенных окошек харчевни потянуло вкусно пахнущим чадом, неразборчивый говор стал слышнее. Громкие голоса вдруг перешли в крики, к ним добавились звуки возни и бьющейся посуды.

Иов усмехнулся: