— Всё как полагается. Не бывает ни харчевни, ни таверны без доброй драки.

— Я-то и другие видел.

— Это пока.

Инок остановился у входа, придержал Кирилла. Тяжелая дверь распахнулась, с треском ударившись о стену — бревна вздрогнули, из щелей между ними потекли дымные струйки сухого сора. В проеме возник человек в короткой безрукавой рубахе — с волосатыми руками, багровым лицом и поднятою правою ногою.

— Затвердите себе, что братьев-баюнов еще никто безмездно не обижал! — сипло проорал он, обернувшись в глубину. — От сего часу о том даже во сне мысль держите — так-то! А покамест прощевайте, добрые люди! До поры прощевайте, ага. Пошли отседова, братцы.

За его спиною появились еще двое очень схожих с ним обладателей волосатых рук и багровых лиц. Брат Иов посторонился.

Правая нога наконец-то опустилась:

— Пошто уставился, поп? Тебе чего?

— Я не поп. И мне ничего.

Три пары колких глаз окинули невысокую фигуру инока, одна перешла на Кирилла:

— А этому чего?

— Ему тоже ничего.

Три медных лика, выразив активное недопонимание, начали придвигаться. Иов отступил назад на полшага, подчеркнуто миролюбиво сложил руки на груди. Боковым зрением Кирилл заметил, что путники под деревьями вскочили на ноги и направились в их сторону.

— Эхма-кутерьма! Ну до чего ж, братцы мои, не по сердцу мне… — с расстановкой и нехорошей веселостью начал один из братьев. Что именно было ему не по сердцу, осталось неизвестным. Изнутри послышался нарастающий грохот половиц, на помост высыпала группа людей в коротких куртках грубой кожи, донельзя похожих на поддоспешники. Разделившись попарно, они с молчаливой сноровкой подхватили всю тройню под волосаты рученьки. Быстро и глухо прозвучали сдвоенные кулачные удары под дых. Утробно булькнуло, изрядная толика былого обеда кого-то из братьев выплеснулась наземь — Кирилл брезгливо поморщился. Оставляя мысками сапог борозды в дорожной пыли, обмякшие тела резво поплыли на крепких руках куда-то за конюшни. Путники из-под яблонь остановились на половине дороги, обменявшись взглядами.

В дверном проеме бесшумно появился еще один человек — в темном верховом камзоле, щуплый, с узким бесцветным лицом. Коротко поклонился Кириллу, затем брату Иову. Извинительно разведя ладони, проговорил вежливо и бархатно:

— Весьма прискорбно, что тяготы путешествия усугубляются иной раз подобными акциденциями. Нахожу долгом своей чести принести извинения за поведение этих недостойных людей.

Он опять наклонил голову. Иов ответил ему тем же, попутно наступив на ногу Кириллу. Тот спохватился, невольно стараясь попасть в тон учтивому незнакомцу:

— Долг моей чести — поблагодарить за помощь людей достойных.

Человечек поклонился еще раз и быстро направился в сторону конюшен.

Иов коснулся плеча Кирилла, который засмотрелся ему вослед:

— Еще не раздумал отведать заливной щуки, княже?

— Нет, конечно.

— Для этого войти следует.

Кирилл подвигался на лавке, удовлетворенно откинулся к стене и детским движением погладил себя по животу. Наблюдая с сытой ленцой, как брат Иов продолжает отправлять в рот дольки вымоченной в уксусе отварной свеклы, всякий раз запивая их квасом, полюбопытствовал простодушно:

— Вот скажи честно: ну как ты можешь есть такую кислятину?

— Как? Могу с удовольствием. Еще могу с большим удовольствием.

— Ну да, ну да… Знаешь, а ведь я наконец-то догадался.

— Молодец. И о чем же?

— Всадники, которые нас лесом сопровождали потаенно, — это ведь твои люди были? То есть, отца Варнавы. Ну наши, одним словом. Верно?

— Верно.

— До чего ж лихо они этих самых «братьев-баюнов» скрутили! Прямо-таки мастерски.

— А то уже были не наши люди. Не гляди так, правду говорю, княже.

— А кто тогда?

— Не знаю.

Дождь пошел поздним вечером — брат Иов оказался прав. Первые капли упали вместе со звуком далекого колокола. Кирилл натянул ворот дорожной куртки на макушку, спросил:

— Это во скиту звонят?

— Да. Время безмолвия для братии окончилось. Вон в той суме у тебя гиматий дождевой, доставай… — Инок откинулся в седле, наощупь пошарил позади себя. Потащил наружу шуршащий ком.

Краешек горизонта осветился, впереди четко обозначилась черная зубчатая полоска леса. Следующий удар колокола смешался с глухим ворчанием на задворках беззвездного неба.

Кирилл развернул неподатливую ткань, вываренную в масле, кое-как накинул на голову и плечи кособокий шалаш плаща. Грубое полотно стало быстро отмякать под дождем, проседать в местах ломаных сгибов.

Раз за разом выступая из мрака в сполохах зарниц, лес постепенно приблизился и поглотил обоих всадников.

— Совсем ничего не вижу! — сказал Кирилл, раздраженно откидывая капюшон за спину. — А ты?

— Малость получше, — отозвался брат Иов. — Рядом держись, не отставай.

Под деревьями ветер утих, перебравшись повыше к верхушкам. Невидимые ветви мокро зашлепали по лицу — Кирилл наклонил голову и заслонился рукой. Колокол ударил уже совсем близко. Немного в стороне, как будто в ответ, появились и замерцали два огонька.

На столбах ворот в слюдяных ковчежцах висели масляные светильники. Инок соскочил с коня, постучал. В открывшейся смотровой щели неясно промелькнуло лицо, вратницы закряхтели, расходясь.

— Вымокли-то, небось! Проголодались! — участливо растягивая слова, заговорил молодой привратник. Не дожидаясь ответа, замахал рукою и продолжил еще более словоохотливо:

— Коней прямо здесь, вот прямо здесь оставляйте — братия тут же и на конюшню сведут, и обиходят. В точности за мною следовать попрошу, гости дорогие: как бы в грязь вам с дорожки не ступить ненароком.

Из темноты стали смутно выступать небольшие срубы братских келий с тусклым светом в окошках.

— Легок ли был путь? Всё ли ладно в Преображенской обители? Вот и хорошо, вот и слава Богу! А вот уж она, та самая келейка гостевая, которую вам отец архимандрит благословил. В ней же запрошлой осенью и ваш настоятель Варнава останавливался. Сказывал после, что покойна да отдохновенна просто на диво. Мы уж и печь истопили, вас дожидаючись, согреетесь сейчас, обсушитесь. Милости просим — входите, располагайтесь…

«Как брат Лука, — отметил Кирилл. — Даже похож малость».

— Вечерю подадут вскоре, а там и отец архимандрит пожалует. Может, горяченького похлебать пожелаешь, княже? У нас-то самих, у насельников, строгий пост нынче, сухоядение…

Снаружи сверкнуло и близкий раскат грома всколыхнул лампаду в иконном углу.

— Страсти-то какие, Господи, помилуй! — послушник втянул голову в плечи, сотворив крестное знамение. — Ты разоблачайся, княже — чего ж в мокром-то пребывать? Сухая перемена имеется или поднести? И к огоньку-то поближе, поближе подсядь. Ох! Силы Небесные!

Кирилл и сам дернулся от нового, уже совсем оглушительного удара. Брат Иов наклонился к маленькому оконцу, выбежал наружу и стал глядеть куда-то вверх. Багровый отсвет заметался на его лице.

— Колокольня горит!

Привратник запоздало бросился следом.

— Это молонья в нее угодила, молонья! — зачем-то пояснил он, засуетившись, затоптавшись бестолково:

— Господи… Господи… Да что же это? Да как же так-то?..

Иов схватил его за плечи, встряхнул. Рявкнул непривычно:

— Багры, пилы, топоры! Бегом!

Привратник немного пришел в себя, помчался куда-то в темноту. По двору уже носились плохо различимые фигуры:

— Пожар! Все сюда!

— Горим, родненькие!

Расколотая и покосившаяся маковка колокольни медленно наклонилась и, разваливаясь в воздухе, обрушилась вниз. Горящие обломки посыпались едва ли не на головы братий, которые поспешно выносили что-то из распахнутых дверей. Ливень припустил сильнее, огонь в верхнем ярусе ответил ему злым шипением. Крепежная колокольная балка затрещала, разом просев; навстречу струям дождя взметнулись и тут же погасли космы искр. Большой колокол вздрогнул, отозвался тихим печальным голосом.