— По-моему, разумнее вернуться, — настаивал я, не зная толком, что предпринять. — У тебя даже кровати нет!

— Дадут. Сегодня многих выписывают, — успокаивала меня жена. — Смотри хорошенько за девочками. Не давай им долго гулять на солнце. А обо мне не тревожься, дорогой.

Жена рожает не впервые, поэтому предстоящих родов не боится. Ее лишь беспокоят оставшиеся дома две дочурки. Как они без нее управляются? Не холодно ли им спать на веранде?

— Наоборот, жарко, мы даже жалюзи подняли, чтобы было побольше свежего воздуха, — успокаивал я ее.

Я заметил, что жена все время поглядывает куда-то в сторону.

— Я хочу тебе показать очень любопытную пару, — улыбаясь, сказала она.

Я вопросительно посмотрел на жену.

— Обрати внимание, в дальнем углу лежит женщина. А рядом с ней сидит ее муж. Такой крупный смуглый большеглазый мужчина лет сорока. Пойди взгляни на них.

— Зачем? — с недоумением спросил я.

— Интересная фабула для рассказа.

— Ты шутишь.

— Нисколько не шучу. Когда вернешься, я тебе все расскажу, — настаивала жена.

Я направился в дальний угол приемной. На железной кровати лежала темнокожая женщина лет тридцати пяти, а рядом прямо на цементном полу примостился мужчина. Они о чем-то оживленно разговаривали.

— Видел? — спросила жена, когда я вернулся. Я, все еще недоумевая, кивнул головой.

— Тут все называют его «несчастным влюбленным», — сообщила мне жена.

— Почему? — серьезно спросил я.

— Его жена ждет ребенка. У нее что-то неладно со здоровьем. Она здесь уже десять дней, он все время находится неотступно при ней.

— Как? Разве здесь можно находиться постоянно?

— Конечно, нет! В какой же больнице разрешат дневать и ночевать? Он проводит здесь все часы посещений.

— А где он бывает в остальное время?

— Днем вон под тем деревом, что у дороги, а ночью спит во дворе больницы на траве.

— Любопытно…

— Он очень о ней заботится: носит ей еду, сигары. Она хоть и плохо себя чувствует, а ест довольно много.

— Да. Достается бедняге! — сочувственно вздохнул я.

— Поэтому-то его и прозвали «несчастным влюбленным». Надоел, как бельмо на глазу, — заключила жена с некоторым раздражением.

— Он, видимо, из рабочих. Привык к трудностям. Другой давно бы уже заболел, находясь день и ночь на холоде.

— Говорят, он — грузчик в порту.

— Какой же грузчик может прожить десять дней без работы?

— Право, не знаю. Так утверждают больные.

— Женщины очень болтливы и зачастую не прочь преувеличить. Видимо, здесь что-то не то. Как может грузчик позволить себе сидеть больше недели сложа руки возле беременной жены?!

— Можно вас на минуточку? — позвала жена проходившую мимо больную. — Вы, случайно, не в курсе дела. Муж вон той женщины действительно грузчик?

— Да. По крайней мере, так сказала его жена. Между прочим, мне очень жаль этого парня. Жена у него вроде бы и не молодая, а такая капризная. — Женщина брезгливо поморщилась.

— Говорят, он спит во дворе больницы?

— Да. Накроется с головой и спит. А ночью по нескольку раз бегает в регистратуру узнать, не родила ли его жена. Бедняга!

Когда больная отошла, жена пояснила:

— Эта женщина уже давно находится здесь на сохранении, поэтому она в курсе всех дел.

Вскоре прозвучал гонг. Время посещений кончилось. Я простился с женой и вышел.

Как стремительно все меняется в этом мире! За ночь многие женщины разрешились от бремени, а на их место уже прибыли новые.

Жена по-прежнему лежала на лавке, и я решил, что все пока без изменений. Однако я ошибся. Оказывается, утром у нее родился сын.

— Почему же тебе до сих пор не дали приличного места? — с беспокойством спросил я, подходя к ней.

— Обещали вечером перевести на нижний этаж, — ответила жена.

Я поспешно отдал ей гостинцы и устремился в детскую комнату. Мне не терпелось взглянуть на новорожденного. В маленькой люльке, легко посапывая, сладко спал наш сын.

Мы проговорили с женой до вечера. Возвращаясь на автобусе домой, я почему-то вспомнил о мужчине, который самоотверженно вот уже десятые сутки проводит в роддоме, ожидая появления ребенка. Мне безумно хотелось узнать о нем поподробнее, но я не мог найти подходящего предлога для знакомства.

На следующий день, по выходе из роддома, я встретил его на улице. Он покупал у торговца-индуса жареные лепешки. Я поздоровался. Он посмотрел на меня с недоумением.

— Вы удивлены, что с вами здоровается незнакомый вам человек? Вы меня не знаете, а вот я кое-что о вас слышал.

Все то же удивление отражалось на его лице.

— Я вас действительно знаю, — продолжал я. — Мне рассказывали о вас и больные и медсестры. Говорят, вы уже дней десять ждете, когда родит ваша жена. Моя вчера родила сына.

После моих подробных объяснений он наконец уразумел, в чем дело, и его недоумение рассеялось.

— Ну как, ваша жена еще не родила? — спросил я его после небольшой паузы.

Он сокрушенно покачал головой.

— Ничего не поделаешь, придется набраться терпения.

— Придется, — с готовностью согласился он.

— Пойдемте в чайную. Выпьем по чашечке чаю, поболтаем, — предложил я.

Он не двигался с места.

— Пойдемте. Что вас смущает? Просто вы мне симпатичны, и я хотел бы познакомиться с вами поближе.

Он нерешительно последовал за мной.

По пути я встретил знакомого, молодого художника Маунг Ньо Хла.

— Вы откуда? — спросил он меня еще издали.

— Я был у жены в роддоме. Она родила.

— Кого родила?

— Сына.

— Поздравляю. А как они себя чувствуют?

— Благодарю, хорошо.

— Написали вы что-нибудь новенькое?

— Пока ничего.

— Простите. Я тороплюсь на свидание с другом. Всего доброго.

— Счастливо.

Едва приятель удалился, как мой новый знакомый спросил:

— Вы писатель?

— Да.

— В молодости я много читал, — мечтательно произнес он.

— А что именно?

— Рассказы в журнале «Дагоун». Названий я уже не помню. В монастырской школе священник У Пазин увлекался книгами. Он и меня к ним приохотил.

— А где вы родились?

— В Вакема.

— В самом городе?

— Нет, в деревне Тога, на противоположном берегу.

Мы вошли в чайную.

— Что будете пить? — спросил я его, усаживаясь за столик.

— Чай.

Я попросил хозяина-индийца принести чашку чая, чашку кофе и бисквиты.

— Мне бы очень хотелось, чтобы вы считали меня своим другом. Если вам понадобится какая-нибудь помощь, я всегда к вашим услугам, — сказал я, кладя перед ним пачку сигарет и спички. — Как вас зовут?

— Тун Сейн. А жену — Эй Хла.

— И давно вы поженились?

— Восемь лет назад.

— А дети у вас есть?

— Нет, — ответил он, печально покачав головой.

— Значит, первенца ждете?

— У нас были двое, да умерли.

— Ах, вот почему вы так заботливо относитесь к своей жене, — заметил я.

— И поэтому. И еще потому, что люблю ее. Когда она болеет, я совершенно теряю голову, я не знаю, что бы для нее сделать.

— А жена вас также любит?

— Думаю, что не меньше. Откровенно говоря, у нас неравный брак. Она дочь помещика. Я батрачил у ее отца три года, и мы полюбили друг друга. А когда все обнаружилось, ее родители прогнали меня, а Эй Хла хотели насильно выдать замуж за клерка с рисоочистительного завода. Тогда мы с ней сбежали.

— В Рангун?

— Нет. Мы поехали в деревню Чоунманей к моим родственникам. К нам тут же явилась ее тетка, уговаривала Эй Хла вернуться. Но это не помогло. Потом приехала ее мать. Она сказала, что все согласны на наш брак и не станут нас разлучать. Мы поверили. Я даже денег занял на свадьбу. Но это оказалось ложью. Меня немедля выгнали, а Эй Хла заперли в доме и никуда не выпускали. Почти целый месяц провела она в заключении. Чтобы разлучить нас навсегда, ее решили выдать замуж за индийца — торговца бакалейными товарами. Я ужасно тосковал по Эй Хла, но однажды ночью она неожиданно прибежала ко мне, и мы уехали в Моламьяйнчун. Однако и здесь ее родители не оставили нас в покое. Эй Хла наотрез отказалась вернуться домой. Лето мы прожили вместе. Когда наступил сезон дождей, приехал отец Эй Хла и предложил мне работу на своей ферме. И я снова поверил. Мне казалось, что родители уже смирились с судьбой дочери, и мы поддались на их уговоры. А через месяц в доме Эй Хла инсценировали кражу каких-то драгоценностей. Подозрение, конечно, пало на меня, и я был отдан в руки полиции.