Упавшего на столик бандоса я взял в замок. Тот отчаянно хрипел и брыкался, пытаясь что-то мне сказать. «Дита» где-то раздобыла полную бутыль водки и хотела было размахнуться, но передумала, заметив Гию. Аккуратно поставив водку на стол, она исчезла.

До того, как я успел его остановить, Гия вырубил первого бандита ударом в висок. Тот медленно съехал под стол.

— Наверное, пора закругляться, — сказал он, оглядываясь.

— Пожалуй, ты прав, — вздохнул я, заметив, что у бандоса, лежащего под столом, из подмышки торчит кобура и рукоятка пистолета.

Лёха к тому времени тоже заметил, что у нас творится что-то неладное, и подошёл к нам, бросив своих спутниц.

Примерно прикинув сумму счёта, я оставил на столе наличные, придавив их бутылкой водки.

У выхода мы забрали Лику и Сашу. По дороге к машине я рассказал о случившемся.

— Я скажу отцу, он разберётся, — сказала Лика.

— Да не стоит, — ответил я. — Всё же ясно и понятно. Пошли они нафиг, мы вроде сами неплохо справились.

— Уверен, что не стоит? — серьёзно спросила она.

— Да, — согласно кивнул я. — Уверен. Не будем его дёргать.

Возможно, это было ошибкой.

Весна набирала обороты. Город, загаженный отвратительными рекламными растяжками и плакатами, с потрескавшимися асфальтовыми тротуарами, обшарпанными фасадами домов, всё равно стал выглядеть наряднее, живее.

Наше агентство процветало: американцы из «Халибёртна» были в восторге от нашего подхода к бизнесу, соответствующего тем стандартам, к которым они привыкли у себя на родине. По их рекомендации мы подписали ещё двух клиентов: международную юридическую фирму и золотопромышленников, которые собирались приобрести в России рудник.

Продвигалась работа и на политическом направлении.

В конце апреля Владимир Вольфович позвал меня к себе. К счастью, не в сауну — а в одну из приёмных.

Когда я вошёл в кабинет, то обнаружил, что политик не один. Рядом с его столом, на месте посетителя, сидел крупный светловолосый мужик с одутловатым лицом и красными глазами.

— А, Саша… ну привет, привет… проходи, устраивайся. Кофейку будешь? — сказал Жириновский.

— Спасибо, не откажусь, — кивнул я.

— Света? Света, ещё капучино сделай, будь добра, — сказал он в интерком, нажав клавишу, после чего добавил, обращаясь уже ко мне: — да ты присаживайся, в ногах правды нет.

Я занял свободное место справа от светловолосого мужика.

— Саша, это Леонид Игоревич. Хороший человек, который в январе с треском продул выборы губернатора в родном регионе.

Мужик при этих словах вскинулся, покраснел и хотел что-то сказать, но Жириновский остановил его жестом.

— Спокойно, Лёня! Дела-то поправлять будем или как? Саша — один из лучших специалистов. Жаль, что поздно его встретил, а то бы всё могло быть иначе, однозначно.

— Рад познакомиться, — кивнул я, изобразив вежливую улыбку.

Леонид Игоревич скользнул по мне рыбьим взглядом светлых глаз и ничего не ответил.

— Саша, знакомлю тебя сильно заранее, потому что работы очень много. Во-первых, Лёня депутат Думы от нашей партии. У меня есть мысли двинуть его в спикеры. Надо подумать, как оттеснить комуняк. Во-вторых, нам нужно готовится к выборам девяносто девятого уже сейчас. Два года пролетят ой как быстро, а людей с готовой репутацией федерального уровня у нас как не было, так и нет. В-третьих, Лёня заканчивал нашу бурсу, поэтому вы точно должны сработаться.

— Так он из наших, что ли? — Леонид Игоревич заинтересованно приподнял бровь, снова взглянув на меня.

— Наш, — кивнул Владимир Вольфович. — «Спецура».

— А-а-а, вон оно что… — он молча протянул мне руку, и я ответил на пожатие.

— Леонид Игоревич у нас из юристов, — пояснил Жириновский, обращаясь ко мне. — Очень известный человек в одном из важных регионов.

— Ясно, — кивнул я.

— Мне нужно, чтобы у него было хорошее имя федерального уровня. В идеале он должен претендовать на важные должности, связанные со специальностью. Скуратова или Ковалёва сейчас подвинуть сложно… но, говорят, в администрации сейчас появились интересные люди из Питера. Хваткие. Попробуй с ними контакты найти.

— Слушай, ну ты хватил: где я и где Питер? — ответил Леонид.

— Это я Саше говорил, — спокойно ответил Жириновский. — У него есть некоторые… хм… возможности.

— Ясно, — повторил я. — Сделаем.

— По деньгам свяжись с Петей, помощником, хорошо?

— Конечно, как обычно, — кивнул я, после чего обратился к Леониду: — Вам когда будет к нам удобно подъехать?

— Это зачем ещё? — насторожился тот.

— Будем стратегию придумывать, — улыбнулся я.

Со встречей Леонид Игоревич сильно затянул. Всё время ссылался на занятость в Думе. В конце концов, мне пришлось позвонить лично Владимиру Вольфовичу, чтобы дело, наконец, сдвинулось.

Хорошо, что успели согласовать основные моменты и запустить проект до конца мая.

Потому что в июне у меня случились лагеря. Время, когда на несколько недель мне пришлось выпасть из деловой жизни и какое-то время снова побыть обычным курсантом.

Нас централизовано вывезли в учебный центр, который находился возле Свердловского. Именно там я пришёл в себя во время присяги.

Работать не было никакой возможности: связи нет, ноутбук зарядить негде. В увольнение в город не скатаешься — слишком далеко. Да и не отпускают официально.

Пришлось передать все дела Лике и смириться с этим.

В лагерях мы снова жили в палатках. Мылись холодной водой по раковиной на улице и ходили в туалет типа «сортир», где не было даже перегородок.

Лагеря — это царство «дубовки». Одни военные дисциплины, с практической отработкой. В том числе стрельбы и полевые выходы.

Некоторые вещи были довольно мучительными: например, полевой выход по РХБЗ, когда пришлось километра три бежать в ОЗК. Правда, с небольшими перерывами.

Особенно тяжко было оттого, что кругом было лето: солнышко, зелень, цветочки цветут и пахнут… речка Клязьма блестит… а ты вынужден подыхать в противогазе, мучительно осознавая весь идиотизм происходящего.

«Почему я не подсуетился, чтобы уволиться нафиг из вооружённых сил? В теории можно загреметь в армию — но ведь сейчас-то у меня было достаточно возможностей, чтобы решить эту проблему! Зачем довёл до этого кошмара?» — думал я, тихонько и незаметно сливая пот из противогаза через подбородок. Незаметно, потому что если препод, дикий полковник с «дубовки», увидит это дело, то поставит «незачёт». И нужно будет бежать заново — с «западом» или «востоком».

Вечером, после зачёта, эти мысли как-то отступили. А я понял, что не хочу никуда уходить. Что такая двойная жизнь не даёт мне расслабиться, кинуться во все тяжкие. А ещё это было очень приятно: заново проживать когда-то пережитое, но уже с полным осознанием происходящего, меня его под себя. С желанием взять всё от каждой минуты, в том числе не самой приятной.

Преподаватель по огневой подготовке был весёлым и циничным подполковником, с пышными чёрными усами. Он прошёл Чечню, но каким-то образом умудрился избежать и ПТСР, и деланого осознания собственной важности и героизма, с которым ходили некоторые, гордо выпячивая жёлтые или красные планки ранений.

— А в этом заряде поражающие элементы имеют форму тора. Так они нанесут максимум ущерба мягким тканям, что рассчитано согласно показаниям скорости разлёта. В нашем деле ведь какой главный принцип, а? Всё для человека! — говорил он, разбавляя циничным юмором скучные лекции о различных средствах поражения.

На практическом занятии с огненно-штурмовой полосой командовал он и дикий полковник с РХБЗ.

Перед началом у меня никакого мандража не было. Да, опять беготня в ОЗК, зато, к счастью, совсем не долгая. Всего-то полоса на время — и всё, можно расслабиться. К тому же, норматив такой, что саму полосу можно было спокойно идти пешком. Ну, за исключением тех мест, где надо прыгать, само собой.