— Щетки и мочалки, — упрямо насупившись смотрит на меня. Исподлобья.
Вот я дура! Уговаривать надо, а не настроить против себя! Уговаривать! Глажу его по голове.
— Сейчас почистим зубки, умоемся, и поедем к бабушке с дедушкой.
— А папа? — ставлю его на подставку, чтобы достал до раковины. Расстегиваю кенгуруми.
— А папа на работе, он к нам завтра приедет, — включаю воду. — Давай снимем?
— Нет, я хочу быть динозавром, — натягивает на голову капюшон и схватив щетку сует под струю. Рукава тут же становятся мокрыми. Виновато косится в мою сторону. — Не ругайся…
Разве можно на него ругаться…ему и так вчера мамой по голове прилетело…а сегодня тетка посторонняя раскомандовалась, и папы дома нет. Как тут не вредничать.
Встряхиваюсь, пытаясь отогнать невеселые мысли. Не очень-то у меня получается с детьми. Улыбаюсь ему, как можно дружелюбнее, подбадривающе сжимая плечико.
— Давай, помогу, — согласно кивает. Поддергиваю ему рукава. — Эта? — специально вынимаю из стакана ядреную мятную пасту, чтобы развеселить.
— Нет! Моя с дракошей!
Тянется к тюбику, намочив теперь рукава до локтей. Досадливо прикусив губу, пытается выдавить воду из складок.
— Давай снимем, зато будет удобно трусить, — машу руками, вспоминая, как мы баловались.
— Ладно, — расцветает улыбка у него на лице.
После затянувшихся водных процедур, где я еще раз за компанию почистила зубы и умылась, садимся завтракать рисовой кашей. Никита ковыряется, набирает в ложку кашу и вываливает обратно, делая вид что остужает.
— Не хочу, — отодвигает от себя тарелку.
— А что хочешь? — пробегаюсь глазами по кухне.
— Шарики.
— Какие шарики?
— С молоком.
Обыскиваю шкафы, нахожу сухой завтрак. Подогреваю молоко.
Телефон, лежащий на столе вспыхивает экраном. «Вадим»!
— Привет! — насыпаю в тарелку шарики. — Как вы там?
— Нормально. Завтракаем уже. Умылись. Сейчас соберемся и поедем. Не переживай.
Не удержав в руках ложку, Никита роняет ее в тарелку. Она, поднимая волну, разбрызгивает молоко по столу. В попытке скрыть последствия, он размазывает капли рукой. И не рассчитав траекторию движения ладошки, сшибает мою тарелку с кашей. Еле успеваю подхватить, чуть не свалившегося вслед за ней Никиту.
Грохот, звон, крик!
Быстро закрываю ладонью динамик, но кажется, нас уже спалили
— Лика?!.. — тревожно выдыхает Вадим. — Что там у вас?
— Папа? — взволнованно на меня смотрит Никита
— Лимуру на хвост наступила, — вру, прижимая к губам палец, чтоб виновник хаоса меня не выдал. — Отпрыгнул на миски.
— А … я уж испугался, что что-то случилось.
— Что у нас может случиться? Все хорошо. Потом созвонимся, ладно?
25
Скидываю вызов, грожу Никите пальцем.
— Никогда не обманывай папу. Понял?
Обещающе машет головой, как китайский болванчик.
Сажаю Никиту на стул к стене. Протерев стол пододвигаю к нему тарелку. И горестно вздыхая, он медленно ест, под включенные Алисой мультфильмы, пока я убираю на кухне погром.
— Пошли одеваться, — поднимаю его на руки несу в комнату.
Ставлю перед шкафом, оттесняя меня он что-то ищет на полке. Я вчера, на нервах пока их ждала, в его комнате порядок навела. Вещи в шкафу сложила аккуратно, игрушки в стеллаже красиво расставила, постель поменяла.
— Как папа! — радостно вытягивает штаны с множеством карманов, раскидав сложенную одежду. Выбираем вместе из разбросанного вороха футболку с динозавром и кофту.
Помогаю ему одеться. И пока он, как папа, собирает в свой рюкзачок всякую нужную всячину, вывернув наизнанку стеллаж, видимо в погоне за красотой, я нарушила, привычный порядок, мчусь переодеваться.
Обуваемся перед дверью. Об ноги трется Лимур. Никита поднимает его на руки, зажимает под мышкой. Кот болтается сосиской, свисая почти до пола.
— Возьмем? — просительно смотрит на меня.
— Лимуру же нужно специальное место, — присаживаюсь перед ним на корточки, пытаюсь мягко объяснить, почему мы не можем взять с собой кота. — Ты в кресле поедешь. А он?
Отпустив Лимура на пол срывается с места, убегает в кладовку. Вытаскивает оттуда сумку-переноску.
— Вот! — довольно демонстрирует мне.
— Ух ты! — торможу от неожиданности.
Ну кот, так кот. За язык меня никто не тянул, придется теперь отдуваться. Ловим кота, засовываем в переноску.
— Крутая, — увидев мою машину Никита ахнул от восхищения. Погладил ладошкой грязное крыло, деловито заглянул под брюхо, постучал ножкой по колесу. Как папа, видимо.
Устроившись в кресло, огляделся, нажал на кнопку стеклоподъемника. Зажжужав моторчиком, стекло поехало вниз, я тут же его остановила, закрыла и заблокировала. И поставила на двери защиту от открывания, хорошо, что вспомнила про такую опцию. Никогда ей не пользовалась. Нисколько не расстроившись, Никита залез в карман переднего сиденья, вытащил какой-то давно лежащий, и непонятно откуда взявшийся журнал.
— Удобно? — пристегиваю его. — Поехали?
Высунув язык, довольно перелистывая страницы, кивает. А Лимур на переднем сиденье издает клокочущие звуки. Черт! Да он в ужасе! Сидит глаза таращит, бедный.
— Нас папа за Лимура не покусает? — смотрю через зеркало на Никиту.
— Нет! — решительно переворачивает страницу журнала, болтая ногами. — Он никогда не кусается. Только сердится.
— Как сердится?
— Смотрит строго, и говорит ругаче.
— Ругаче это как?
— Все! Я тебе шухер надеру, — подражает интонации отца, и сам над собой смеется.
— Ух ты, как грозно! — у меня вырывается смешок.
— Да это, когда я балуюсь, и у него лопается вот тут, — растирает ладошкой по груди, — терпеж…
— Ну понятно, когда терпеж лопается, то трудно не сердиться.
— Ага.
Про кота особых указаний отдано не было. Мысленно прикидываю реакцию Вадима, и даю себе подзатыльник за самоуправство. Налить воды и наложить корма, вспоминаю его инструкцию…Черт! А корма — то нет! Рыбой его кормить нельзя. «Папа бабушку за это ругает»… а мясом? Печенкой говяжьей можно, точно!
Заезжаем в супермаркет на выезде из города. Мяукающего кота оставляем в машине, и мчимся в магазин. Перехватываем на ходу тележку с машинкой для детей, из которой выходит довольная девочка, и с воплем уже бежит другая. Но мы быстрее!
Пока Никита вертит руль, имитируя звук работающего двигателя, я закидываю в корзину продукты. Коробочки с соками, творожки, йогурты. Стейки из рыбы, конфеты, вино, коньяк. Себе и Никите резиновые тапки, корм и печенку для Лимура. Пирожные! Может быть лучше печенья? Тогда со сгущенкой, на другие маленький вымогатель не согласен. И молочный коктейль.
Фух!
Расплатившись на кассе, едем к выходу.
— Я писать хочу… — растерянно оборачиваюсь по сторонам.
Лавируя между людьми спешим к туалетам. Веду его в женский. Кое как пристроив на крючке пакеты, помогаю снять штаны и трусики.
— Я стоя! — отпихивает мои руки.
Как стоя-то? Толчок почти до груди…
— Не получится, Никит, видишь какой унитаз высокий. Давай я тебя подержу, а ты пописаешь, — вспоминаю, как «писают» девочек.
— Нет. Я так не умею!
— Чего тут уметь?! — недоумеваю я. — Просто берешь и писаешь.
— Не буду так.
— А как же тогда?
Поворачивается к унитазу попой, пытается пристроить. Я успеваю его остановить.
— Подожди-подожди. Сейчас я сделаю кое-что. И потом…пописаешь, ладно?
— Очень хочу, — закладывая ногу за ногу пританцовывает.
На пятой скорости отматываю туалетную бумагу. Обкладываю круг унитаза. Присаживаю Никиту. Его попа неудобно свешивается, держу подмышки, чтобы не провалился.
— Все! — пытается вывернуться, чтобы нажать на кнопку, спрятанную в инсталляции.
— Нельзя! Тут ничего нельзя трогать!
— А папа разрешает! — по глазам вижу, что врет.
Надеваю на него штаны, уже взмокнув от пота.
— Мойдодыр его за это накажет!