— И что сталось с твоим кольцом?
Я посмотрела в окно.
— Неважно.
— Расскажи.
Но я не ответила, а он не настаивал.
Когда приехали ко мне, Винсента там не оказалось. Занимался, должно быть, поисками со своими «Ангелами Чарли». На кухонном столе валялся ворох газет — похоже, его интересовали текущие события. К тому же еще и криминальные. Один заголовок напомнил мне историю, слышанную накануне, — о сумасшедшем, который убил жену, застав ее с другим мужчиной. Смертные порой творят такое, что в дрожь бросает. И довольно часто.
Сет уселся на диван, свесил руки между колен. Настроение у него, когда я не ответила на вопрос в машине, определенно ухудшилось.
— Фетида...
— Тебе не дает покоя кольцо?
— Да нет, не в нем дело. Просто... я и раньше видел тебя такой. Ты вспоминаешь что-то, что тебе неприятно. Но мне не рассказываешь. И кажется в такие моменты, что ты вообще мне ничего не рассказываешь.
Я села рядом, чтобы не встречаться с ним взглядом, как часто делал он сам.
— Я многое тебе рассказываю.
— Но не о своем прошлом.
— Да я все время говорю о своем прошлом... его у меня хватает.
— Догадываюсь. — Он рассеянно погладил меня по руке. — Ты молчишь о тех временах, когда была смертной. Еще не стала суккубом.
— Да. Ну и что? Мы вместе — сейчас. Ты знаешь меня такой, какая я сейчас.
— Знаю. И люблю тебя такой. И хочу знать, что для тебя важно. Что сделало тебя той, кто ты есть. Что причиняет тебе боль... чтобы суметь помочь.
— Этого тебе знать не надо, чтобы меня понимать, — сказала я твердо. — Мое человеческое прошлое — уже не часть меня.
— Не верю.
Я промолчала.
— О той твоей жизни я не знаю ничего, — не унимался он. — Ни твоего настоящего имени. Ни внешности. Ни места рождения. Не знаю даже, сколько тебе на самом деле лет.
— Постой... но ты тоже о многом не рассказываешь, — возразила я, надеясь отвлечь его от этой темы.
— А что ты хочешь знать?
— Ну... — Я пошарила в памяти. — О твоем отце, например. Как он умер?
Сет ответил, не задумываясь:
— Нечего рассказывать. Рак. Мне было тринадцать. По словам врача, к которому водила нас мама, я, чтобы справиться с этим, и удалился в мир фантазии.
Я прислонилась к его плечу, не сомневаясь, что он ответит на любой вопрос, какой мне вздумается задать. Это противоречило его обычной замкнутости, но таковы были его принципы. Сет считал, что близкие люди должны открывать друг другу душу и быть честными. Я, в общем-то, тоже так считала, но слишком уж много было у меня темных сторон, которые показывать не хотелось. Я боялась, что они могут его отпугнуть.
Он понял бы, если бы я не захотела продолжить разговор, но все же был бы обижен и разочарован, я это чувствовала. Ведь вопросы он задавал не для того, чтобы меня расстроить; он искренне хотел помочь. Правда, от этого было не легче. Мне пришлось бороться со своими страхами и давно похороненной болью, чтобы открыть ему хоть что-то. Может быть, даже все. Лишь бы он увидел, что я тоже стараюсь идти навстречу. Все, кроме своего истинного лица и имени — они были мертвы для меня, оставались лишь смутными напоминаниями о давно исчезнувшей женщине, сколько бы Нифон ни упорствовал, называя меня Летой. Их я Сету никогда не открыла бы.
Я долго решала, что именно сказать. Потом с усилием выговорила:
— Родилась я на Кипре. — И ощутила, как он напрягся, ожидая продолжения. — В начале пятого века. Точного года не знаю — за этим тогда никто не следил.
Он выдохнул — а я и не заметила, что он сидел, задержав дыхание. Потом медленно, осторожно обнял меня и прижался губами к волосам.
— Спасибо.
Я уткнулась лицом ему в плечо, сама не зная, от чего прячусь. Какое там все — открыла лишь крохи. Но и это казалось огромным. Я чувствовала себя так, словно меня выставили напоказ.
— Кольцо из того времени? — спросил Сет.
Я кивнула, не отрываясь от его плеча.
— Сейчас оно, наверное, дорогого стоило бы.
— Я его потеряла.
Он услышал боль в моем голосе. Обнял меня крепче.
— Прости.
Мы посидели еще немного. Потом, зная, что его ждет работа, я Сета выпроводила, хотя и желала, чтобы он остался, и понимала, что останется, если попрошу.
Когда он ушел, отправилась в спальню, закрыла за собой дверь. Встала на колени перед шкафом и принялась вытаскивать коробки и отставлять в сторону. На разборку накопившегося хлама ушло немало времени, но все мое существо — назовем его так — чего-то требовало. И наконец я отыскала пыльную обувную коробку. Подняла крышку, и у меня перехватило дыхание. Там лежали старые, пожелтевшие письма, несколько фотографий. Тяжелый золотой крест на ветхом шнурке, еще кое-какие драгоценности. Осторожно порывшись среди бумаг, я нашла, что искала, — бронзовое, зеленое от времени кольцо.
На венчавшем его диске еще можно было разглядеть две вырезанные фигурки. Грубой работы, оно тем не менее почти не отличалось от тех, что я видела у Эрика. Я потерла его пальцем. Примерила было, но тут же и сняла. Делали его для пальцев побольше, чем у меня сейчас. А изменить руку до нужного размера я не захотела. Я разглядывала его еще несколько минут, думая о Сете, о Кипре, обо всем сразу. Потом, не в силах справиться с болью, вернула кольцо в коробку и снова погребла в шкафу под остальным барахлом.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
На следующий день я отправилась на Рэйнер-вэли, по адресу, указанному на визитке Данте. Местечко оказалось не то чтобы захудалым, но и не сказать, что бойким. Заведение теснилось между парикмахерской и продуктовой лавкой. В окне светилась красная неоновая надпись «МЕДИУМ». Буква «И» перегорела. Ниже висело написанное от руки объявление: «Гадание по руке и картам Таро».
Я открыла дверь, зазвенел колокольчик. Внутри оказалось ничуть не лучше, чем снаружи. Узкая стойка у стены и больше ничего, не считая круглого стола, покрытого красной бархатной скатертью, местами прожженной. На столе стоял хрустальный шар. Унылая пустошь — в сравнении с уютным магазинчиком Эрика.
— Минутку, — донесся голос из открытой задней двери. — Иду...
В комнату шагнул хозяин и, увидев меня, остановился. Рост около шести футов, черные волосы собраны в хвост. Джинсы и черная тенниска, двухдневная щетина на лице. Лет сорока на вид. Очень симпатичный.
Окинув меня взглядом с ног до головы, он лукаво, понимающе усмехнулся.
— Ну, привет. — Продолжая меня рассматривать, он склонил голову набок. — И что мы здесь делаем?
Не человек, это точно. Демоница? Нет, силы маловато. Вампирша? Тоже нет... среди бела-то дня.
— Я... — Удивленная, что он меня почувствовал, я не договорила.
Он-то точно был человек. Излучением не обладал. Как Эрик — сообразила я наконец. Смертный, который способен воспринимать мир бессмертных, хоть и не может угадать, кто я. Решив, что не стоит тратить время зря, я сказала:
— Суккуб.
Он покачал головой.
— Нет.
— Нет.
Этакий разговор меня несколько удивил.
— Да суккуб я.
— Нет. У суккубов — огненные глаза и крылья как у летучей мыши. Все знают. И джинсы со свитерами они не носят. Уж грудь-то всяко должна быть побольше. Какой там у тебя размерчик, второй?
— Третий, — возмутилась я.
— Допустим.
— Послушай. Я — суккуб. И могу это доказать. — Я приняла по очереди несколько разных обличий, потом вернулась в обычное. — Видел?
— Да, чтоб мне провалиться.
Я заподозрила, что меня просто дразнят.
— Ты — Данте?
— В настоящее время — да.
Он подошел, поздоровался со мной за руку и удержал ее. Шлепнул по ладошке.
— Пришла погадать? Могу научить, как изменить линии, чтобы подправить будущее.
Я отняла руку.
— Спасибо, не надо. Я пришла с вопросами... на которые, как считает Эрик Ланкастер, ты можешь ответить.
Данте перестал улыбаться. Закатил глаза и отошел к стойке.