Кухарка кивнула, немного сбитая с толку, а он тем временем проскользнул мимо нее в гостиную.

«Будь осторожен, — сказал он себе. — Держи рот на замке. Ты еще многого не знаешь, а многое из того, что тебе известно, — бессмыслица».

При виде читавшей книгу Элис Сент-Ив был поражен до глубины души. «Она ничуть не постарела!» — радостно подумал он и тут же осекся, удивляясь, откуда у него взялись подобные мысли. В его сознании внезапно расцвели какие-то незнакомые реалии, голова закружилась с новой силой, и Сент-Ив с размаху шлепнулся на стул. Вероятно, ему следовало немного подождать — освежить свою память и дать проявиться новым воспоминаниям, — а потом являться сюда. Но одного взгляда на Элис — знакомое милое лицо, темные волосы перевязаны зеленой лентой — оказалось достаточно, чтобы вернуть ему радостное настроение. Нет, он поступил правильно, что пришел, не теряя понапрасну ни секунды.

— Прошу прощения за баклажаны, — сказала Элис, отрываясь от книги. При виде Сент-Ива она состроила невеселую, удивленную гримасу, и он радостно осклабился в ответ, точно пьяный.

— Какой жуткий наряд, — поморщилась Элис, оглядев Сент-Ива с ног до головы. — Тебя в нем словно по земле катали. Где-то я его уже видела…

— Как раз подумываю его сжечь, — торопливо заверил ее Сент-Ив. — Пережиток будущего. Нечто вроде… модного костюма.

— Пусть так, — сказала она, — но брюки смотрелись бы намного лучше, если бы ты не решил перейти в них вброд сточную канаву. Возвращаясь к баклажанам… Мне правда неловко, что так получается. Я не совсем собиралась пичкать тебя ими каждый вечер, но Пьер, повар Дженет, предпочитает работать с домашними овощами. Ты будешь готов выехать через полчаса? Совсем недавно ты выглядел куда лучше!

— Баклажаны? Дженет? — Загнанный этими словами в тупик, Сент-Ив вертел их в уме так и этак. И затем через окно гостиной он увидел огород Элис, поделенный на аккуратные, ровные грядки. На доброй дюжине кустов красовались фиолетовые, с зеленым отливом баклажаны, напоминавшие плоды экзотического, инопланетного растения.

— Ах, та самая Дженет! — вскричал он, энергично кивая. — Как же, как же, из харрогейтского отделения Женского читательского клуба!

— Да что с тобою сегодня? Конечно, та самая Дженет, если только ты не прячешь где-то другую. Постарайся не ворчать на этот раз по поводу баклажанов, ладно?

Внезапно Сент-Ив ощутил во рту вкус этого омерзительного овоща. Он ел его прошлым вечером с рагу из ягненка. И позапрошлым тоже — в тушеном виде, с восточными специями и приправами. Похоже, он прочно сел на баклажанную диету, стал рабом домашнего огорода.

— И душ принять тебе тоже не повредило бы. Или хотя бы просто умыться. А что с твоими волосами? Можно подумать, ты три дня простоял на сильном ветру. Чем ты вообще занимался?

— Я… и старина Бен, — начал он. — Речной ил. Я по пояс…

Эти нечленораздельные оправдания внезапно прервались высоким, пронзительным воплем, донесшимся из внутренних покоев. Достигнув предельной высоты, крик сменился визгливым хныканьем.

Вскочив со стула, Сент-Ив с беспокойством уставился на Элис.

— Что еще…

— Все не так плохо, — ободряюще сказала его жена, едва сдерживая смех. — Видел бы ты себя сейчас! Любой бы подумал, что ты никогда в жизни не менял ему подгузники. Поверь, они ненамного грязнее отворотов твоих брюк!

Плач младенца вызвал целый шквал новых для Сент-Ива воспоминаний. Малютка Эдди, сыночек! Ученый широко улыбнулся. Сегодня его очередь менять подгузники. Они уговорились, что не станут нанимать няньку и будут сами растить ребенка, кормя его с ложечки пюре из овощей прямиком с огорода. Кстати, Эдди тоже терпеть не может баклажаны, прикасаться к ним не желает…

— Эдди! Малютка Эдди! — громко воззвал он.

— Вот это верный подход, — одобрила Элис.

В шорохе набегающей лавины новых воспоминаний, спешащих накрыть собою предыдущие, перед Сент-Ивом в первый и последний раз ясно открылась вся картина. Его страхи перед будущим обращены в прах. Элис спасена. У них родился сын. Огород снова зеленеет. Они счастливы. Особенно он. Почти до умопомрачения. И потому ему нет дела до всех своих «двойников», прошлых и будущих — он просто больше не мыслит (или пока не мыслит?) подобными категориями.

Есть только он настоящий, и Элис, и Эдди, и… грядки с баклажанами. Сент-Ив принялся было насвистывать, но тут младенец повторил на бис свой пронзительный вопль, и Элис высоко вздернула брови, призывая мужа отреагировать.

— Я многое переосмыслил, — заявил Сент-Ив, направляясь к лестнице. — Без баклажанов я жить не могу!

И произнося это, почти не кривил душой.

Стимпанк велик и разнообразен. «Айлсфордский череп», роман Джеймса Блэйлока из цикла об ученом Лэнгдоне Сент-Иве и его Немезиде, некроманте и преступнике Игнасио Нарбондо, представляет один из многих аспектов жанра. Корни стимпанка уходят в викторианскую эпоху (ей принадлежит и Сент-Ив), однако ветви этого древа раскинулись так широко, что сегодня, куда ни кинь взгляд, всюду обнаружишь что-нибудь стимпанковское.

Стимпанк прокрался в научную фантастику и завоевал доверие незаметно, прикрываясь маской альтернативной истории. Одной из первых ласточек интереса к Викторианской эпохе, помноженной на технологии будущего, какими те стали бы, не уйди викторианство в историю, послужила изданная в далеком 1961 году книга Кейта Лаумера «Миры Империума». Затем были «Бомба королевы Виктории» Рональда Кларка (о ядерном оружии, использованном во время Крымской войны), «Да здравствует Трансатлантический туннель, ура!» Гарри Гаррисона (между Великобританией и ее американскими колониями строят подводный туннель), «Павана» Кита Робертса (испанская Непобедимая армада завоевала Британские острова, в 1968 году миром правит католическая церковь, а технологии застыли примерно на уровне XIX века).

Главным предтечей стимпанка стал революционер от фантастики Майкл Муркок. В середине 70-х он издал трилогию «Кочевники времени» об Освальде Бастейбле, путешественнике по альтернативным мирам, которые все тяготеют к тому или иному варианту прошлого. В «Повелителе воздуха» Британская империя — живее всех живых и душит восставшие колонии флотом дирижаблей (а революционеры в лице графа Гевары и Владимира Ульянова готовятся применить атомную бомбу); «Левиафан шагает по земле» рассказывает о необычной Первой мировой, в ходе которой на Европу нападает африканский вождь Черный Аттила; «Стальной царь» — стимпанковская история о монахе Иосифе Джугашвили и вожде анархистов Несторе Махно.

Уже из этих описаний следует, что для Майкла Муркока стимпанк — жанр в первую очередь политический и позволяет исследовать наш мир через призму альтернативного прошлого. В трилогии о Бастейбле викторианский «стим» впервые соединился с протестным «панком». Поскольку сам Муркок рос в разваливающейся империи, объектом его интереса часто становились имперские мечты родины.

Три отца-основателя стимпанка — Джеймс Блэйлок, Тим Пауэрс и К. У. Джетер — придавали политике куда меньшее значение; придуманный ими стимпанк существует, как видно и по «Айлсфордскому черепу», на стыке викторианской литературы, устаревших технологий и исторического мифотворчества вплоть до откровенного фэнтези. Как иначе расценивать появление в романе Блэйлока призраков? Впрочем, не будем забывать, что многие образованные викторианцы искренне верили в духов — тот же Артур Конан Дойль посвятил вторую половину своей жизни апологии спиритизма — и считали, что привидения есть проявление четвертого измерения, доступ в которое можно обнаружить в дебрях уравнений Максвелла.

Чтобы стимпанк превратился в отдельный жанр, не хватало последнего толчка. Как ни странно, им стал фильм Ридли Скотта «Бегущий по лезвию» по роману Филипа Дика: классика кинематографического киберпанка. Дик был дружен с троицей создателей стимпанка, часто сиживал с ними в баре «О’Хара», обсуждал их сюжеты и даже сделал их героями своего романа. Скотт превратил книгу Дика в футуристический нуар — то есть, если разобраться, тоже соединил будущее с прошлым. Чуть позже вышел написанный с применением того же приема роман Уильяма Гибсона «Нейромант» — и киберпанк сразу же был признан новым революционным движением в фантастике.