— Нет! Обо всех! Почему сегодня все так непонятно со мной обращаются? Пялятся на меня, как на чудище какое.
Сначала Даг смотрел все так же озадаченно, но затем лицо его осветилось пониманием.
— А-а. Вот оно что. Ты правда не знаешь?
Я придушить его была готова.
— Представь себе, не знаю! Что происходит?
Он порылся в бумагах на столе и поднял экземпляр «Американской тайны»:
— Ты уже прочитала рассказ Сета?
— Времени не было.
Он бросил мне журнал.
— Ну так давай. Пойдешь куда-нибудь — только не сюда — в обеденный перерыв и прочитай. Я не уйду, пока ты не вернешься.
Взглянув на часы, я сообразила, что его совет чуть не запоздал.
— Но что такого с этой…
Он остановил меня взмахом руки:
— Просто прочитай. Сейчас.
Нахмурившись, я взяла журнал и отправилась в свое любимое кафе. Там я заказала суп из моллюсков и перевернула страницу, гадая, что же, по мнению Дага, я должна тут обнаружить.
Как и рассказывал мне Сет несколько недель назад, это была таинственная история, не слишком обремененная всеохватывающей психологией и раскрытием характеров. Кейди и О'Нейл работают в некоем вымышленном институте неподалеку от Вашингтона, изучающем и сохраняющем археологические и художественные реликты. Там они то и дело спасают искусство от международных грабителей или разгадывают таинственные шифры на глиняных черепках. Как повелось, Брайан О'Нейл работает кем-то вроде агента на местах, беря на себя львиную долю физического труда и влезая в каждую драку и прочие заморочки. Скромница Нина Кейди сосредоточена на исследовательской работе и часто засиживается до поздней ночи, разыскивая улики в древних текстах.
В этом рассказе тоже была масса подобных вещей, но, как и всегда у Сета, отличный слог и живые остроумные диалоги. Кроме того, обычно О'Нейл увлекался какой-нибудь красоткой, хотя в последней книге Сет перевернул шаблон с ног на голову, заставив действовать и Кейди. В рассказе, который я читала сейчас, все вернулось в старую колею, и О'Нейл, в своей вкрадчиво-обходительной манере, закидывает удочки к сногсшибательной музейной хранительнице.
«Дженевьева, словно королева среди подданных, не спеша прогуливалась по залам, одновременно расчетливо и повелевающе обозревая людей и экспонаты. Своими карими с зелеными искорками глазами она напоминала ему кошку, оценивающую очередное блюдо. Он почувствовал себя жертвой, когда она замедлила шаг и, увлажняя кончиком языка пухлые губы, окинула его с головы до ног томным взором.
"Господи, словно на мышку", — подумал он.
— Мистер О'Нейл, — вкрадчиво заговорила она, откидывая с лица сверкающий локон.
Светло-коричневые пряди перемежались едва заметными медовыми прожилками, словно вкраплениями золота в руде. Ему захотелось зарыться лицом в эти волосы, впитать их аромат.
— Вы опоздали.
Возвышаясь над ней на добрый фут, он почувствовал себя мелкой сошкой, обязанной преклонить колени в ее присутствии и понести наказание за свою медлительность. Не то чтобы меня это очень волновало, решил он, стараясь не пялиться туда, где тонкая ткань ее платья облегала бедра и пышные груди. Эти груди само совершенство, решил он. Весьма впечатляющие, но без гротесковой чрезмерности. А их форма… ах, никакому скульптору не повторить этих изящных линий…
Сообразив, что она ожидает ответа, он отогнал грязные мысли и невозмутимо улыбнулся:
— Прошу прощения. — Сейчас, наверное, не стоит упоминать о нападении в гостинице. — Я никогда не тороплю события. По крайней мере, когда в деле замешана женщина».
Это был самый умеренный из двусмысленных диалогов, так что я не удивилась, когда к финалу рассказа отношения между ними обострились. В конце концов, отстраненно подумала я, разве появится у Кейди с О'Нейлом реальный опыт отношений, если кто-нибудь из них не погуляет на стороне. И естественно, этот кто-то — мужчина. И кошачьи сравнения в самую точку, потому что Дженевьева эта и есть кошка в течке. Она закончила тем, что, связав О'Нейла в лифте, стала вытворять такое, отчего даже у меня глаза на лоб полезли. Удивительно, как редактор «Американской тайны» оставил все это, хотя я бы соврала, отрицая приятное возбуждение при мысли о том, что вся эта мерзость вышла из-под руки кроткого, любезного…
Лифт?
«Ты же знаешь, что у нас есть лифт», — сообщил мне Уоррен.
Светло-коричневые волосы. Зеленовато-ореховые глаза. Изящная. Красивая грудь.
— А-а-ах! — закричала я, отбросив журнал, будто он мог укусить меня.
Журнал упал рядом с опустевшей тарелкой, и проходившая мимо официантка испуганно посмотрела на меня. Поспешно выложив на стол комок смятых купюр, я схватила пальто и сумочку и бросилась в книжный магазин. Даг по-прежнему терзал «Тетрис» в нашем кабинете, но я была слишком расстроена, чтобы снова поразиться его мастерству.
Все эти взгляды. Шепотки и ухмылки. Теперь все это обрело смысл.
— Они думают, это я! — От моего вопля Даг подпрыгнул второй раз за день. — Дженевьева. Они все думают обо мне как о сексуально озабоченной веревочно-лифтовой садомазохистке.
— А разве это не так? — поднял бровь Даг.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— Даг!
Он пожал плечами:
— Подумаешь. По-моему, все очень мило.
— Но я ничего такого не делала. Героиня — это не я.
— Она очень на тебя похожа. Ее имя тоже начинается на «Д».
— Но это не… — Я захлебнулась возмущением.
Даг оценивающе разглядывал меня:
— По правде говоря, ты не можешь их упрекать. По описанию вы просто одно лицо, и все знают, что ты дружишь с Мортенсеном — не говоря уж о том, какая ты ревностная его поклонница и все такое. Кстати, когда они прочитали рассказ, Кейси сделала блестящее замечание, что вы, ребята, вчера пришли сюда вместе. А дальше пошло-поехало.
— Но… это ничего не значит.
Никто на работе понятия не имел, что мы с Сетом встречаемся. Я не хотела, чтобы все знали.
— У нас ничего не было.
Вставая из-за компьютера, Даг снова пожал плечами:
— Очень жаль. В любом случае, я бы не стал о тебе хуже думать. Все это твое личное дело.
Я застонала:
— Теперь уже нет, раз каждый может прочитать.
— Я полагал, что все это вымысел, — лукаво улыбнулся он, надевая куртку.
— Вот именно! Даг, что мне делать?
— Не знаю, Кинкейд. Уверен, ты сама разберешься. Можно начать с вопроса Мортенсену, зачем он выставил свои фантазии на всеобщее обозрение. — Он попытался ущипнуть меня за щеку, но я увернулась. — Что до меня, так мне еще на репетицию. Завтра важное выступление. Увидимся.
После чего я продолжила влачить свою жалкую смену. Зная теперь, откуда эти взгляды, я окунулась в омут унижения. Я ненавидела праздные домыслы, не хотела, чтобы люди думали обо мне такие ужасные вещи. То есть не то чтобы я никогда никого предварительно не связывала или не трахалась в лифте, но что из того? Это не темы для публичного обсуждения. Пусть мои интимные переживания останутся при мне.
Вот почему я, по мере возможности, старалась носа не казать из кабинета, выходя лишь когда без моей помощи было не обойтись, а заодно проверяя, не вернулся ли Сет. Наконец, за пару часов до закрытия, я увидела, что он снова устроился за своим столом. В ярости я уселась напротив, совершенно не заботясь о том, что подумают другие, увидев нас вместе.
— Почему ты сделал это? Зачем ты меня так изобразил?
Сет выглянул из-за ноутбука; по его лицу было понятно: о чем бы он сейчас ни писал, это занимало его куда больше, чем я. Хотя можно не сомневаться, что именно я нахожусь в центре оргии из его нового романа.
— Что?
— Рассказ! — Я изо всех сил хлопнула журналом об стол. — Ты описал меня. Дженевьева — это я.
— Нет, не ты, — заморгал он.
— Ах, неужели? Почему же наши имена начинаются на «Д»? Почему мы одинаково выглядим?
