Кирилл и Артур уехали из общежития в субботу утром. На такси. Артурчик пообещал, что его отец обеспечит им на этот день освобождение от занятий — «в честь свадьбы».

На большой перемене я ел беляши на лавке под каштаном в гордом одиночестве. Пустовало место справа от меня и на лекциях: Котова сегодня развлекала «брошенную» Артуром Прохоровым подругу.

Не сопровождала меня Лена и по пути к общежитию. Я видел, как она в компании Наташи Тороповой свернула к «Универсаму». Подходил к двери своей комнаты, когда из кухни выглянули Мраморов и Красильников.

— Ну что, парни, — сказал я. — «Птичье молоко» пробовать будем?

Вова и Паша остановились, будто уткнулись в невидимое препятствие. Переглянулись. Вновь посмотрели на меня — с подозрением, словно почувствовали в моих словах подвох.

— Чёрный, ты серьёзно? — спросил Мраморов. — Предлагаешь нам торт?

— Чё, прямо сейчас? — сказал Красильников.

Я пожал плечами и заявил:

— Устроим чаепитие. Как только придёт Котова.

Лену мы ждали недолго.

Сидели в моей комнате. Я наигрывал на гитаре пока ещё не написанные песни из репертуара вокально-инструментального ансамбля «Голубые береты» (созданного в этом году в 357-м гвардейском парашютно-десантном полку). Парни посматривали на холодильник.

Цокот каблуков Котовой первым услышал Красильников. Вова метнулся к двери, выглянул в коридор. И тут же обернулся.

— Идёт! — сообщил он. — Готовьтесь, пацаны!

Вова и Паша поправили воротники рубашек, расправили плечи.

Я отложил гитару, подошёл к холодильнику и достал из него торт. Вова и Паша уставились на шоколадную розу, что украшала «Птичье молоко». Приоткрыли рты.

— Хрена себе! — воскликнул Мраморов. — Как настоящая.

Потёр переносицу.

— Я думал… будут танчики, — сказал Вова.

Он озадаченно почесал рыжую шевелюру на своём затылке.

— Что там у вас? — спросила Котова.

Она шагнула через порог — привлекла к себе наши взгляды.

— Какая клёвая! — сказал Красильников.

Я не понял, говорил он о шоколадной розе (которая украшала торт) или о Лене Котовой.

Потому что Котова пришла сегодня не в будничном «общажном» наряде. Она явилась в коротком голубом платье, в чёрных туфлях и с косметикой на лице. Я вдохнул аромат рижской «Иоланты».

— Какая красивая роза! — сказала Лена. — Невероятно!

Она прижала ладонь к груди, покачала головой.

Мраморов и Красильников расступились.

Я протянул Котовой торт.

Сказал:

— Это тебе, Лена. С днём рождения!

Солнечный луч заглянул в комнату, осветил торт — на шоколадном лепестке розы блеснула капля влаги.

— С днём рождения! — подхватили мои слова Вова и Паша.

От крика парней у меня зазвенело в ушах.

Котова взмахнула длинными подкрашенными ресницами. Посмотрела мне в лицо. Я отметил, что сейчас она как никогда походила на своё изображение на «той самой» фотографии.

— Мальчики, как вы узнали? — спросила Лена.

«Прочитал на надгробии», — мысленно ответил я.

Усмехнулся.

Котова спросила:

— Наташка проболталась? Я угадала?

Она всплеснула руками.

— Вот же засранка! — сказала Лена. — Ведь просила её не говорить никому!

Она поджала губы.

Я покачал головой.

— Нам она ничего не сказала.

Смотрел Котовой в глаза.

— Как же тогда… — сказала Лена.

Но не договорила, будто у неё не хватило на это воздуха в лёгких.

Я дёрнул плечом.

— Да какая разница. Узнали. С днём рождения, Лена.

Рассматривал лицо Котовой, вдыхал запах её духов. Лена не закрыла дверь — сквозняк шевелил каштановые пряди на её голове. Котова не сходила с места; и уже не смотрела на торт.

— Так мы торт есть будем? — вклинился в разговор Красильников.

Мраморов шикнул на приятеля, жестом велел ему умолкнуть. Вова неохотно, но повиновался. Парни повертели головами — смотрели то на меня, то на Лену. Ухмылялись.

Котова улыбалась. Не сводила взгляда с моих глаз.

По её щекам скользили слёзы.

— Кхм… я извиняюсь, — вновь подал голос Вова. — Так что там насчёт чая?

Лена тряхнула головой.

Слёз на своём лице она будто не заметила.

— Конечно, будем, — сказала она.

Взглянула на торт и добавила:

— Только не здесь. Мы с Наташей уже на стол накрыли: у себя в комнате. Мальчики, я за вами пришла.

Котова указала рукой на стену.

— Мы салат сделали, — сообщила она. — У нас там даже бутылка вина есть.

Торт в «женское» общежитие нёс Вова Красильников.

Я по его просьбе прихватил с собой гитару.

Котова привела нас в ту самую комнату, куда я неоднократно наведывался в прошлой жизни. Вот только на этот раз обстановка в этом тесном женском жилище выглядела иначе. Будто всё в ней переделали под Котову. Сменили своё местоположение даже кровати и стол! Хотя раньше я предполагал: неофициальным лидером в этой комнате, как и в прошлый раз, будет Наташа Торопова.

Наташа встретила нас… меня неприветливо. Она скользнула по моему лицу недовольным взглядом и тут же удивлённо вскинула брови при виде шагнувших вслед за мной через порог Вовы и Паши. А потом она заметила в руках у Красильникова торт. И в момент позабыла о том, что отыгрывала стерву. Всплеснула руками и широко распахнула глаза, будто ребёнок при виде подарков под ёлкой.

Вова Красильников подмигнул Тороповой и сказал:

— Привет, красавица! Наливай нам чай!

Торт резал я.

Потому что ни у кого, кроме меня, не хватило духу покромсать на куски шоколадную розу.

Вова, Паша, Лена и Наташа смотрели на меня с осуждением, пока я орудовал ножом — словно я резал не торт, а картину знаменитого художника.

Пробу с «Птичьего молока» снимали под песню «Колыбельная медведицы» (в исполнении Аиды Ведищевой), что звучала из радиоприёмника.

Я наблюдал за тем, как комсомольцы с серьёзными лицами поглощали торт и внимательно прислушивались к своим вкусовым ощущениям.

Молчание нарушил Красильников.

— Чёрный, — сказал он, — мне на днюху подаришь такой же. Но только с танчиками!

Быстрее, чем торт, закончилось только вино.

Хотя Лена и припрятала один кусок с шоколадным листиком — «для Светы Миккоевой».

Торопова печально взглянула на деревянную доску, где остались лишь следы шоколадной глазури, вздохнула. Посмотрела на меня и заявила, что я не такой уж плохой парень, каким казался ей раньше. Сидевшая за столом справа от меня Котова будто невзначай прикоснулась к моей руке локтем.

— Ребята, вы молодцы, что принесли гитару, — сказала Наташа. — Ленчик, спой нам эту…

Она пощёлкала пальцем и добавила:

— … Песню про оленя, мою любимую.

Подбиравшие с тарелок последние крошки торта четверокурсники встрепенулись.

— Про оленя — это «увези меня в оленью страну»? — спросил Вова.

Я заметил, как Котова улыбнулась.

— Спой… Ленчик, — поддержал Торопову Пашка.

Лена скосила на меня взгляд.

Я кивнул и сказал:

— С удовольствием послушаем. Не знал, что ты играешь на гитаре.

Торопова ухмыльнулась

— Лена поёт получше некоторых! — заявила она. — И танцует! Ясно вам? Чтоб вы знали, она в театральный институт хотела поступить. И поступила бы!.. Если бы родители её не отговорили.

Она покачала головой и сказала, будто кого-то передразнивала:

— Тебе нормальная профессия нужна…

Торопова фыркнула, расправила белый воротник блузки.

— Зря ты своего папашу послушала, Ленка, — сказала она. — Ещё пожалеешь о своём решении. Из тебя получилась бы прекрасная актриса. Настоящая звезда! Точно тебе говорю!

Наташа вздохнула. Лена лишь улыбнулась ей в ответ — печально.

Вова принёс гитару. Вручил её Котовой.

Тонкие длинные девичьи пальцы пробежались по струнам — проверили настройку инструмента.