Продукты для торта я купил в пятницу — в субботу лишь приобрёл три шоколадки (спрятал их в морозильную камеру).

В субботу вечером Кир и Артурчик наблюдали за тем, как я прихорашивался около зеркала: причёсывался, расправлял складки на пиджаке, «правильно» укладывал воротник рубашки. Кирилл в шутку предположил, что я иду в ЗАГС. Я туманно намекнул брату, что «пока не в ЗАГС»; пояснил: пойду на встречу с женщиной.

О том, что иду в ресторан я ни Киру, ни Артурчику не сообщил — не говорил об этом сыну и Илья Владимирович.

До «Московского» я ни на трамвае, ни на автобусе не поехал — испугался за сохранность своего костюма. Поймал такси. Подкатил к входу в ресторан на «Волге».

На двери «Московского» красовалась табличка «мест нет». Я мазнул по ней взглядом и решительно потянул на себя деревянную ручку. Вдохнул запах табачного дыма, коктейля из ароматов женских духов и запашок общепита.

— Куда⁈ — воскликнул швейцар.

Он ринулся мне навстречу, но я остановил его взглядом.

Процедил сквозь зубы:

— Я от Ильи Владимировича Прохорова. У меня заказано.

Двумя пальцами небрежно выдернул из нагрудного кармана десятирублёвую банкноту. Махнул ею в воздухе, смял и сжал её в кулаке. Швейцар нехотя улыбнулся и указал рукой в зал.

— Прошу вас, — сказа он. — Проходите.

Сегодня я нарочно явился в «Московский» на полтора часа позже, чем в те разы, когда нас привозил сюда директор швейной фабрики. Потому что у меня в запасе осталось меньше трети тех червонцев, пачку которых я нагло умыкнул у Прохорова в Майском. Разбрасываться ними в ресторане я не собирался: шёл сюда с иной целью. Следом за швейцаром прошёл к барной стойке (которую Прохоров обозвал в разговоре со мной витриной). Швейцар любезно отодвинул для меня высокий стул — обменялся выразительным взглядом с барменом. Я пожал ему руку (красноватая бумажка перекочевала к новому владельцу). Выслушал стандартный набор благодарностей. Швейцар ушёл. Я встретился взглядом с усатым барменом — припечатал ладонью к столешнице банкноту достоинством в пять советских рублей (она исчезла со стойки сразу же, как только я убрал с неё руку: будто по волшебству).

— Сто пятьдесят армянского коньяка и блюдце с лимоном, — скомандовал я.

Облокотился о стойку, мазнул взглядом по заполненному шумными людьми ресторану. Отметил, что узнал лица многих сегодняшних гостей: видел их во время своих прошлых визитов в «Московский». Поймал на себе несколько любопытных женских взглядов. Глазами пошарил по залу в поисках официантки Светочки. Не увидел её. Зато заметил на сцене незнакомую группу музыкантов: квартет мужчин и молоденькую солистку. Девица покачивала бёдрами и напевала: «…Мимо плывут столетья, спят подо льдом моря, трутся об ось медведи, вертится земля…» Голос певички показался мне грубоватым, будто прокуренным. Хотя девица пела волне профессионально: я не различил фальши. Бармен молча поставил передо мной бокал с коньяком, придвинул ко мне блюдце с дольками лимона. Я поблагодарил его наклоном головы, но моя благодарность осталась не замеченной.

Шагов за спиной я не услышал. Но почувствовал, как на плечи мне легли женские руки. Вдохнул знакомый аромат духов.

Вспомнил их название: «Diorella» от «Dior».

Услышал:

— Здравствуй, Сергей Леонидович. Угости женщину шампанским.

«…Вслед за весенним ливнем раньше придёт рассвет…» — пела со сцены молоденькая солистка ансамбля. Её голос казался грубым и будто колючим в сравнении с тем голоском, что прозвучал у меня за спиной. Усатый бармен переместился к дальней от меня части стойки, словно сухой лист, отброшенный резким порывом ветра. Он не смотрел в мою сторону — деловито сортировал на полке под столешницей посуду. Женские пальцы пробежались по моим плечам, острый ноготь царапнул мою шею. Я почувствовал рядом с правой щекой тепло чужого дыхания. К ароматам жасмина и жимолости добавился ещё не превратившийся в перегар запах шампанского. По моей спине пробежали мурашки. Кожа на затылке съёжилась, но не от холода — от удовольствия.

— Я ждала тебя, Сергей Леонидович, — едва слышно сказала Марго. — Каждую субботу. Знала, что ты вернёшься.

Я повернул голову, уткнулся носом в мягкие локоны медово-русых волос. Вдохнул запах помады (он походил на аромат розовых лепестков). Увидел блеск голубых глаз: ярких, без прежнего серого оттенка.

— Здравствуйте, Маргарита Лаврентьевна, — сказал я.

Сообразил вдруг, что во рту у меня возникла засуха. Мой язык едва ворочался. Слова прозвучали нечётко, словно я был сильно пьян. Я взял со стойки бокал, сделал большой глоток. Не обратил внимания на вкус коньяка. Пил его, будто воду.

— Фи, как официально… Серёжа, — сказала Марго.

Она согрела дыханием мочку моего правого уха. Краем глаза я заметил, что голова Марго снова исчезла у меня за спиной. Почувствовал, как коньяк успокоительным теплом опустился от горла к желудку.

— Но я тебе это прощаю, — заявила Маргарита Лаврентьевна.

Марго вынырнула слева от меня и будто вспорхнула на высокий стул. Я заметил, как в её серьгах и в кольцах блеснули сапфиры. Мазнул взглядом по её платью нежно-кремового цвета, посмотрел на открытые женские плечи. Маргарита Лаврентьевна забросила ногу на ногу — обнажила часть бедра, направила на меня гладкую, чуть подрумяненную загаром коленку. Уже добравшееся до желудка тепло коньяка спустилось ещё ниже: к паху. Я погладил пальцем стекло бокала. «…Ла-ла-ла-ла-ла ла-ла, вертится быстрей земля…» — доносился со сцены грубоватый голос певицы. Я ощутил, что от громкой музыки, растворённого в воздухе запаха табачного дыма и от тех ароматов, которые принесла Марго, у меня закружилась голова.

— Ну же, Серёжа! Я попросила шампанское.

Маргарита Лаврентьевна постучала по столешнице окрашенными под цвет платья ноготками. Она чуть запрокинула голову. Продемонстрировала мне шею, круглое декольте и тонкую золотую цепочку с овальным сапфиром в подвеске.

— Бармен!

Усатый бармен моментально откликнулся на мой зов. Он будто телепортировался. Секунду назад мужчина подчёркнуто внимательно рассматривал на свет бокалы — и вот он уже стоял напротив меня: по другую сторону барной стойки.

— Бокал шампанского для дамы…

Я взглянул на Марго и уточнил:

— Какое ты пьёшь?

Маргарита Лаврентьевна улыбнулась, словно посчитала мои слова шуткой. Не ждал уточнений и бармен. Я засмотрелся в обрамлённые густыми подкрашенными ресницами голубые глаза — не заметил, как перед Марго возник фужер с пузырящимся напитком.

— За нашу новую встречу, Серёжа, — сказала Маргарита.

В паузе между музыкальными композициями её слова прозвучали громко. И будто спугнули бармена: тот снова переместился к противоположному от нас концу стойки. Марго отсалютовала мне шампанским — я поднял бокал с коньяком. На этот раз я не спутал бренди с водой. Пару секунд подержал напиток во рту, прислушался к ощущениям. Позволил тому скользнуть в пищевод. И тут же беспощадно уничтожил вкусовые оттенки коньяка: закусил его ломтиком лимона. Марго лишь пригубила фужер — на его краю остался след от красной помады. Она не сводила взгляда с моих глаз, будто ждала от меня то ли комплиментов, то ли признаний в любви. А я уже чувствовал, как моё тело буквально кричало: «Не тушуйся, Серёга! Действуй!»

На сцене зазвучала смутно знакомая мне мелодия, из-за столов один за другим степенно поднимались гости.

«Медляк», — промелькнула в голове мысль.

Марго встрепенулась, поставила фужер — расплескали на стойку с полдюжины капель шампанского.

— Моя любимая песня! — сказала она.

Соскочила со стула, цокнула по полу каблуками. Одёрнула задравшийся подол платья (я успел: мазнул взглядом по её загорелым бёдрам). Марго схватила меня за руку — я почувствовал тепло её пальцев.

— Вставай, Серёжа! — потребовала Маргарита Лаврентьевна. — Пригласи меня на танец.