Туманно намекнул Уварову, что занятия в бассейне (не во Дворце спорта, разумеется) входили в обязательную программу подготовки бойцов ВДВ. Заявил, что продемонстрирую свои навыки плавания «хоть прямо сейчас». После третьей бутылки «Каленвала» Николай счёл моё предложение разумным. Он сказал, что рядом с деревней есть ставок — всего «в миле на норд-вест». Коля заявил, что отвезёт меня туда «прямо сейчас». Он ухмыльнулся и сообщил: поплывёт через ставок вместе со мной — наперегонки. Пообещал, что утрёт нос и «сухопутным», и даже «воздушным».

Мы вышли во двор и обнаружили, что мотоциклу Уварова преградил путь из двора «Урал» М-63 с боковым прицепом, на котором прикатил к приятелю участковый милиционер. Мы пару минут прикидывали, как прокатить мимо него ИЖ-56. Версию на тему того, чтобы попросту сдвинуть «Урал» в сторону мы не рассматривали. Пришли к выводу, что родственника Чижика со двора не выведем. И тогда Николаю в голову пришла удачная мысль. Он заявил: его приятель не расстроится, если до ставка мы прокатимся на милицейском «Урале». Я признал эту идею здравой.

Уваров вернулся во двор — выудил из люльки своего мотоцикла шлем. Я тем временем присмотрелся к прицепу «Урала». Решил, что эта «люлька» меня выдержит. И даже залез в неё. Но тут же услышал от Николая, что «так не пойдёт». Коля объяснил мне, что с этого года шлем при езде положен и пассажирам мотоциклов. Сказал, что не нарушит правила — я признал его слова разумными. Но в мотоцикле участкового я шлем не обнаружил. О чём и сообщил Уварову. Коля почесал затылок — его взгляд засиял. Николай умчался в свой двор. И вскоре вернулся с милицейской фуражкой в руках.

Он надел её мне на голову и объявил:

— Вот теперь всё нормально.

До ставка мы домчались «с ветерком». Хотя и дважды останавливались: я возвращался и подбирал с обочины дороги слетавшую с моей головы фуражку. Водоём, куда меня привёз Николай, оказался больше бассейна из Дворца культуры. Но он не превышал размерами пруд, что находился около Павловской водокачки. Уваров подкатил мотоцикл к поросшему камышом берегу и заглушил двигатель. Я выбрался из «люльки» размял ноги. Окинул взглядом ставок — прикинул расстояние до противоположного берега: метров тридцать или сорок, если глазомер меня сейчас не обманывал.

Проблемы с «глазомером» заметил и Николай — после того, как решительно сбросил с себя одежду. Он объявил, что выпили мы «прилично» — «лезть» «подвыпивши» в воду не безопасно. Я тоже побросал свои вещички в боковой прицеп «Урала» и согласился с Колей. Сообщил ему, что третья бутылка «Коленвала» была лишней. Мы снова взглянули на воду. Уваров заявил, что без «подстраховки» «в таком состоянии» туда не полезет. Он решительно натянул на голову мотошлем, застегнул под подбородком ремешок. Я признал его решение мудрым — надел милицейскую фуражку.

Заплыв к противоположному берегу я проиграл.

Потому что трижды вылавливал фуражку из пруда.

К мотоциклу мы вернулись пешком: по берегу пруда. На обратном пути решили, что отметим победу Уварова. Купили в «Сельмаге» ещё две бутылки «Коленвала».

Утром меня разбудил собиравшийся на работу Николай.

Мы с ним единодушно решили, что «больше никогда в жизни» не выпьем ни капли «Коленвала»: уж очень сильно после этой водки тошнило, штормило и давило на мозг.

Рассол из бочки с квашеной капустой немного поправил мне здоровье — на площадку, где дожидался меня младший брат, я пришёл почти уверенной походкой, не стонал.

Кирилл увидел меня, рванул мне навстречу.

Он улыбнулся и сообщил:

— Серый, ты не поверишь!..

Звёзды на небе уже погасли. Но солнце пока не выкатилось из-за тёмной полосы лесопосадки, что выделялась на фоне разукрасившей горизонт алой полосы. Денёк обещал быть тёплым и солнечным. Всё это я отметил, ещё когда шагал на встречу со своим младшим братом. Рассуждения о природе тогда отодвинули на задний план мысли о запланированных на утро физических упражнениях, которые вызывали недовольство и панику у моего травмированного «Коленвалом» организма. Сейчас я смотрел на бодрого и радостного Кирилла и чувствовал себя больным человеком и старой развалиной. Боль в висках и в уже очищенном после утреннего пробуждения желудке требовали покоя и уединения, а не физической нагрузки и долгих бесед. Я стоял на краю утоптанной площадки, где мы с Киром разминались по утрам, слушал рассказ младшего брата — выделял в нём главные моменты.

Главной (и самой важной с точки зрения моего брата) новостью вчерашнего дня стало поведение Лены Котовой. Я тут же пометил в уме, что неожиданным (но долгожданным) оно было только для Кира. После вчерашней беседы с Котовой я на нечто-то подобное в исполнении Лены и надеялся. Уж очень много она позавчера вечером (по пути к летнему дому) говорила о Кирилле: расспрашивала меня о брате, восхваляла его «геройские» действия во время операции по поиску транспорта для спасения больного комсорга. Я предполагал, что интерес девчонки перерастёт в конкретные действия. Поэтому рассказ Кирилла о том, что вчера он в компании Котовой любовался закатом и считал звёзды, меня не удивил. Я лишь уточнил, придерживался ли Кир вчера моих чётких и мудрых советов. Убедился, что он не натворил непозволительных глупостей при общении тет-а-тет с Леной.

По-стариковски (как сейчас себя и ощущал) пожурил младшего брата за допущенные им вчера небольшие оплошности в деле охмурения Котовой. Описал брату примерный план действий на сегодня (говорил неторопливо: оттягивал тот момент, когда перейду от болтовни к физическим упражнениям). Разъяснил Кириллу, каким сейчас его представляла Лена. Убедил брата, что он именно такой и есть (когда не маялся дурью и не тратил энергию на бессмысленное самокопание). Провёл мотивационный тренинг на тему «что делать». Пояснил, чего именно сейчас хотела от Кирилла Котова. Чётко и по пунктам пересказал, на какие желания девчонки и каким образом Кир должен будет отреагировать. Рассказал брату, какие хотелки Лены ему следовало отправить в игнор. Похвалил Кирилла за хорошо проделанную работу. Потребовал, чтобы он не останавливался на достигнутом успехе и не почивал на лаврах.

О «Коленвале» я брату не рассказал. Поэтому моё сегодняшнее подавленное (точнее, раздавленное) состояние он связывал с привезённым вчера из Новосоветска известием о «предательстве» Варвары Сергеевны. Кирилл неумело успокаивал меня, чем провоцировал усиление головной боли. Пробежка, горячий чай и аспирин избавили меня от тошноты, заглушили головную боль и улучшили моё настроение. Но тогда навалилась сонливость. Днём я ходил по баштану, подобно зомби — это заметили окружающие. Кирилл всё же проболтался о «причине» моего плохого настроения.

Ещё до обеда ко мне подошёл Артурчик. Он сообщил, что понятия не имел о планах своего отца (относительно женитьбы на Павловой). Прохоров сказал, что тоже разозлился на Илью Владимировича. Заявил: мачеха ему не нужна, он не допустит проведения этой свадьбы. Я едва сдержался: не отвесил ему подзатыльник. При нынешнем настроении и физическом состоянии я не подбирал слова — моя лекция на тему Артурчиковых желаний получилась резкой и красочной. Объяснил Прохорову, что свадьба Ильи Владимировича и Варвары Сергеевны — это их личное дело, как взрослых и свободных людей.

Я чавкал очередным разбитым о камень арбузом и песочил Артурчика. Заявил ему, что он ведёт себя по-детски. Обвинил Прохорова в том, что он желал и «рыбку съесть», и… всё остальное. Окруживших нас с Артуром комсомольцев не очень пронял смысл моих речей. Но их впечатлил способ подачи материала. Я заметил, как покраснели уши у комсомолок (у Наташи Тороповой и у Лены Котовой), подслушавших мою беседу с Артуром. Впечатлили мои образные выражения и Кирилла. Мой брат пожал плечами в ответ на взгляд Котовой и шёпотом напомнил девчонке, что я «отслужил в армии». И добавил: «Переживает».