Особенно впечатляюще выглядела награда в 8502 руб. 54½ коп., «на основании таможенных узаконий», за «поимку контробантов [так в тексте. – Авт.] товаров» 6 июля 1826 г., когда А. С. Каретников «находился в ведении начальника секретной экспедиции Завилейского». Алексей Степанович сопровождал конфискованные товары в Петербург, «причем Завилейский отдавал Каретникову совершенную признательность за неусыпные труды и отличное усердие» (ноябрь 1826 г.).
Как мы узнали из книги И. Л. Андроникова (1975, с. 323–324), Петр Демьянович Завилейский (1800–1843), служивший в Министерстве финансов, «был употреблен к открытию шайки контрабандистов», действовавшей в городе Радзивиллове и местечке Зельвах на западной границе России. Назначенный начальником «секретной экспедиции», Завилейский в короткий срок обнаружил контрабандных товаров более чем на 2 млн руб., за что получил в награду 300 тыс. руб. и орден[10].
Эта история с контрабандой отражена в «Мертвых душах» Гоголя в жизнеописании Чичикова. В литературном герое, бывшем таможеннике Павле Ивановиче Чичикове, Н. В. Гоголь показал характер и поведение реального таможенника, сотрудничавшего с контрабандистами.
«В непродолжительное время не было от него никакого житья контрабандистам… Такая ревностно-бескорыстная служба не могла не сделаться предметом общего удивления и не дойти, наконец, до сведения начальства. Он получил чин и повышение и вслед за тем представил проект изловить всех контрабандистов, прося только средств исполнить его самому. Ему тот же час вручена была команда и неограниченное право производить всякие поиски… Прежде он не хотел вступать ни в какие сношения с контрабандистами, потому что был не более как простой пешкой, стало быть, не много получил бы… Условия были заключены, и общество приступило к действиям. Действия начались блистательно: читатель, без сомнения, слышал так часто повторяемую историю об остроумном путешествии испанских баранов, которые, совершив переход через границу, пронесли под тулупчиками на миллион брабантских кружев. Это происшествие случилось именно тогда, когда Чичиков служил при таможне. После трех или четырех бараньих походов через границу у обоих чиновников (Чичиков привлек к этой авантюре еще одного таможенника. – Примеч. авт.) очутилось по 400 тысяч капиталу» (Гоголь, 1953).
Потом таможенники поссорились, и один из них написал донос (на Чичикова). «Чиновников взяли под суд, конфисковали, описали все, что у них ни было».
Получилось, что Каретников поймал «Чичикова».
В течение трех лет, по-прежнему оставаясь в ведомстве Департамента внешней торговли, А. С. Каретников заготавливал и отправлял в округа различные вещи для нижних чинов пограничной таможенной стражи[11] (5 августа 1827 – 14 июня 1830 г.).
В Петербурге «местом таможенной работы» Алексея Степановича была Стрелка Васильевского острова, где располагались здания Биржи и двух пакгаузов по обе стороны от нее, предназначенных под склады и выставки товаров (1826). Рядом со Стрелкой[12] было заложено новое здание Таможни (1829), строительство которого завершилось 8 сентября 1832 г.
Из таможни А. С. Каретников был «переведен Комиссаром Временной комиссии, Высочайше утвержденной для построения дома Министерства Внутренних дел у Чернышова моста» (14 июня – 10 октября 1830 г.)[13].
«В продолжение службы своей в штрафах, под судом, в домовых отпусках и в отставке с награждением чином и без оных не был, аттестован способным и достойным». «В воздаяние ревностной и отлично усердной службы» Алексей Степанович Каретников был пожалован орденом Св. Анны 3-й степени и «со дня получения ордена состоял в дворянском достоинстве, получив дворянство по ордену» (27 марта 1825 г.). Он имел грамоту на дворянство № 314, подписанную генералом от инфантерии князем Д. И. Лобановым-Ростовским (за отсутствием канцлера[14]) и орденским казначеем генерал-лейтенантом М. К. Крыжановским (5 мая 1825 г.)[15].
Четыре сына А. С. Каретникова получили свидетельства на дворянство (1831) за номерами: 2639 – Александр, 1800 г. р.; 2638 – Гавриил, 1804 г. р.; 2640 – Павел, 1808 г. р.; 2641 – Сергей, 1812 г. р.
Ко времени получения сыновьями дворянства старшая дочь Елизавета (1803 г. р.?)[16] была замужем за генерал-майором Завадовским; средняя дочь, 21-летняя Александра (1810 г. р.) и младшая, 15-летняя Елена (1816 г. р.), жили при родителях.
Женой и матерью детей Алексея Степановича была, как написал Н. Ф. Дубровин со слов ее дочери Александры, дочь тульского купца, Ксения Ефимовна Демидова. В метрических книгах (при записи ее новорожденных детей), как мы видели, ее называли Ксенией Евтихиевной, без указания девичьей фамилии.
Нам, к сожалению, не удалось найти архивных данных (о рождении, венчании и смерти), касающихся бабушки великого путешественника, и уточнить, как звали ее отца – Ефим или Евтихий[17].
Алексей Каретников, согласно Дубровину, «имел три дома в Петербурге: на Михайловской площади, где жил сам; на Екатерининском канале[18], третий у Покрова» (церкви Покрова Пресвятой Богородицы в Большой Коломне) (Аллер, 1824[19]). В 1831 г., как написано в архивном документе[20], у него было «два дома, один каменный, другой деревянный». Третий дом Каретников отдал в приданое старшей дочери Елизавете.
Позднее (возможно, в 1832 г.) 68-летний Алексей Степанович продал петербургские дома и купил с аукциона за 29 тыс. руб. ассигнациями Кимборово в Смоленском уезде Смоленской губернии у Егора (или Петра) Дмитриевича Лесли, а также деревни Раковичи, Маланьино (Церковищи тож), Старинки.
Вместе с Алексеем Степановичем из Петербурга в Смоленскую губернию переехала его семья: Ксения Евтихиевна, Александр (1800[21]-?), Гавриил (1804[22]-1860[23]), Павел (1808[24]-1876[25]), Александра (1810–1893)[26], Елена (1816–1877[27]). Неизвестно, перебрался ли на Смоленщину Сергей Каретников (1812[28]-?), так как в адресной книге Петербурга 1837 г., то есть после отъезда семьи Каретникова, есть упоминания о двух Каретниковых[29]: коллежском асессоре и отставном прапорщике, но имеют ли они отношение к семье Алексея Степановича, трудно сказать. Следы пребывания Сергея Каретникова в Смоленской губернии пока не обнаружены. Сыновья Елены Каретниковой-Пржевальской ничего не знали о своих дядях (кроме Павла Алексеевича Каретникова). Владимир Михайлович Пржевальский писал, что «Гаврилу и Александра мы не знали, т. к. они были в ссоре с матерью, а Павел, прокутив имение Кимборово вместе с другими братьями, поселился у нас».
Алексей Степанович Каретников в имении Кимборово
Н. Ф. Дубровин в биографическом очерке «Н. М. Пржевальский» нарисовал замечательный портрет деда путешественника, смоленского помещика Каретникова. Человек очень добрый, много помогавший бедным, вел правильный образ жизни: очень рано вставал, много занимался хозяйством и рано ложился спать. При этом он любил гостей, был радушным и хлебосольным, и «его званые обеды прославились по всему уезду». «Алексей Степанович говорил красно и охотно рассказывал про свои заграничные поездки». Он был «большой любитель пения и музыки».