— Смотрите! Смотрите! Борис Николаевич Ельцин поехал! — возбуждённо проговорил мужчина, тоже стоявший у подоконника с маленьким сыном.

— Кто? — невнятно спросил пацан, не достававший до подоконника и ничего не видевший.

— Дядя Боря! — отец посадил сына на подоконник и показал ему на машины. — Видишь, где-то там сидит!

Арина, проживая почти год в современной Москве, навидалась этих правительственных кортежей, поэтому равнодушно посмотрела на колонну и продолжила есть мороженое. А вот фигуристов эта колонна заинтересовала, и они стали оживлённо обсуждать, придёт дядя Боря на первенство города или нет…

… Обкомовская «Чайка» почти неслышно скользила по заснеженной городской улице. На заднем сиденье вольготно расположились секретарь ЦК КПСС Борис Ельцин и с ним первый секретарь Свердловского обкома партии Юрий Петров, назначенный Политбюро на эту должность вместо Ельцина, уехавшего по решению Центрального комитета на московскую работу. Для Ельцина это было явное повышение. Но встретил он его с небольшим неудовольствием и при малейшей возможности ездил обратно на Урал, где успел сделать много чего полезного в бытность первым секретарём обкома.

— Юра… Это что такое за бездорожье у тебя тут? Снег, понимаешь, как в тайге, — с неудовольствием спросил Ельцин у Петрова, без году неделя бывшего в должности первого секретаря, и просто не успевшего ещё доехать до такой дыры как Екатинск.

— Извини, Борис Николаич, погода такая, — отвертелся Петров, понимая, что ссылаться на то, что недавно в должности, смысла нет. А погода совсем другое.

— Если погода, зачем извиняешься? — гулко рассмеялся Ельцин и откинулся на кожаный диван «Чайки». — То, что погода, это я знаю… Люблю я наш Урал, Юра. Людей люблю, природу. Давит меня Москва. Другие там люди. Злые.

— Зато наши люди хорошие. Много сделал ты для наших людей, Борис Николаич, — осторожно ответствовал Петров. — Все в Екатинске благодарны тебе. Вон какой спортивный комплекс тут отгрохал. Детишки спортом занимаются, по улицам не шарятся. Мне сказали, первенство города по фигурному катанию послезавтра намечается. Почему бы не сходить тебе, не посмотреть? Победителей поздравить? Ты ж сам спортсмен! И деткам приятно будет.

— А вот это отличная мысль, понимаешь ли! — оживился Ельцин. — Кого-кого, а фигуристов ещё не видел вживую. Обязательно схожу! Погощу у вас в городе напоследок…

— Какие впечатления от Москвы то, Николаич? — заинтересованно спросил Петров, глядя на Ельцина. — Чем заниматься планируешь?

— Впечатления такие, что хорошо там всё… — уклончиво ответил Ельцин. Во взгляде чувствовалось, что недоговаривает член ЦК. — Намного лучше, чем у нас. А так быть не должно, понимаешь… Трудовой народ везде одинаково хорошо должен жить. Говорили мы с Михал Сергеичем на эту тему, сошлись в едином мнении, значит. Больше экономической свободы регионам давать надо. Управление заводами у рабочих должно быть, понимаешь. У советов трудовых коллективов.

— А Политбюро какого мнения? — осторожно спросил Петров. — Что члены говорят?

— Ничего они не говорят, — нахмурился Ельцин. — Как генсек скажет, так и сделают. А поддержкой Михаила Сергеевича я заручился. На ближайшем же пленуме вынесем вопрос о советах трудовых коллективов и о переводе предприятий на хозрасчет и самофинансирование. Это и есть настоящее народовластие.

Петров, считавшийся протеже Ельцина на пост первого секретаря обкома, с удивлением посмотрел на него.

— Как скажешь, Николаич. Рабочие тебя уважают, как и все уральцы. Уверен, только за новую политику будут.

— Да хватит уже о политике, — рассмеялся Ельцин. — Давай-ка, друг сердешный, как раньше, по нашему, по уральски. По сто и лосятинки с противня…

…Пока высокие люди решали судьбы страны, Арина решила, что пора ехать домой. Время позднее, а надо ещё согнать калории с мороженки и сделать домашку. Как и каждая спортсменка, привыкла она жить по чёткому распорядку дня, когда каждая минута рассчитана и не используется без дела. Многие удивлялись: как ты, мол, успеваешь всё и даже больше? Тренировки, школа на отлично, интернет, блоги — масса времени на всё требуется. В сутках столько нет. Но ответ Арины был прост: на холодильнике, на магнитиках всегда висел распорядок дня. И если четко следовать ему по минутам, успеть можно многое.

— Пора закругляться! — предложила Арина одногруппникам, но как и ожидалось, они только вошли во вкус и домой идти было никому неохота.

— Нет! — решительно возразил Данил, высокий светловолосый и голубоглазый мальчишка тринадцати лет. — Пойдёмте ещё погуляем. На горке покатаемся.

— На горке можно травмироваться и сломать себе шею, как раз накануне старта! И это катание не входит в ваш тренировочный кейс! — заявила Арина, следуя заветам Бронгауза. — Марш по домам все!

И если девчонки, слегка побурчав, успокоились и подчинились новой командирше, то мальчишки отказались наотрез, и с криками побежали на городскую горку, стоявшую у горсовета, за квартал отсюда.

Иронически покачав головой, Арина пошла на остановку, дождалась автобуса и поехала домой готовиться к завтрашнему дню. Глядя в окно народного транспорта, ползущего через тьму уральского города, она вдруг подумала, что незаметно привыкла к этому месту. И при здравом размышлении, не такое уж оно ужасное, как показалось вначале. Сейчас, обрастая друзьями, привыкая к здешнему простому укладу жизни, она поняла, что всё зависит лишь от неё самой. Не место красит человека, а человек место. Стала бы она сейчас жить так, как жила до этого, в родном времени и мире, попади туда обратно? На этот вопрос пока не было ответа.

Мама как всегда в это время, уже пришла с работы. И Арина сразу поняла, что она сейчас не одна. На кухне, где готовился ужин, слышался ещё один женский голос.

— А вот и Люся пришла, — радостно сказала мама. — Малышка! Давай помой руки, и ужинать.

— Я не хочу! — возразила Арина. — Мы мороженое съели.

О мороженом она сказала таким тоном, как будто мороженого съела килограмм, а не обычную стограммовую порцию.

— Мороженое и все? — недоуменно спросила мама.

— Нет, не всё, — объяснила Арина. — Оно было ещё с шоколадом и… Орехом! Нет, с двумя орехами!

— Люсенька! Иди ко мне, моё солнышко! — раздался голос из кухни, принадлежавший, судя по всему, пожилой женщине.

— Люся, иди, поздоровайся с бабушкой! — мама выглянула из кухни, увидела, что Арина медленно раздевается, и укоризненно покачала головой. — Ты специально тянешь время, чтобы тебя не заставили ужинать?

— Угу, — смущённо согласилась Арина. — Я хочу кофе! Или какао!

— Я как раз привезла кофе, внученька! Ну надо же, так угодить тебе! Иди сюда! — из кухни вышла бабушка Арины, моложавая женщина лет шестидесяти в очках и чёрном брючном костюме. Её и бабушкой-то назвать трудно! Волосы какие густые, чёрные и лишь слегка тронуты сединой. Да она вообще какая-то крутая! Одета в брючный костюм и… Что это? На ней какая-то медаль!

Антонина Никифоровна Хмельницкая, конечно же, была никакая не крутая, но личность вполне примечательная. Жила она в селе Бутка и работала директором местного совхоза. Ветеран войны, бывшая лётчица, награждена орденами и медалями, в том числе и за трудовую доблесть. В мирное время несколько лет работала механизатором, позже по направлению от обкома партии закончила Московскую академию имени Тимирязева. Работала ветеринаром, главным зоотехником, директором совхоза. Женщина она была хоть и властная, но очень добрая. И самое главное… Она точная копия Люськи с поправкой на возраст! Мама походила не очень, она более светлая, а вот на внучке гены бабушки отыгрались в полной мере.

— Иди-ка сюда, Люся, я тебя хоть потискаю! Ух ты, какая большая стала! Антонина Никифоровна стала бесцеремонно вертеть Арину туда-сюда, рассматривая со всех сторон, а потом стала обнимать и целовать. — Уже и ухажеры за тобой бегают, как мамка говорит?

— Ну мамааа! Ну что за брееед? — с досадой пискнула Арина, с трудом вырвавшись из объятий бабушки. — Ну это же неправдааа!