Его лицо краснеет, и он хрипит. Я резко подаюсь вперед, но рука Кольта врезается мне в лоб, останавливая меня прежде, чем я ударю Грейсона головой.

— Успокойся. — он тянется ко мне сзади и защелкивает фиксаторы на запястьях.

Дергаясь, я плюю ему под ноги, поскольку никогда не была фанаткой того, чтобы люди получали слюной по лицу, и скалю на него зубы.

— Подавись членом, вампир.

Его лицо падает, и я хмуро смотрю на эмоции, промелькнувшие на его лице. Он не грустит. Это все игра. Глупая игра в кошки-мышки.

Теперь все кончено.

Грейсон пришел в себя и ловко движется к двери, задерживаясь на пороге и глядя на меня.

— Деми… — начинает Кольт, но его снова прерывает треск динамика.

— Оставь нас. Я разберусь с вами двумя позже.

Кольт смотрит на зеркальное окно.

— Давай, Кольт, будь хорошим мальчиком и слушай своего создателя.

Он кряхтит, и его плечи опускаются.

— Мне жаль.

Извинения застают меня врасплох, но это ничего не меняет. Ничто из того, что он скажет, не изменит того, что он сделал. Что сделал Грейсон.

Они — кучка трусов.

Кольт и Грейсон выходят из комнаты, закрывая за собой дверь. Я слышу характерный щелчок замка и издевательски смеюсь.

— Я не могу сбежать! — я кричу на человека, спрятанного от глаз, не заботясь о том, насколько безумно это говорю. — Выходи, выходи, где бы ты ни был.

Мужчина не отвечает.

— Перестань быть трусливым дерьмом и разберись со мной сам.

Динамик хрипит.

— Ты не готова.

— Готова к чему? От тебя пользы столько же, сколько от вялого члена. Ты заставляешь Кольта и Грейсона делать всю тяжелую работу. Где ты был, когда они повели меня к альфе? Испугался большого плохого волка?

— Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что ты слишком много болтаешь?

Я ухмыляюсь в окно.

— Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что ты киска?

Динамик отключается, и я смеюсь, громко мяукая. Я окончательно выхожу из себя, и мне наплевать. Если сегодня я умру, то разозлю его.

Когда дверь захлопывается и стена сотрясается, я ухмыляюсь, глядя на дверь в свою комнату, ожидая встретить его во всей красе его ярости.

Маттео

Мои ноги тяжелеют, и я впечатываю их в пол, пробираясь по коридору к месту, где ждут Кольт и Грейсон.

Мяуканье Деми эхом отдается в моей голове, дразня меня и разжигая во мне огонь, который я не могу сдержать. Я сейчас взорвусь, и не в хорошем смысле.

Она дразнит меня, обвиняя в слабости. Это не так. Я знаю это, но я хочу, чтобы и она это знала. Я испытываю сильнейшее желание придушить в ней жизнь. Если бы я не думал, что она умрет с улыбкой на лице, я бы так и сделал.

Сумасшедшая женщина так сильно хочет смерти, что от нее веет отчаянием.

Я вышибаю дверь в кабинет. Кольт и Грейсон стоят в дальнем конце комнаты, готовые к бою.

Я налетаю на них, сваливая их одновременно. Я старше и быстрее их обоих. Они мне не соперники, особенно когда я полон ярости. Кровь Кольта царапает мою щеку, а стоны боли Грейсона посылают рябь раздражения по моему позвоночнику.

— У вам была одна работа, — я шиплю эти слова, продолжая бить кулаками по их лицам. — Одна гребаная работа. Вы не справились. Я полагаю, что отряд мертв. Разве вы не видите, что она с вами делает?

Другие мои машины так и не вернулись. Солдаты мертвы, я знаю это. Неважно, что они заживут. Прошло почти пятьдесят лет с тех пор, как мои солдаты погибали во время деловых встреч. В этом виновата Деми. Я не знаю, как, и не даю ни Кольту, ни Грейсону шанса объяснить. Они виноваты не меньше, чем она.

Когда я избил их почти до смерти, я падаю на задницу и разочарованно вздыхаю.

— Разве ты не видишь, что она делает?

На этот раз я не уверен, спрашиваю ли я их или себя.

Деми

Этот ублюдок все не приходит. Я жду и жду, когда он появится и взорвется, но он не приходит. Чем дольше я жду, тем больше мой гнев угасает, превращаясь в пустоту.

Зачем они это затягивают? Это хуже, чем если бы он пришел сюда и одним махом свернул мне шею или выпил мою кровь.

Вместо этого я часами мучаюсь над тем, как это сделать и когда это будет сделано. Придут ли они когда-нибудь, чтобы сделать это, или будут медленно наблюдать, как я умираю от голода? Получая удовольствие от моих мучительных криков?

В какой-то момент я засыпаю, но меня разбудила молодая девушка, в лучшем случае лет пятнадцати.

— Кто… — начинаю я спрашивать, но в горле у меня пересохло от всех криков, которые я издавала ранее.

Она бросает на меня жалостливый взгляд и подносит к моим губам тонкий бумажный стаканчик — такие дают в приемном покое больницы. Вода брызгает мне в рот, и я жадно глотаю жидкость, удивляясь ее чудесному вкусу и ощущениям.

— Кто ты?

Она похлопывает меня по руке и протирает раны влажной салфеткой.

— Кто ты? — спрашиваю я еще раз, все больше раздражаясь на девушку. Она не может быть вампиром, она осторожно вытирает мою кровь. Ее движения контролируемы, ткань мягкая и влажная на моей горящей коже. Ее зрачки не расширяются. Я не оказываю на нее никакого влияния.

Я дергаюсь на сиденье, пугая девушку, и кричу:

— Кто ты?

Она гримасничает и качает головой, прежде чем протянуть влажную ткань к моей ране. Я отстраняюсь, и она тяжело вздыхает.

Когда я отшатываюсь от нее еще несколько раз, она раздраженно кряхтит, прежде чем бросить полотенце мне на колени и выйти из комнаты.

Я свесила голову, ненавидя то, как цепи впиваются в мои запястья и лодыжки. В местах, где они зажаты, я уже порвала кожу, и от трения плоти о кандалы меня передергивает.

— Убей меня!

Я выкрикиваю эти слова снова и снова, пока мой голос не становится хриплым. Но никто не приходит. Динамик даже не потрескивает. Проклятый ящик.

— Пожалуйста убей меня, — я не плачу, но каждый раз, когда я это говорю, чувствуется отчетливая мольба. — Пожалуйста.

Никто не приходит.

Снова проходят часы, и я засыпаю с болью в голове и тяжелым сердцем.

Ожидание конца хуже смерти.

Глава 13

Деми

Когда я просыпаюсь в следующий раз, я уже привязана к кровати. По коже пробегают мурашки ужаса, когда я вижу, что кто-то переодел меня. На мне простое черное боди и больше ничего.

Я зажмуриваю глаза и бьюсь об ограничители. Они гораздо туже и не так сильно поддаются. Я едва могу поднять руку.

— Чертовы членососы. — мой голос надламывается на последнем слове, и я наконец поддаюсь слезам.

Это не может быть правдой. Они бы не стали, не так ли?

Зачем еще им привязывать меня к кровати?

— Черт, черт, черт, — шепчу я и несколько раз дергаю запястьями веревку. Мои вчерашние раны вновь открываются, и струйка крови стекает по моей руке. — Блять.

Динамик потрескивает, и я мотаю головой из стороны в сторону в поисках дурацкой коробки с дерьмом.

— Останавись.

Я замираю, непроизвольно выполняя его просьбу, потому что не могу найти динамик. Потом, когда я понимаю, что натворила, я начинаю бороться с ограничениями.

— Ты сделаешь себе больно, остановись.

О, он не хочет иметь раненую женщину?

Это только дает мне больше энергии, чтобы тянуть и тянуть, пока я отчаянно пытаюсь выбраться из этих туго связанных веревок.

— Пошел ты. — кричу я в потолок и плюхаюсь на кровать.

Выключается динамик, и в спальне гаснет свет, погружая меня в невыносимую темноту. Дверь захлопывается, и я вжимаюсь в матрас, пытаясь позволить ему поглотить меня, чтобы я исчезла.

Я не могу разглядеть его лицо, потому что так темно, но он высокий, около метра восьмидесяти сантиметров, и он хорошо сложен. С ним будет невозможно бороться. Особенно связанной. На нем серая рубашка с длинным рукавом и мягкие черные брюки. Повседневные и легко снимаются. Желчь поднимается у меня в горле.