— Я хочу оставить этот осколок тебе на память. На, держи.

Он аккуратно сунул осколок в ослабевшую руку. Разбитые карманные часы он положил рядом.

— Это семечко. Потеряешь ты его, или заменишь на другое — не важно. Семечко всегда будет при тебе. Чтобы однажды ты посадил его, как я посадил только что. Не забывай о нём.

Заостренный кусочек Осколочного доспеха рассыпался спустя некоторое время. Но Актеон сохранил его в памяти. Пусть, и не зная зачем, даже супротив своей воли.

Гаран Шульц отшатнулся назад на подкосившихся ногах и плюхнулся наземь. Он вертел в руках окровавленный метательный клинок. Такими клинками Иностранный Легион обстреливал пляж. Адамант протопал с ним, застрявшем в затылке, добрых сто метров вглубь острова.

Доспех, видно, настолько тупой, что и бревна глазу не заметит.

— Тупая, тупая жестянка… — прошептал Гаран ошарашенным голосом.

Холодный завывающий ветер трепал его потускневшие русые волосы.

— Как это вообще получилось?.. Как?..

Взгляд размывался от подступающих слез, а горло душил подкативший ком.

Мозг поврежден. Зирана мертва. Окончательно.

Голова сестры-близнеца покоилась в траве. Трава бесцветная, словно что-то поглотило яркую зелень. Распахнутые глаза и рот делали голову похожей на восковую, только у воска не текла кровь.

Адамант стоял рядом с раскрытым шлемом, как неусыпная и равнодушная ко всему стража. Гаран сидел совершенно один, чувствуя себя одинокой пальмой на необитаемом острове.

— Гаран…

Он поднял голову. Сияющие топазом глаза раскраснелись, а губы задрожали.

— Гаран, ты ведешь себя как половая тряпка! Кто из нас мужчина, в конце концов?

Он охватил голову руками, пальцы впились в волосы.

— Гаран, — девичий голос смягчился, — я не хотела тебя…

— Тебя нет! — истерично выкрикнул он. — Я не хочу сходить с ума!

— Да ты и не сходишь, дурень! — голос прозвучал резко. — Заткнись уже и послушай.

Гаран уставился на мертвую голову, хлопая глазами.

— Ты ведь мертва… И рот не шевелится…

— В определенном смысле — да, я совсем отбросила копыта. Но я бы не говорила сейчас с тобой, если бы не существовало другого смысла. Моя голова — просто кусок мертвечины.

— Как можно быть живым и мертвым одновременно? — смутился он. — Убеди меня, что ты не плод моего воображения.

— Черт, вот бы мне ноги, я б тебе отвесила пинок под зад… — тон у голоса такой, будто она процедила слова сквозь зубы. — Я серьезно. Встань и подойди к доспеху.

Он послушно поднялся и остановился напротив Адаманта.

— Теперь загляни ему за спину.

Он удивленно покосился на торчавшую из-за спины доспеха алебарду. Её лезвие отсвечивало с ритмом произнесенных Зираной слов.

— Посмотри внимательно.

Гаран изумленно свесил алебарду с креплений на доспехе. Он с трудом не уронил оружие из-за тяжести.

— Ну вот. Поздравляю. Теперь ты держишь меня в руках. Вернее, мою новую оболочку.

— То есть… — пролепетал он, — это…

— Да, моя душа заключена в предмете, который за долгое время стал моим талисманом, и бл-бла-бла. Ты же сам в курсе, откуда появляются реликты. Я — мадори и наделена способностями от рождения. А когда мадори погибают, имея при себе любимую вещь или талисман, их душа может переселиться в неё.

— Получается, ты стала реликтом… — по его лбу скатилась капелька пота. — А пользоваться тобой и слышать могу только я…

— В твоей трактовке прозвучало чересчур пошло, но в общем — да. Связь с реликтом может быть только у близких родственников. Так что кроме тебя у меня ни с кем связи нет. Возможно, могла быть и связь с твоими отпрысками, если бы ты не чурался самок.

— Господи, Зирана, и кто тут ещё пошлый?!

— Это тебе за тугодумие и плаксивость, братец, — она усмехнулась. — Вижу, ты уже пришел в себя. Пора идти.

— Идти? — сердце сжалось, к нему вернулось отчаяние. — Но куда?

—Ну, неплохо было бы доставить Relicto Morten Госпоже. Надо все-таки завершить миссию.

— Да, ты права, — уверенно произнес Гаран, сжав шест алебарды. — Ты не против, если я надену твой доспех?

— Конечно. Дерьмо вопрос! Бери, он теперь всецело твой, как и я.

— Вот никак не обойтись без похабных словечек?

— Не-а, нельзя, выпердыш ты мой, — Зирана рассмеялась как чертовка, — мы теперь одно целое, так что придется тебе терпеть.

— Ничего страшного, я уже привык.

— Молодчинка! Тогда руки в ноги и вперёд. Миссия ждет!

Адамантовый доспех принялся щелкать креплениями, а затем раскрылся. Мелкие острые шипы пришли в движение, устроенные таким замысловатым образом, что не цепляли друг друга. Множество деталей развернулись и встали в нужные пазы.

Гаран с трепетом ступил в сабатоны и прижал голень к передней пластине, затем вторую. Задние же пластины съехались вместе, обернув голени в темный металл.

Нагрудник прильнул к груди, словно в объятиях. Задняя часть нагрудника опустилась на спину, точно крышка шкатулки, и пластины по бокам принялись сцепляться друг с другом

Без дополнительной физической силы, которую даровал адамантовый доспех, простой человек не сумел бы в нем сражаться. Он глубоко вздохнул, ощутив прилив сил.

Кисти вделись в черные латные перчатки. На ладонях скреплялись самые мелкие из частей. Когда они закончили скрепляться, Гаран сжал кулаки. Теперь одним щелбаном его пальцы могли пробить череп и двигались чересчур энергично.

Шлем в три этапа накрыл голову, начиная с затылка, словно металлический капюшон. На лицо опустилось забрало с прорезями, и глаза Гарана засверкали яркими топазами из глубин шлема.

Он повелительно махнул рукой Линталии с Relicto Morten в сфере. И ушел к паруснику, причаленному с другой стороны Безымянного острова.

Два часа спустя.

Приблизительно в северной части моря Кедам.

Серое полотно уносило к северу. Туманные облака заполонили небо. Сквозь густую пелену не пробивалось ни единого кусочка синевы или крохотного лучика света.

Свинцово-синие волны тяжело вздымались, а затем размывались по водной глади. Они пенились и бурлили, подгоняемые ветром. Косые мачты вздувались, неся по морю каравеллу Иностранного Легиона. При обзоре с кармы виднелась темная полоса горизонта, куда и держало путь магистратское судно.

Борта накренялись то в одну, то в другую сторону, от чего приходилось постоянно выравнивать курс. Направление судна кривилось, как направление хромого пьяницы. Некогда с подбитым дном и почти утонувшее, оно все ещё держалось на плаву, хоть и с трудом. Дыру, проделанную Осколочным доспехом в трюме, заделали, и большую часть воды оттуда убрали. Но не всю. Остатки ещё переливались с одного бока каравеллы на другой. Набирать гулявшую воду в ведра и выливать за борт, не пролив при такой непредсказуемой качке, — дело муторное. Актеон позволил матросам избавить себя от подобного занятия. Главное, что каравелла на ходу, и нет риска повторного затопления трюма. По заверению офицера Зака, который вместе с матросами заделывал дыру, все выглядело удобоваримо.

Свободные рабочие руки пригодились в ремонте палубы и кают. Особенно личной каюты Актеона.

После сна в плебейской койке он ощущал недосып и слабость. Шейные позвонки на утро брезгливо хрустели, требуя лежбища получше. Кровать в личной каюте являлась вынужденным компромиссом.

Устало разминая шею, Актеон поднялся по узкой лесенке и вышел на палубу. В любую секунду судно могло сменить крен, а это чревато жёстким падением. Одни раз такое с Актеоном уже приключилось.

«Ничего, — подумал он, — скоро весь этот кошмар кончится, когда наша каравелла прибудет в ближайший порт алькалеонской Морвеи. Мои ноги изрядно соскучились по твёрдой земле».

Перед началом путешествия Актеон огласил матросам и предателю-боцману их путь. Всего-то надо было пересечь озеро Чанн, обогнуть Гапаленский полуостров и причалить к порту со стороны моря Кедам.