— А вот как раз-таки о моих заботах… — Боманц улыбнулся гнилыми зубами и потер руки. — Смекаешь, к чему я, Гар?

— Да не называй ты меня так! Произноси полностью — Гаран. Ненавижу, когда мое имя безжалостно комкают. — Он остановился и потёр переносицу. — Ах да, обещанная награда…

— Надеюсь, ты не забыл?

— Нет, что ты, всё в силе… — Гаран явно с неохотой вытягивал из себя слова. — Так сказать, в лучшей форме и содержании…

— И-и-и?

— Что ж, пойдем.

Гаран Шульц с неприязнью отслонился от ствола пальмы. Боманц заковылял следом, и пока они шли, спросил:

— А это самое, Гар-р…ан, — вовремя поправился он.

— Да?

— Мы же уплывём на паруснике, как договаривались?

— Да, да, конечно, — вяло поддакнул Гаран, не оборачиваясь, — возьмем тебя с собой.

— Отлично! — обрадовался Боманц. — Ну, прямо-таки камень с души! А то, видишь ли, если меня изловят, то могут устроить допрос с пытками. И уж там по любому смогут меня расколоть.

— А нам, разумеется, это не нужно, — мрачно отрезал Гаран.

— Вот и я о том, дружи…

— Мы пришли, — перебил он на полуслове. — Здесь твоя плата.

Перед ними показалась широкая яма прямоугольной формы, выкопанная прямо в земле.

Боманц осторожно ступил на ее край и заглянул вниз. Довольная ухмылка на его лице тут же сменилась сначала на недоумение, а затем на страх. Сердце будто провалилось в эту темную и пустую яму.

— Так ведь там же ничего…

— Нет? — закончил за него Гаран и оскалился. — Верно, там ничего нет. Вот ведь незадача! Однако скоро мы это исправим, верно?

Боманц не ответил. От страха он будто язык проглотил.

— Знаешь, Боманц, в чем мертвецы лучше всех на свете? — Он обошел его сзади и положил руку на окостеневшее плечо. За спиной прозвучал треск молний и приглушенные взмахи крыльев. — Мертвецы лучше всех на свете умеют хранить тайны. Никто на гиблом судне не проболтает твою. А ты не проболтаешь мою.

Гаран отвернулся и сплюнул. Голос его стал жестче, плюс как будто в его звучании затесалась искорка досады, мелкая, почти незримая:

— И еще. Ничего личного, Боманц…

Перед глазами Боманца пролетела вся его жизнь, и даже больше — то будущее, ради которого он предал корабельную команду.

— …Ты был славный малый.

Сверкнула яркая вспышка золотисто-желтых молний. Тело свалилось в яму. Упав, оно издало короткий глухой стук, подобно бараньей туше, вываленной на прилавок в мясной лавке.

Гаран поморщился, но затем насильно натянул на лицо язвительное выражение. И не отвел взгляд. Из принципа.

Это оказалось не так легко, как он предполагал. Наверное, Зирана поиздевалась бы над трупом или заржала в голос. До такой жестокости ему было ещё расти и расти. Только благодаря душевной братской любви он все еще не оставил её одну на службе у Госпожи. Вслух он только выразил желание перенять доспех Адамант, если сестра, не приведи Ева, погибнет.

Хладнокровности Гарану пока не доставало, но таланта имелось в достатке. Так сказала сама Госпожа. А это чертовски хороший знак. Да и с каждым разом сносить свои деяния всё легче и легче.

Однажды он точно привыкнет и избавится от гложущего чувства, словно он продал свою душу Фее Тёмной. Впрочем, его Госпожа — это и есть Фея.

По крайней мере, подобные мысли глушили совесть сильнее бурбона или виски.