— Все, что мог, ты уже сделал. — Процедил он шепотом и бросил через плечо: — В данный момент я занят, подойду потом.

Сдавленные стоны раздались с новой силой.

— Потом будет поздно!

— Сейчас я подойти не могу. Что ты предлагаешь, бросить одного пациента, чтобы помочь другому?

Два пациента. Оба при смерти. Но Зак может оказать помощь лишь одному. Другому суждено умереть.

— Зак, ты сможешь провести сразу две операции? — спросил Актеон, не сдвинувшись с места. — Офицер Хуано или кто-нибудь другой может стать временным ассистентом.

— Нет! — В панике отрезал тот. — Глиф жизни только один.

— К тому же, вылечить двоих сразу ты не сможешь. — Хладнокровно докончил мысль капитан. — Для глифозаклятия нужно сосредоточиться только на одном живом объекте.

— Но если вы знаете, зачем тогда…

— Чтобы донести одну простую вещь. — На его глаза упали тени. — Придется выбирать.

— В-в… выбирать?

— Да. И на колебания времени нет.

По телу Йема пробежали мурашки, и через мгновение пульсирующая боль в груди усилилась.

— Капитан, но разве это… — Зак растерянно забегал глазами. — Нет, не так. Это неправильно!

— Неправильно что? — голос капитана стал строже. — Позволить обоим умереть, когда ты можешь спасти хотя бы одного?

Зак стиснул зубы и сдавленно проскулил.

— Я не могу!

— Можешь! — донесся голос Хуано. — И даже знаешь, как!

Но Зак оцепенел, несвязно бормоча:

— Удалить инородные элементы, восстановить системы жизнеобеспечения организма, органные ткани и кожный покров…

Боль у груди Йема становилась невыносимой. Взгляд затмевала красная пелена.

Аатеон сорвался с места и дал лекарю пощечину.

— Офицер Зак де Сама, прийти в себя! Ты еще можешь помочь одному из них. Но времени всё меньше, поэтому выбирать придется прямо здесь и прямо сейчас.

— Но какое я имею право выбирать?! Я всего лишь лекарь, а не судья смертного одра!

— В чем твое Призвание? — твердо спросил Актеон.

— Мое Призвание — лечить раны и спасать жизни, но не…

— Вот и спасай.

— Но если я спасу одного, то ведь убью другого.

— Ты никому не причинишь вреда и не убьешь. За тебя это уже сделали близнецы-мадори. Ты только исправляешь их дело.

С одной стороны — Йем, а с другой — Шон. Кого же выбрать?

«А обо мне вы подумали? — Йем почувствовал, как уже теряет сознание. — Каково мне будет, если ради меня умрет товарищ?»

В конце концов, Зак сделал свой выбор. Он решительно упал на колени рядом с Йемом, активировал глиф жизни и принялся орудовать ножиком.

Глаза, зеленые как листья в летнюю пору, уставились в пустоту. Отрешенный взгляд потерял всякое выражение. Но руки лекаря делали свою работу. Йем видел над собой не человека, а фарфоровую куклу с бледным лицом и темными кругами под глазами. Так смотрит человек, чья душа рвется на клочки, словно лист бумаги. Чистый и гладкий, лист мнется и рвется бездушными стальными руками.

«Рапорт о смерти номер 20. Шон Гобзри, ведис по обеим линиям. Скончался от злокачественной травмы тонкой кишки, при которой желудочный сок изъел внутренние органы. Пульса нет».

Актеон остановился. Кончик пера замер над бумагой. Затем приписал:

«В момент его смерти лекарь оказывал срочную медицинскую помощь Йему Нори, талмурийцу по обеим линиям. В ущерб жизни Гобзри удалось благополучно спасти офицера Нори».

Первая серая туча, похожая на вытянутую многоножку, медленно, но верно наползала с севера. За ней вдогонку ползли еще несколько, что недавно показались на горизонте.

Актеон с кислым выражением лица убрал подзорную трубу. Если так пойдет дальше, то шторм застанет каравеллу в море.

— Никаких признаков жизни. — Сказал Зак, держа в руке глиф жизни. Символ «Ци» на нем изливал мягкое зеленое свечение.

Двадцать тел, выложенных в один длинный ряд, завернуты в белый саван из парусины. Окинув их взглядом, Актеон поставил точку:

— Тогда концы в воду. Всех за борт. Выполняйте.

Актеон скрылся за дверью, что вела под палубу.

«Дверь поставили на место как-то криво» — в мыслях отметил он.

Среди офицеров наступило молчание. Некоторые начали переглядываться.

Йем подошел к телу, лежащему с края правой стороны. И, с пыхтением взвалив его себе на спину, произнес:

— Вам всем необходимо особое предложение?

После этих слов молчание прекратилось. Офицеры нехотя начали исполнять приказ капитана. Наверное, каждый ждал от кого-то первого шага.

При падении в воду раздался громкий плеск воды и бульканье.

— Может, покойников оставили в доспехах не по магистратскому уставу, а просто потому, что так они быстрее пойдут ко дну? — задался Зак. — Без лишнего груза они бы все всплыли…

— И что? — глядя за борт, спросил Йем.

— Ничего…

Следом за первым трупом последовало еще два.

— Я пас. — Заявил Хуано и уселся на низкий табурет. Рыжая шевелюра и густые бакенбарды до самого подбородка окаймляли его лицо. Он не сводил с Йема пристально-гневного взгляда.

К офицерам, сбрасывающим тела, в течение нескольких минут присоединились и другие. Те немногие из матросов, что несли службу на палубе, частенько косились на всю эту процессию. И с плохо скрываемым отвращением отводили взгляды или подавленно опускали их в пол.

В стороне остались только Хуано, Зак и Хэнрико.

Первый демонстративно уселся на низком стуле и бездействовал из принципа, известного только ему. Хэнрико отыскал более-менее свободное пространство на палубе, сел, поджав под себя ноги, и стал читать Смертвенные мантры. А Зак не сдвинулся с места. Судя по отрешенному взгляду, он впал в прострацию.

Вытянутая серая туча заслонила собой солнце. Вокруг заметно потемнело.

Когда Йем брался за очередное тело, Хуано крикнул ему:

— Вот ты и дошел, наконец, до него. Смотри-ка, Йем, это тот, кого смерть выбрала вместо тебя! Это Шон, если ты все ещё не понял.

Йем нащупал под парусиной человеческое лицо и коротким рывком порвал шов. Под саваном действительно оказалось лицо Шона Гобзри.

— Ты так говоришь, будто я самолично его зарубил.

— Он погиб, чтобы жил ты. Разве это не одно и то же?

— Ты хоть понимаешь, что несешь, придурок?

Хуано выдавил из себя подобие смешка:

— Это я придурок? Ну-ну.

— Слушай, если не помогаешь, то хотя бы и не мешай.

— Ну, вот, пожалуйста. — Хуано оперся локтями и свесил кисти. Взгляд его острее бритвы. — Типичный ответ неблагодарного ублюдка, ради которого погиб по-настоящему хороший человек.

Йем застыл, держа над головой тело Шона.

— Что ты сказал?

— Тебе по слогам повторить?

Молчание. Громкий плеск воды. Бормотание Хэнрико.

— Да. Желательно, с извинениями.

— Ого, ни черта себе! — вырвалось у Хуано. Он принялся читать по слогам: — Наг-лый не-бла-го-дар-ный уб-лю-док. Надеюсь, я достаточно ясно выражаюсь.

— Как пьянчуга в корчме.

— Ах, ну да, прошу простить. Мы же все здесь играем в интеллигентное общество. — Его язвительный тон сменился резким и грубым. — Которое не брезгует выбрасывать тела своих товарищей за борт, словно мешки с мусором.

— А что ты мне это говоришь? Скажи капитану.

— В тот момент Зак растерялся, и он выбрал тебя по чистой случайности.

Раздался еще один громкий плеск.

— Все сказал? — требовательно, но сдержанно спросил Йем.

— А тебе мало?

— Прекрати уже.

— Иначе что?

Наступила гнетущая пауза. Некоторые офицеры прервали могильный труд, чтобы уследить за ходом разговора.

— Бал, Летта! — крикнул Йем и резко развернулся. В руках он держал явленный арбалет.

В ошеломленного Хуано вылетела очередь из трех маленьких клинков, — (*СВИФТЬ! СВИФТЬ! СВИФТЬ!) Лицо Йема в этот момент выражало мрачную решимость, что пеленою затмила рассудок.

Хуано отреагировал молниеносно. Заклинания были произнесены практически синхронно.