...сей цех — прибежище токарей и прочей рабочей элиты, был не просто цехом высшего ремесла, но также был сборищем ходячих анекдотов. Почти все работяги были здесь веселы, немного странны и при этом очень добродушны… За исключением пожалуй Палыча, но несмотря на все свое ворчание, сей токарь, всех высших разрядов, одним своим говором и постоянным бодрым брюзжанием заставлял всех собеседников улыбаться, несмотря на то, что почти все сказанное Палычем, было потоком сплошных оскорблений и недовольства. Этот Палыч, будучи седым и чуть сгорбленным, немного иссохшим, стариком, разговаривал исключительно матом. Но при этом стараясь рифмовать все сказанное в короткие стишки.

Когда к Палычу подходил паренек из подсобных, токарь тут же кричал ему:

— Возьми зубило... (вторая часть была очень грубой).

Если к Палычу приносил чертеж, какой-нибудь молодой техник, он сурово качал головой и указывая на ошибки, восклицал:

— Разве это чертеж? Как по мне, так… (ругался токарь).

В производственном цеху было весело, только делать мне там было нечего. Уж вряд ли токари могли помочь мне в моем расследование... и еще более сомнительно, что я мог бы оказаться им чем-нибудь полезным, в обработке деталей...

С понедельника по пятницу в механосборочном цехе уже не клепали коробки. Там шла другая работа: в бодром, почти певучем и радостном настроение, сотни слесарей соединяли детали. Из разных концов цеха, навстречу друг другу, в бежевых робах, шагали рабочие. Каждый из них ни капли не был похож, на обычного слесаря-сборщика. Скорее на художника эпохи ренессанса или на жреца-распорядителя древнеегипетских строек в долине царей. Я никогда доселе, такого не видывал, особенно на заводах. Но то, что они собирали и вовсе ввело меня в ступор…

Когда Аркадий Аркадиевич, да и Сергей Артамонович, заговаривали о робототехнике, мне представлялись бесчисленные лабиринты конвейерных линий, с прикрученными металлическими руками проводящими сварку, пайку и сборку… В теории можно было бы подумать о гигантских боевых роботах, трансформирующихся в различные плазменные пушки или небывалые космические фрегаты! Но ничего этого здесь не было… Совсем другое… нежданное и негаданное…

Слесари-сборщики собирали десятки мраморных скульптур, которым могли позавидовать все мастера при флорентийских дворах, вместе взятые. Все черты, все одеяния, выглядели невероятно, словно живые или напротив мертвые, а может быть и как живые-мертвые, не знаю, что такой оборот может значить, но он первый пришел мне в голову, глядя на эти статуи. Каждая из статуй, в длинном хитоне, с головой покрытой капюшоном, лица в тени… Такие странные лица, словно скрывающие истинное нутро обладателя… Все эти статуи, будто готовы были ожить в сию же секунду. Они были похожи на членов какого-то тайного ордена… Возможно, зловещего ордена, ведь при всей своей грации и обманчивости, на одеяниях статуй, были выгравированы странные знаки…

— Неужели вы хотите построить новую Флоренцию? — спросил я у Сергея Артамановича.

— Да бросьте вы! — усмехался Сергей Артамонович. — Флоренция… фи… какой похабный городишко!

— Может хотите возвести новый Рим? — допытывался я.

— Рим… центр сил, но еще тех сил, — загадочно произносил Сергей Артамонович.

— Может хотите построить новый Петербург? — наконец произнес я.

Вдруг Сергей Артамонович резко глянул на меня и строго произнес:

— Вы разве сюда не работать приехали?

— Работать, — тут же сказал я.

— Что-то вы слишком много вопросов не по теме, задаете. Как у вас там с Дмитрием Дмитриевичем дела продвигаются?

— Потихоньку, — сказал я.

— Не хорошо, что потихоньку… Лучше я вас на поруки Демьяну Ждановичу и Друзилле Альбертовичу передам…

Под заводоуправлением, в левой вертикали буквы Ш, располагалось еще несколько небольших — подсобных цехов. Руководил ими Демьян Жданович. Плотно сложенный мужичок, среднего роста. Было в нем что-то истинно пролетарское. Нет вовсе не походка вразвалку с гаечным ключом на перевес и совсем не обыденная грубость, с частым сквернословием. И даже не плотные, да широкие усы! Хотя все перечисленное в нем и на нем тоже присутствовало, но самым пролетарским были его огромные, исполосованные мелкими шрамами ручища. Которыми он был способен согнуть и толстую медную трубу! Демьян Жданович, на первый взгляд был очень трудн… трудовым человеком и спуску своим работникам не давал. Но в целом оказался простой мужик! Часто интересовался как там у нас в Петербурге живется, в общем найти с ним общий язык оказалось достаточно просто.

Чего не скажешь про Друзиллу Альбертовича. Он был инженером выходного контроля. Почти мой коллега! Высокого роста, он носил свою робу, словно фрак. Его манеры были безмерно пафосны и немного смешны. Он все время корчил из себя дворянина. Со мной он и вовсе отказывался общаться, каждый раз повторяя: «Не дорос ты еще до моего положения!» Я кривился, старался сдерживать себя в руках. Ведь именно Друзилла Альбертович вызвал у меня наибольшее подозрение. Он явно был замешан в каких-то грязных делишках. К тому же он один из немногих, у кого на заводе был доступ к каждому помещению — включая лабораторию и даже старинный цех. Я внимательно приглядывался к инженеру выходного контроля, установил за ним осторожное наблюдение, старался, если не втереться в доверие, то по крайне мере не вызвать в нем лишних подозрений и как мне показалось, в конце третьей недели, моего пребывания на заводе, я наконец-то напал на след...

У Пропажи сломалась машина. Произошло это утром, в восемь часов. В это ясное апрельское время, еще задолго до полудня, солнце уже успело нагреть и осветить проезжую часть между двумя хрущевскими пятиэтажками.

Феодор Афанасьевич тронул и перейдя на вторую скорость, рассмотрел внушительную металлическую трубу, лежащую посреди перекрестка. Он выжал педаль тормоза в пол, но машина ехала дальше... дернул ручник… остановка… всего в нескольких сантиметрах от злополучной трубы. Феодор Афанасьевич огляделся. У одной из парадных соседнего дома стоял удивленный дворник, а неподалеку от него еще один человек, очень пристально разглядывавший автомобиль Пропажи. Детектив как-будто уже видел его. Это был молодой парень в черном балахоне. Его нервные и гневные глаза выглядывали из под капюшона. Пропажа насторожился и резко двинул в его сторону, но парень сдрейфил и побежал прочь.

Частный детектив с трудом отогнал автомобиль на обочину и проверив тормозной шланг, насторожился еще сильнее. Поломка безусловно была рукотворной. Пропажа все же решил, что поездка на дачу не должна быть испорчена. Он забрал с заднего сиденья ноутбук, вытащил из багажника сумку с рассадой и пешком двинулся в сторону метро.

Пропажа шел по платформе медленным шагом, пропуская вперед себя, словно обезумевших от спешки на работу, граждан. Детектив, вдруг начал ощущать странное покалывание на своем затылке. Кто-то сверлил его взглядом, но не просто сверлил, а устроил настойчивую и наглую слежку. Феодор Афанасьевич попытался развернуться, но толпа понесла его прямо в вагон метро. Теперь он оказался заперт здесь. Пропажа прижал ноутбук к своей груди и начал подозрительно коситься на всех окружавших его пассажиров. Его с легкостью можно было принять за параноика, если бы не этот случай… с тормозным шлангом и убегающим парнем в балахоне… Пропажа вспомнил про балахон… Именно подобный тип разбил окно его кухни на днях...

При выходе из метро, в громоздких деревянных дверях, Пропажа столкнулся с кем-то подозрительно знакомым.

—Проныркин? — удивился частный детектив. — Ты чего это в центре делаешь с утра?

— Сегодня же срок сдачи отчета в коллегию! На днях же говорил! Вот и несу отчет…

Вдруг, частный детектив заметил в толпе, направлявшейся к дверям железнодорожного вокзала, парня в балахоне… Того самого, что встретил с утра... Поглощенный своими мыслями, Пропажа, вовсе перестал обращать внимание на Проныркина. Он махнул тому рукой и поспешил слиться с толпой. Он старался проследить за подозрительным типом, но потерял его возле касс. Расстроенный Пропажа, подошел к билетному автомату и найдя на экране «74-й километр» ткнул кнопку «подтвердить».