Сергей Артамонович велел мне следовать за ним, к еле заметной двери. Пройдя через небольшой и темный коридор мы оказались в экспериментальном цеху. Мне он показался немного жутким. Приспособления в нем были до того странными… Что это, оснастка? Больше было похоже на орудия пыток времен инквизиции или предметы использовавшиеся в психиатрических клиниках девятнадцатого века. На все мои вопросы, Сергей Артамонович лишь улыбался, иногда делая короткие комментарии, по поводу того, что совсем скоро экспериментальному цеху, предстоит показать весь свой скрытый потенциал. Он также подшучивал, а затем уверял меня, что хотя приспособления данного цеха и вправду выглядят как орудия пытки людей, но на самом деле это орудия для истязания роботизированных машин. Допытываться до смысла его слов я не стал, хотя мне стало… Скорее и не стал допытываться, потому что после его комментариев мне становилось еще более жутко.

Я поднялся за Сергей Артамоновичем по лестнице и покинув экспериментальный цех попал в узкий коридор. Затем миновав еще несколько дверей мы длинными тоннелями пробрались в производственный цех. Он занимал всю правую часть основания буквы Ш. Здесь уже узнавался старый советский завод. Атмосфера в помещение была особой. Словно мы перенеслись в прошлую эпоху. Миновав несколько сварочных участков мы подошли к рядам токарных и фрезерных станков. Они прочно стояли на своих основаниях, готовые к работе. Но Тишина вокруг, немного сбивала меня с толку. Словно мы оказались в музее советских производственных мощностей. Вдруг, резкий шум сверления по металлу, напомнил мне о том, где я действительно нахожусь. Человек, еще не преклонного, но уже достаточно зрелого возраста высверливал отверстия в заготовке. Как я понял, в субботу он был здесь один.

В правой вертикали буквы Ш расположился заготовительный цех. Когда мы вошли в него, я увидел много работяг; как я выяснил позже, они безуспешно пытались выполнить, все время увеличивавшийся план. Внутри — туманы едкой пыли и запах диска болгарки, оксид алюминия впивающийся в неподатливую сталь. По всем углам распространился плесенный смрад вызванный какими-то вредными грибками. Было слышно, как воздух, с трудом пробиравшийся по системам вентиляции, все время напарывался на препятствия из паутин пыли. Лопасти дергались и останавливались, не в силах преодолеть накопившийся барьер. В этот момент, я понял, что именно заготовительный цех, используется на заводе в качестве наказания, а вовсе не экспериментальный, пусть и с его странными и пугающими приблудами. Сергей Артамонович, увидев , что мне становится не по себе, предложил вернуться обратно, в производственный цех. Я с радостью согласился.

Человек, еще не преклонного, но уже достаточно зрелого возраста просверлил все дырки в заготовке и принялся избавляться от заусениц. Я смотрел на его вышколенную и доведенную до автоматизма работу и мне было приятно осознавать, что остались еще люди… в нашем королевстве… В это время Сергей Артамонович разглагольствовал о важном: менеджмент; сроки; эффективность; Вдоволь насмотревшись на работу по обработке отверстий после сверления, я повернул затекшую шею и вдруг увидел странную дверь ведущую из производственного цеха… Она вся была разукрашена, подобием граффити в виде змей…

— Куда ведет эта дверь? — спросил я у Сергея Артамоновича.

— О! Хорошо, что вы спросили… особенно когда я здесь! — ответил генеральный директор. — Она ведет в нашу святая святых! Это точка пересечения основания буквы Ш нашего завода.

— Разве она не ведет в экспериментальный цех? — удивился я.

— О, нет! — усмехнулся директор. — Ни в коем случае! Эта дверь находится на пересечение: Экспериментальный цех — Лаборатория — Производственный цех.

— И что же там? — спросил я, удивившись его показной велеречивости.

— Самый древний цех, — тихо произнес Сергей Артамонович. — Он был построен еще в восемнадцатом веке.

— Дайте взглянуть! — воскликнул я, направившись в сторону двери.

— Стоять! — закричал директор, почти истерично.

Возникла тишина… Глаза Сергея Артамоновича, будто горели красным пламенем. На самом деле ничего такого в его очах, даже близко не было… Но гримаса на его лице, стала и впрямь демонической.

— Я просто думал, что через древний цех будет пройти быстрее, — пытался оправдаться я. — Быстрее, чем возвращаться через лестницу.

— Там идет ремонт, — тихим, но очень уверенным голосом проговорил Сергей Артамонович. — Не стоит туда заходить. Все же восемнадцатый век знаете ли...

В экспериментальный цех, мы все же вернулись через тоннели и лестницы. Дальше обратно в механосборочный. Работяги уже доделали свои коробки. И пытались хорохориться, завидев генерального директора. Они стали разговаривать друг с другом на повышенных тонах, красуясь и доказывая, кто больше проделал работы и затратил усилий…

Связь в механосборочном цеху ловила плохо. Ну и к лучшему. Я написал жене, короткое сообщение, что пробуду на заводе целый месяц. Она ответила гневным текстом; по объему ничуть не меньше целого письма; Читать, за исключением первых строк, я конечно не стал. Хорошо, что связь не ловила, иначе пришлось бы выслушивать… Я вернулся на стоянку и разыскав Саныча, попросил отвезти меня в гостиницу...

Пропажа услышал громкий дребезг. Он выбежал на скромную кухоньку своей тесной хрущевки и включил свет. Куски разбитого стекла валялись по всему полу. Среди них он заметил небольшой металлический шар. Он посмотрел на кухонное окно. Разбито полностью. Он выглянул на улицу. В тусклом блеске, исходящем от старого фонаря, он увидел бегущую фигуру в черном балахоне, через пару мгновений растворившуюся в ночи.

Пропажа развернулся и аккуратно подобрал металлический шар. Разглядев тонкую щель посредине, он вскрыл его острым ножем. Внутри был небольшой свиток. Он развернул его и увидел картинку, на которой был изображен трехглавый змей.

Пропажа договорился о встрече со Старообрядцевым неподалеку от метро Черная речка. На том самом месте. Ну как на том! Скорее там где решили ткнуть пальцем, не проведя должного расследования. Именно так думал Старообрядцев Георгий Андреевич. «Слишком сильные ветры! Для девятнадцатого века недопустимо!» — говорил он сам себе, поглядывая на стелу. Человек очень высокого роста в длинном черном пальто, сером картузе и круглых очках с затемненными линзами. Все небо затянули свинцовые тучи! А он все посматривает и высматривает из-под оправы. Да еще и бубнит что-то себе под нос. Ему явно есть, что скрывать! Мамочки с колясками, расположившиеся на лавках, смотрели на Старообрядцева с недоверием, и одна за другой ретировались в сторону монструозных многоэтажек, выстроенных неподалеку от парка.

Старшего следователя это ничуть не смутило. Отвлекшись от стелы, он начал высматривать врага. Со стороны проспекта медленным шагом приближался Пропажа. Старообрядцев отсчитывал его шаги, внимательно смотря за ладонями своего бывшего коллеги. Наконец-то Георгий Андреевич расстегнул свое пальто и просунул правую руку во внутренний карман. В воздухе повисло напряжение. Пропажа замедлился еще больше. Георгий Андреевич левым мизинцем спустил оправу своих очков на нос и стал всматриваться в Феодора Афанасьевича почти исподлобья. Они простояли минуту не шевелясь и старались переглядеть друг друга. Наконец, сие противостояние, надоело Старообрядцеву. Он аккуратно вытащил правую руку из внутреннего кармана своего пальто. Пропажа рассмотрел черную папку, крепко сжатую в ладони старшего следователя.

— Я уж думал ты стреляться со мной вздумал! — усмехнулся Федот. — Еще и место какое подобрал!

— Стреляться? С тобой? — презрительно фыркнул Старообрядцев. — Запятнавшим честь офицера…

— Братец твой двоюродный у меня жену увел…

— Ничего не хочу слушать! — завопил Георгий Андреевич. — Ты сюда по делу пришел, так давай о деле. Благо для тебя, что его нынешний исход, самому мне не по душе. Иначе не видели бы тебя глаза мои!