Спа-салон наполнился коллективными вздохами.

— Этот мудак — твой отчим? — У Сабрины отвисла челюсть.

— Не волнуйся. После этого они продержались еще всего шесть месяцев. Мама поняла, что он подонок, и обильно извинялась. Но Майло все еще ненавидит ее за это.

— Как и следовало ожидать, — проворчала Фелисити.

В глазах Майло мама предала меня, выбрав Вернона вместо собственной дочери. Никакое количество извинений не заслужило бы его прощения.

Но мое сердце смягчилось по отношению к ней. Мама знала, что совершила ужасную ошибку. Она была слепа к моим чувствам и поверила не тому человеку. По общему признанию, она была далека от совершенства — папа тоже не был идеальным. Но она все еще была моей мамой и единственным родителем, который у меня остался.

Так что я избавилась от своей собственной обиды на нее много лет назад и приняла ее такой, какая она есть. Женщину, которую я видела самое большее раз в год. Женщину, которой я звонила на ее день рождения, Рождество и День матери. И бабушка, которая отчаянно хотела познакомиться со своим внуком.

— Я покончила с этим, — сказала я им. — Мне действительно жаль. Я только хотела бы, чтобы Майло тоже смог это пережить. Прошли годы, и она никогда не изменится. Я понимаю, что он злится на нее из-за меня. На самом деле это мило, что он такой преданный. Но это сняло бы большой стресс, если бы он просто улыбнулся и принес бы эту улыбку на выходные. Она прилетит и улетит, и тогда кто знает, когда мы увидим ее снова.

— Держу пари, он одумается, — сказала Мэйзи. — Как только остынет.

— Я уверена, что ты права. — Майло никогда долго на меня не злился. И ведь даже сейчас он делал это из хороших побуждений.

Не помогало и то, что его родители были идеальными и задавали высокую планку. Майло ожидал, что другие родители будут такими же замечательными, как его собственные. Кирк и Тереза были лучшими свекром и свекровью в мире. Они любили меня как дочь и боготворили Хадсона. Когда я переехала в Прескотт, они стали моей семьей.

Как и мои друзья.

Я оглядела битком набитую комнату и улыбнулась. Фелисити и Сабрина сидели на тех же стульях, на которых просидели целый час. Эммелин и Мейзи сидели на плюшевых ковриках у их ног. Джиджи сидела в педикюрном кресле рядом со мной.

Как только я начала свой рассказ, никто не захотел выходить из комнаты и пропустить часть истории. Мейзи была последней, кому делали массаж, и она сократила его на пятнадцать минут.

Они с Майло были такими же хорошими друзьями, как и прежде. Они часто встречались за чашечкой кофе в кафе Прескотта и каждую неделю проводили утро за сплетнями. Она помогала ему выбирать подарки на мой день рождения, если у него не было идей. И она нашла врача, достойного этого звания, достойного ее сердца.

— Что случилось с твоим братом? — спросила Фелисити.

— После того, как он врезался в дом, судья отправил его на реабилитацию. Он прошел детоксикацию и пробыл там месяц. Потом он ушел и снова пристрастился к наркотикам. Он повторил этот цикл дважды — тюрьма, реабилитация, рецидив — пока не встретил судью, который не был так добр к человеку, который неоднократно садился за руль пьяным и под кайфом. Его посадили в тюрьму на шесть месяцев, а затем отправили на трехмесячную реабилитацию. Он вышел трезвым и таким и остался.

Денни был чист уже три года. Он работал в том же учреждении, где был пациентом, и нашел призвание помогать другим наркоманам. Он звонил мне примерно раз в месяц и всегда присылал цветы на мой день рождения. Он планировал приехать этим летом и впервые увидеть Монтану.

Мои отношения с Денни были лучше, чем когда-либо. Мы говорили об отце. Мы говорили о воспоминаниях из нашего детства. И мы избегали темы мамы. Денни удивил меня, приняв мою сторону в ее браке с Верноном. Я рассказала ему всю историю только много лет спустя — к тому моменту мама уже развелась с Грегом. Но это не помешало Денни разорвать с ней отношения.

— А Луна? — спросила Сабрина. — Что с ней случилось? Ты что-нибудь слышала о ней?

— Она живет в Лос-Анджелесе и работает репортером в «Таймс». — Прилив гордости заставил меня улыбнуться шире. — Она позвонила мне несколько недель назад, чтобы сказать, что парень, с которым она встречается уже пару лет, сделал ей предложение. Она попросила меня быть одной из ее подружек невесты.

— О-о-о, — вздохнула Джиджи. — Мне это нравится. И мне нравится твоя история. Я думаю, что теперь она моя самая любимая.

У всех нас были дикие, бурные романы с мужчинами в нашей жизни. Моя история была, мягко говоря, самой скучной. Не было ни убийств, ни поджогов, ни похищений людей, ни причастности к мафии. Но у всех нас было кое-что общее.

Любовь.

Я была рада, что рассказала девочкам нашу историю и заново пережила те первые дни. Потому что, несмотря на то, что он свел меня с ума сегодня вечером, моя любовь к Майло никогда не угасала. Она только усилилась. А наша история?

— Она и моя самая любимая.

— Мне жаль. — Майло встретил меня у двери в гараж с распростертыми объятиями. — Я буду мил с твоей мамой. Или, хотя бы постараюсь. Я обещаю.

Я рухнула ему на грудь.

— Спасибо. И мне тоже жаль. Я не должна была называть тебя мудаком.

— Ты не называла.

— Да, я назвала. Только не в лицо.

— И это объясняет, почему Мейзи прислала мне шесть эмодзи со средним пальцем в сообщении ранее.

Я рассмеялась и отодвинулась. Затем я скользнула рукой вверх и погладила шрам под его челюстью. Он полностью исчез после стольких лет. Как и тот, что был у него на лбу. Текстура всегда была разной, но тот сердитый красный цвет, который был с первого дня нашей встречи, исчез.

— Я не хочу ссориться из-за мамы. Она такая, какая есть. Она приедет и уедет отсюда так быстро, что мы едва заметим. И, надеюсь, у нее все будет хорошо с Хадсоном.

— Ты права. — Майло снял с моего плеча сумочку и вошел внутрь. Он повесил ее на крючок и потянулся за моим пальто. Он хотел расстегнуть молнию, но остановился, увидев сломанную молнию. — Я думаю, пришло время для нового пальто.

— Да. — Я пожала плечами, и он забрал его у меня. — Как Хадсон?

— Хорошо. Он заснул около часа назад.

Я ненавидела пропускать время, проведенное с ним перед сном, но мне нужен был сегодняшний вечер в спа-салоне и вечер вне дома. Кроме того, Хадсон просыпался около двух, чтобы поесть посреди ночи, и тогда у меня было время пообниматься с ним.

Сбросив ботинки, я последовала за Майло в гостиную. У него по телевизору шел баскетбольный матч, и свет был выключен. Он сел на диван, и я пристроилась рядом с ним.

— Мне не нравится ссориться с тобой, — сказал он.

— Мне тоже. — Даже рассказ девочкам о нас не помог избавиться от неприятного ощущения в моем животе. Но теперь, когда я была в его теплых объятиях, напряжение спало. — Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю. — Майло нежно поцеловал меня в губы. За годы нашей совместной жизни было бесчисленное множество подобных поцелуев, и они всегда заставляли мое сердце замирать.

Мы уютно устроились на диване, свет от телевизора мерцал на стенах. Майло наблюдал за последними минутами игры, в то время как я позволила своему взгляду блуждать. Рядом с телевизором стояла высокая книжная полка. На средней полке — чайный светильник.

Тот самый, который Луна подарила ему в день нашей встречи.

Он включил его сегодня вечером. Этот чайный светильник не горел уже много лет, но сегодня вечером, пока меня не было, он включил его.

Может быть, чтобы напомнить себе, как сильно он меня любил. Может быть, чтобы извиниться.

— Я рассказала девочкам о нас сегодня вечером. Как мы познакомились.

— Они еще не знали?

Я покачала головой.

— Джиджи знала. Мейзи тоже, по большей части. Но Эммелин, Фелисити и Сабрина никогда не слышали всей истории целиком. Было даже забавно рассказывать им. Это было похоже на возвращение в прошлое.