Ван Хайчэн и Бай Хунъюй переглянулись.
– Так что вы двое, пока молоды, можете позволить себе жить беззаботно.
Профессор Ань на какое-то время задумался, а затем внезапно сменил тему:
– С тех самых пор, как началась проверка этих кодов, я все думал, что можно в итоге собрать из такой последовательности генов. Когда я впервые проводил эту проверку, я думал, что, скорее всего, мы не найдем по указанным маркерам всю генетическую информацию, потому что на самом деле биологический геном, который мы секвенировали, охватывает только очень, очень малую часть геномов Земли. А если мы не знаем данных, содержащихся в этом космическом пароле, мы не сможем его расшифровать. И это очень хорошо. И тут внезапно мы нашли нужные гены для всех кодов. Сперва я подумал, что это совпадение, но позже выяснилось, что я был неправ. Все гены, о которых я говорил, оказались наименее подвержены мутации и входили в наиболее часто повторяющиеся сегменты в генетическом коде. Я не верю ни в богов, ни в будд, но это заставило меня задуматься, существует ли инопланетное влияние, которое выходит за пределы человеческого существования, и, возможно, создало систему земной жизни? Возьмем нейтральное имя – не бог или бессмертный… пусть будет трансцендентная сущность, Supreme Being[50]. Для того, чтобы мы могли расшифровать этот код и тянуть веревку вверх, Supreme Being спроектировало самые стабильные и универсальные гены на самых ранних стадиях эволюции жизни и ждало, когда их можно будет использовать. После миллиардов лет естественной эволюции эти гены остались стабильными, не исчезли, не мутировали настолько, чтобы их нельзя было прочитать.
Профессор Ань говорил будничным тоном, но у Ван Хайчэна от его слов волосы встали дыбом. Конечно, он задавался этим вопросом, но то была скорее философская фантазия, а не технический откат, как у профессора Аня.
Может быть, у всего сущего действительно был Творец, завершивший замысел на заре жизни миллиарды лет назад?
– Итак, хотя я и не знаю, что это за послание, – в конце концов, у меня просто есть куча генетических кодов для экспрессии белков, – но если оно представляет какие-то идеально спроектированные формы жизни, я ничуть не удивлюсь. По крайней мере, удивлюсь не больше, чем когда их вообще нашел.
Увидев несколько окаменевшее выражение лица Ван Хайчэна, профессор Ань кивнул:
– Да, я думаю, что коды в конечном итоге будут экспрессированы в полноценную форму жизни, а не просто в кучу неупорядоченных белков. Смотрю, вы очень напуганы. Но я полагаю, что наша девочка Сяо Бай уже думала об этом давным-давно, верно?
Он не ошибся. Ван Хайчэн, конечно, был очень напуган. Казалось, он поднял занавес над прелюдией к чудовищному плану, который охватывал миллионы веков и тысячи световых лет, при этом понятия не имел, что происходит за кулисами и что должно произойти по ходу действия.
– Значит, то, чего боитесь вы, сильно отличается от того, чего боюсь я. Я не боюсь этих вещей, – Ань Сэньцин отодвинул стакан. – Знаете, чем я занимаюсь? Исследую модельных мышей, секвенирую гены. Но раньше нет, раньше я занимался генной инженерией, а если точнее, генетической модификацией.
– Да? – удивился Ван Хайчэн. На протяжении многих лет ГМО бесконечно вызывали споры, и, не будучи специалистом, он не знал, что сказать.
– Раньше, когда люди не знали, что такое генетическая модификация, мы рассказывали о нашей работе и всегда говорили, что это похоже на гибридный рис, прививку и прочее, что все это должно изменить биологические признаки, и так мы получим растительные и животные продукты с улучшенной генетикой. В то время в обществе еще не было споров, не говоря уже о протестах. Все думали, что мы как Юань Лунпин[51] или что-то в этом духе, и что наше дело пойдет на благо людям. Очень интересно. Позже, лет через десять лет, концепцию ГМО внезапно раскрутили. А еще через несколько лет на нее внезапно спустили всех собак… Меня впечатлил один случай. Восемь лет назад вел я одного аспиранта. После зимних каникул, на второй год обучения, он внезапно решил все бросить. Я спросил его: «Ты же прекрасно учился, почему? Разве темы даются тебе не легко?» Он тогда поколебался малость, потом снял рубашку, а под ней оказался весь сине-фиолетовый. Я спросил, что это за дичь, а он сказал, что происходит родом из одного клана в западной Хунани. И когда отмечали Новый год, брат деда по старшей линии спросил его, что он изучает, и он с почтением ответил, что генную модификацию. Тогда на глазах у всей семьи этот старый хрен взял палку и набросился на него с побоями. При этом обзывал его прихвостнем американского империализма, который мечтает оставить китайскую нацию без потомства. Его кое-как угомонили, но дед захотел написать бумагу, чтобы исключить его из рода. Ничего не поделаешь, пришлось ему совещаться с семьей, которая и подсказала идею бросить учебу. В конце концов, я помог ему сменить направление и нашел нового наставника. Позже стало еще хуже, – с этими словами профессор Ань достал мобильный телефон и показал Ван Хайчэну специально сохраненное текстовое сообщение.
«Сукин сын, взял американские деньги, чтобы погубить китайское семя, я как-нибудь позабочусь о том, чтобы ты сам остался без потомства. Я знаю твой домашний адрес и школу, в которую ходит твой сын, погоди у меня».
– Но… – Ван Хайчэн был потрясен, ведь это была личная угроза.
– Я попросил друга проверить личность отправителя, а затем отправил ему список ГМО-продуктов в нашей стране, чтобы он мог их избегать.
– Как? И вы еще помогли ему? – не понял Ван Хайчэн.
Ань Сэнцинь улыбнулся чуть смущенно, но больше хитро.
– Это не помощь, – вмешалась Бай Хунъюй. – Он бы не смог избежать всего.
Профессор Ань покачал головой:
– И тоже нет, я же искренне предупредил, и он правда мог избежать всех продуктов в списке. Позже я узнал, что этот мужчина не давал жене покупать все, что могло быть генетически модифицировано, даже папайю и огурцы, но не зарабатывал на то, чтобы ежедневно покупать продукты без ГМО. В итоге жена с ним развелась.
Ни профессор Ань, ни Бай Хунъюй не выказывали радости, а лишь горько улыбались.
– Я вам столько разного наговорил, старый зануда, а на самом деле имел в виду вот что: генная модификация – это нормально, и нынешняя штука – это тоже нормально. На самом деле, это, один черт, просто веревка. Она существует, и кто-нибудь обязательно потянет за нее. Если не я, то кто-то другой. Веревка будет становиться все толще и толще, и вытягивать вы будете все более важные вещи. И чем больше вытащите, тем больше людей будут бояться и ненавидеть вас. Позже я понял, что люди совсем не изменились. Все, что появилось, когда нам было меньше десяти лет, мы считаем непреложным историческим памятником. От десяти до двадцати лет – великими изобретениями, которые изменят историю человечества. А то, что появились после двадцати, – реакционным, ужасным и античеловечным. Люди боятся всего нового, что видят во взрослой жизни. Более ста лет назад люди боялись камер, потому что камеры «похищали их души», они боялись железных дорог, потому что те разрушали гармонию фэншуй, а теперь боятся химии, ГМО и сигналов Wi-Fi. – Профессор Ань взглянул на Бай Хунъюй. – Ровно то, что вы сказали. Люди на самом деле нисколько не продвинулись в развитии, поэтому гибридизация – это хорошо, прививка – хорошо, радиационная селекция – хорошо, а генная модификация – плохо. Не потому, что они разбираются в гибридизации, прививках и радиационной селекции, а потому, что слышали эти названия до окончания средней школы. Мы так же глупы, предвзяты и невежественны, как и сотни лет назад.
Профессор был так взволнован, когда произнес слова «генная модификация», что несколько человек за соседним столиком даже обернулись, чтобы посмотреть на него. Ван Хайчэн немного забеспокоился, не найдется ли среди них экстремист, который захочет немедленно «позаботиться о том, чтобы он сам сперва остался без потомства». К счастью, сравнив телосложение окружающих его людей и профессора Аня, чья боевая мощь составляла килограммов эдак сотню, скорее сталось бы, что окружающие не рискнут подойти и поднять шум.
