Ранней весной в Сычуани всегда моросит дождь. Всего-то начало марта на дворе – а сычуаньская котловина уже дышит сыростью. На рассвете нежная листва на едва проснувшихся деревьях пропитана влажным молочным туманом.

Чуть меньше пятидесяти километров к югу от Чэнду расположен городок под названием Цзянкоу. Он совсем маленький, и градообразующая в нем всего одна улица длиной в два-три километра, при этом само поселение лежит в руинах, которые никто не пытался реанимировать с конца семидесятых годов прошлого века. Улицы застроены хибарами, возведенными почти сто лет назад из деревянных балок и глинобитных кирпичей, и многолетнее небрежение ремонтом привело к тому, что половина этих балок и кирпичей покосилась и разъехалась во все стороны.

В начале девятого земли царства Шу[1] все еще кутались в утреннюю дымку, а потому всем автомобилям на дороге пришлось включить противотуманные фары и ехать медленно и осторожно. Вереница огней уходила далеко-далеко в сумерки. На узкой двухполосной дороге в Цзянкоу скопилось немало машин – разбитое покрытие и без того требовало ремонта, а тут еще и туманом укрылось. Приходилось ехать в час по чайной ложке, и любое неосторожное движение вызывало продолжительный и нестройный хор гудков и забубенной брани водителей.

Большинство этих машин были здесь проездом, основную их часть составляли тяжеловесные грузовики. Они сворачивали на изломанную сельскую дорогу, такую как в Цзянкоу, чтобы не платить за проезд по главной трассе. В туман и сырость из-за грузовиков всегда повышается аварийный риск, так что немногочисленным зажатым между ними легковушкам немного не по себе. Патруль особого назначения Цзянкоу временно взял на себя труд регулировать движение, громкими криками с обочины разводя автомобили влево и вправо, во избежание всяких происшествий.

В это время из-за угла донеслись звуки ожесточенной ссоры, заслышав которые, специальный дорожный агент Лао Ли занервничал: точно кто-то кому-то машину поцарапал. А если одна из двух полос окажется перекрыта, движение встанет намертво. Лао Ли быстро зашагал вперед – узнать, что происходит.

Посреди дороги стоял черный легковой автомобиль, который пытался протиснуться в щель между машинами – кажется, он выезжал с внутренней стороны дороги и искал лазейку, чтобы влиться в поток. Тяжелый грузовик прямо позади легковушки и без того еле-еле плелся, а потому его водитель, осатанев, начал выжимать из клаксона возмущенный рев. Машина его проигнорировала, но он не посмел врезаться в нарушителя, поэтому опустил стекло и грубо высказался от всей сычуаньской души:

– Тыквоголовая ты водилка, куда тебя несет, раздавят же!

Обруганная женщина за рулем легковушки не ответила, но упрямо продолжила протискиваться внутрь, на что грузовик заревел еще громче. Лао Ли велел ему умолкнуть и пошел задать пару вопросов, и в результате выяснил, что водительница хочет остановиться в городке. Ну и где найти парковку на этой ветхой деревенской дороге, полной старых деревянных домов, стоящих к движению фасадом? Лао Ли жестами помог машине проехать вперед и остановиться на земляном откосе, после чего движение наконец возобновилось.

Автомобиль остановился на склоне. Девушка открыла дверь и, прежде чем ее ноги коснулись земли, бросилась благодарить Лао Ли:

– Мне очень неловко, не думала, что сегодня будет такая пробка.

У нее был легкий акцент, цзянсуский или чжэцзянский, и, хотя Ли уже миновал возраст, когда женские чары действуют безотказно, ее нежный голос все же заставил его вздрогнуть. Вышедшей из машины девушке было около двадцати пяти лет, и узкое черное платье делало ее фигуру ростом метр семьдесят еще выше и стройней. Холод ранней весны не помешал ей легко одеться и продемонстрировать все свои изысканные изгибы.

Лао Ли осмотрел ее с головы до ног и ощутил укол подозрения. Незнакомка явно была не местной, с этими ее чарующими глазами и одеждой по откровенно кусачей цене, – что при обычных обстоятельствах могло занести такую сюда, в этот полуразрушенный и полузаброшенный городок, где даже приличной дороги нет?

Уж не потому ли, что Лао Ли и его группа особого назначения слишком надолго здесь задержались?

Надо сказать, что Цзянкоу – городишко хоть и крошечный, зато древний. Относится он к району Пэншань округа Мэйшань провинции Сычуань. Пэншань считается вотчиной Пэн Цзу. Если верить многочисленным классикам доциньской эпохи[2], Пэн Цзу по фамилии Цзянь и по имени Кэн был третьим сыном Лучжуна, праправнука императора Чжуань-сюя[3], и прожил целых восемьсот лет. И такая продолжительная жизнь, естественно, дала повод назвать его почетным долгожителем пятитысячелетнего Китая.

Хотя теорию о Пэн Цзу нельзя считать исторической, у городка Цзянкоу есть и другие козыри. В этом месте встречаются два притока участка реки Янцзы, который называется Миньцзян, – Фухэ и Наньхэ, отсюда и пошло название города[4]. На набережной, в месте, где сливаются река и притоки, находится целое скопище висячих гробов[5]. Первые гробы заложили еще во времена династии Восточная Хань[6], в общей сложности там всего семьдесят девять гробниц, и как их туда вкопали – неизвестно. Еще до основания Нового Китая[7] про гробницы Цзянкоу много писали и китайские, и зарубежные археологи. А в 1972 году здесь нашли дерево из монеток весом в пять чжу[8] времен династии Хань[9]. Это денежное дерево было признано национальной культурной реликвией класса А и стало символом вершины ханьского художественного мастерства, а еще его вписали в учебники истории в рамках общеобязательного образования. Здравый смысл подсказывает, что этот древний городок уже давно должны были наводнить туристы, но, возможно, местные власти слишком плохо справляются со своими обязанностями. Вот, к примеру, древний город Хуанлун неподалеку уже давно стал известным ландшафтным памятником класса 4А, а про Цзянкоу почти никто не знает.

В начале XXI века в городе, упустившем первую возможность для развития туризма, произошел очередной инцидент. В 2016 году Государственный комитет по охране культурного наследия раскрыл дело «2014.5.1» о хищении и перепродаже культурных реликвий в особо крупных размерах, в котором насчитали почти сто предметов на сумму более трехсот миллионов – и все со дна местной реки. При этом, по словам скупщиков антиквариата, это была лишь верхушка айсберга.

Эти реликвии не имели ничего общего с висячими гробами, зато оказались наследием Чжан Сяньчжуна[10] времен поздней династии Мин[11]. По легенде, когда войска Чжан Сяньчжуна были побеждены, золото, серебро и прочие сокровища, которые он награбил, никак не получалось увезти из Сычуани, и поэтому флот, перевозивший все это добро, пришлось похоронить на дне реки про запас. Чтобы не забыть, куда вернуться, когда для него вновь взойдет солнце, Чжан Сяньчжун оставил в Чэньине[12], на месте затопления, каменные изваяния дракона и тигра. С тех пор в Сычуани завелась народная песня «Дракон и тигр не спят, за золотом глядят, кто знает, где искать, пойдет Чэнду[13] скупать».

Лишь после того, как дело о хищениях и раскопках культурных реликвий раскрыли, пребывавшие в неведении горожане заново соотнесли дракона и тигра из песенки с хорошо знакомыми каменными изваяниями на берегах реки. Какое-то время городок гудел, и многие вдруг поняли, почему земснаряды стояли посреди реки круглый год, но при этом никто не продавал песок. Еще какое-то время все ждали реновации ради туристических построек и дни напролет купались в мечтах о том, как внезапно разбогатеют и будут целыми днями играть в мацзян, а вот работать не будут.