Каратели переглянулись.

— Ливий, нас трое, не надо его слушать, убьем его, — зашипел самый молодой, который хотел метнуть ланцею.

Начальник, которому лезвие перелавливало трохею, прохрюкал что-то нечленораздельное. Я не спешил ослаблять давление.

Ветеран Ливий задумался. Никак не ответил, видимо, взвешивал мои слова. Третий каратель только переминался с ноги на ногу.

— Второй вариант вам понравится меньше, — процедил я. — Я перережу вашему начальнику горло, вы не успеете меня остановить попытаетесь меня заколоть, но я попытаюсь сделать то же самое. Как итог, здесь останутся наши трупы — и тогда серебро заберет тот, кому повезет больше.

— Что он несет! — молодой сделал шаг вперед, вскидывая копье.

Я напрягся, понимая, что в любой момент заварушка вспыхнет с новой силой.

— Оставь, — ветеран положил руку на плечо молодого.

Тот выпучил глаза, и тогда ветеран наклонился к нему и зашептал что-то на ухо. Что он говорил, я не слышал, но молодой зажевал губу и отрывисто кивнул.

— Мы уходим, — холодно сообщил ветеран.

После этих слов начальник в моих руках будто обмяк. Рассчитывал, наверное, что его бросятся защищать. Или боялся остаться один на один со мной. Правильно боится, я не очередная жертва, я всегда выступал в роли охотника.

Ветерану я ничего не ответил, только кивнул. Рука начала затекать, держать ее в одном положении, не сбавляя нажима, было непросто, к тому же задачу усложнял отнюдь не легкий гладиус. Веса в мече было не меньше, чем в водопроводной трубе. Все трое поплелись к дому, видневшемуся в нескольких сотнях метров. Далеко ускакать не получилось.

Несмотря на ноющее запястье, я дождался, пока каратели отойдут на значительное расстояние. Верить на слово я никому не собирался. Но из жизни и смерти всегда выбирал жизнь.

Когда нас с карателями разделили метров четыреста, я, наконец, опустил меч и грубо толкнул их начальника в спину. Тот устоял на ногах, обернулся, опасаясь, что я атакую его. И уперся в лезвие гладиуса. Мне необходимо было урегулировать пару вопросов и узнать недостающую информацию.

— Стой где стоишь, — распорядился я.

Он провел ладонью по шее, вытер с надреза кровь и впился в меня глазами.

— Ты пожалеешь. Ты понимаешь, что опозорил меня? Это не…

— Заткнись, — оборвал его я. — Мне нужно имя того, кто послал тебя сюда. Назовешь — и шагай на все четыре стороны.

Каратель странно улыбнулся, но в его глазах появилась обреченность и пустота. Я не успел ничего понять, прошло лишь мгновение. А то, что произошло дальше, заставило в некотором смысле восхититься мужеством этого человека. Каратель резко подался вперед и насадился на лезвие меча. Тяжело выдохнул и сначала упал на колени, а затем завалился на бок.

Я вздохнул, встал перед ним на одно колено и повторил свой вопрос.

— Имя? Ну?

— Марк Лициний Красс… — сорвалось с губ на последнем выдохе.

Троица карателей подходила к дому. Никто не ожидал, что изнеженный и избалованный сын потомственного патриция окажет столь ожесточенное сопротивление. Каждый полагал, что вылазка станет легкой прогулкой за большой наградой. Не стала. Из дюжины человек из отряда на ногах остались всего трое. И как это вышло, никто из них не понимал. Но вышло же…

Молодой, Ливий, несколько раз оглядывался на оставшихся в отдалении начальника и сынка богача. Ливий не понимал, почему нельзя дать бой этому напыщенному выродку, о котором в городе ходили не самые лицеприятные слухи. А от оргий, которые он собирал, вовсе краснел сам Бахус. И вот этот выродок, даже не нюхавший крови и не бывший на поле боя, вдруг счёл возможным указывать ветеранам Суллы их место!

Но Ливий был человеком армейской закалки, он прошел с Суллой войну от начала и до конца. Со службы он вынес правило стальной крепости — что приказы не обсуждаются. И если старший приказал, значит, так тому и быть. Но не спросить молодой головорез не мог.

— Почему мы не убили его? — последовал вопрос.

Троица подошла к еще одному карателю, ему крепко досталось от наглеца. После удара кувшином в голову, головорез до сих пор не пришел в себя и постанывал в беспамятстве.

Ответ ошеломил Ливия.

— Нам не нужны лишние рты, тебе же больше достанется, — отрезал Кратий.

— Но если он оставит нашего начальника в живых, нас подвергнут наказанию.

— Не оставит, — ответил после паузы бывалый каратель. — А если даже оставит, центурион не выдержит такого позора.

Ответив, он подошел к корчащемуся в луже вина головорезу и всадил в того гладиус. Тот вздрогнул и обмяк. Кратий срезал с его пояса кошель с серебром и кинул Ливию. Молодой поймал, посмотрел на мешок, пропитанный то ли кровью, то ли вином.

— Возражения?

Ответом стало молчание. Все были согласны, каждый понимал, что происходит. И всех это устраивало.

А потом до их ушей донесся короткий вскрик — в отдалении их бывший командир насадился на меч врага…

Я бросил последний взгляд на огромный дом, затерявшийся среди виноградников. Надо бы запомнить место, откуда начался мой новый путь.

Занесло же!

Лихо так!

Как девочку Элли из «Волшебника изумрудного города». Жил себе жил, на деловые игры ходил, запиджаченный и при галстуке в горошек… а тут бац — и здравствуйте, я ваша тетя. Тебя хотят грохнуть, едва разлепил глаза. И не где-нибудь на стрелке в промышленной зоне, году этак в 93-м, а в Италии, две тысячи лет назад. И не из пистолета, а… ланцием!

Я ухмыльнулся, чувствуя приятное жжение под ложечкой.

Предвкушение.

Всей душой и телом сейчас я осознавал, что впереди меня ждет целая, мать ее, жизнь. Бог с ним, что жизнь — штука не такая длинная, как кажется в начале. Главное — как ее прожить.

Под мои размышления троица карателей скрылась в доме. Я понял, что никакой погони не будет, никто никуда не собирается возвращаться. Головорезам, похоже, совершенно чхать на своего начальника, даже хоронить не будут. Что ж, теперь я могу ответственно сказать, что людьми в любое время движут банальные шкурные интересы.

Бог им судья.

— Поехали, Боливар!

Натянул повод и поскакал прочь. Новая лошадь оказалась куда спокойнее прежней и сразу приняла меня, как нового хозяина. Ну и на имя животина тоже откликалась, хотя его я дал ей только что. Я направил лошадь по хорошо утоптанной дороге, а сам погрузился в мысли.

Куда, зачем, для чего?

Я понимал, что нахожусь в предместьях Рима. В сам город возвращаться категорически нельзя, если не хочу, не успев начать, жизнь закончить. Поэтому один вариант — ехать, куда выведет дорога, ну а там действовать по ситуации.

Темнело, и первоочередной задачей виделось найти ночлег. Можно, конечно, и на обочине переночевать, под деревцем, но когда у тебя в мешочке на поясе звенит монета, хочется поменьше изгаляться. Хотя о привычной и комфортной жизни человека двадцать первого века следовало надолго забыть.

Отхлынул адреналин, а взамен навалилась усталость. За усталостью пришло осознание. Я не сплю, у меня нет галлюцинаций, а значит, все происходит на самом деле. Факты — упрямая штука, их нельзя отрицать и с ними не поспоришь. Сейчас факты прямо указывали, что мне дали вторую жизнь, я в Древнем Риме, и не в самое спокойное для республики время.

Вывод?

Вывод напрашивался сам по себе. Мне выпал шанс прожить заново свою жизнь. Молодое тело, чистый разум, а главное — больше не надо пить обезболивающие… я поежился, вспомнив отдельный ящик с горой таблеток, шприцов с готовым лекарством и порошков. Таблеток было столько, что я мог смело жрать химикаты вместо завтрака, обеда и ужина. Гори оно всё огнем до самых небес. Теперь я снова твердо стоял на ногах, исчезли протезы, заменяющие конечности, а в костях отныне нет железных винтиков, пластин и спиц. Но самое главное, пожалуй, вот что — в прошлой жизни меня больше ничего не удерживало.

Вводные для старта, конечно, не подвели. Нынешний Рим смахивал, в принципе, на наши 90-е. Здесь тоже все, скажем так, было лихо. Одни мужики победили других мужиков, и наступил передел власти, распил и переписывание истории глазами победившей стороны. Ну… как бы поточнее выразиться? Не я такой, время такое — пожалуй, в самую точку. В хаосе «темного времени» я ощущал себя органично, хотя само время искренне ненавидел.