— Господин прав, — вилик перед ответом переглянулся с товарищами и получил утвердительные кивки. — Ранним утром мы выполним поручение. Пусть боги хранят твою…

— Давай по делу, еще вопросы есть? — прервал я велеречивое изложение.

— Нет, господин.

— Тогда у меня к вам вопрос. Кто из вас занимается рыбной ловлей? Нам надо поговорить. Остальные свободны.

Вперед вышел тот самый рыжий детина, что боялся пропасть без хозяина.

— Как зовут, юноша?

— Идий, мой господин, — смиренно ответил раб.

— Тебе отдельное задание, Идий. Прямо сейчас сходи в порт и узнай, какое судно завтра-послезавтра идет в плаванье.

— Куда желает направиться мой господин?

— На кудыкину гору, — хмыкнул я, не удержавшись, чем вогнал Идия в ступор.

Раб озадаченно поскреб макушку, пытаясь припомнить такое место среди римских холмов. Но, судя по его изумленной физиономии, ничего не вспомнил.

Объяснять, что моя дорога лежит в Испанию, точно не стоит. Чревато. Доверять ему я не мог и не собирался. Однако идти в порт, где я никого не знаю, самому — опасно.

Пусть Идий узнает, кто куда в ближайшее время отплывает, а дальше уж я сам разберусь.

— И еще мне нужна одежда. Сколько стоит новая туника и сандалии?

— Сандалии для вас можно купить за восемьдесят сестерциев, тунику за пятнадцать, — заверил рыжий.

Я кивнул, сунул руку в карман, зачерпывая горсть серебряных. Отсчитал Идию озвученную сумму, тот без вопросов взял. Понятливый, это хорошо. Когда человек быстро соображает, считай — полдела сделано.

— Утром я тебя буду ждать.

— Все будет сделано господин.

Он развернулся и зашагал в виллу. Я, удовлетворенный, проводил его взглядом. Ну что же, с рабами получился весьма конструктивный разговор. День заканчивался обнадёживающе. Первые обязательные шаги, без которых нельзя было двигаться дальше, теперь сделаны. Если эти мужики не полные идиоты, то завтра до обеда они продадут товар и смогут разъехаться кто куда. Учитывая, что в доме полно серебра, то даже если сдать его по цене лома, получится кругленькая сумма. Вариант беспроигрышный. Понятно, что они привыкли жить и в ус не дуть за спиной господина, но привычка — дело наживное. Если подтянуть пояски, и не пить флоренское и не жрать гарум, то денег хватит не только на жизнь в разрезе ближайшего года, но и на открытие собственной ремесленной лавки. Только за вырученное с амфор с гарумом можно купить каждому по мулу, а за хозяйское серебро — худо-бедный клочок земли и несколько рабов. Ну а если включить голову и сработать в складчину, то перспективы у них самые что ни на есть светлые.

Правда, при таком раскладе можно грешным делом задуматься и о том, чтобы свалить с деньгами и не делиться, например, со мной. Но от подобного меня защищало отсутствие статуса гражданина у рабов. Участь беглого раба была прозаичной — беглеца ожидала только смертная казнь. Поэтому никто из них никуда не побежит. Они, может, и не прочь, но явно не идиоты.

От мыслей меня отвлек шорох за спиной. Едва слышимый, но достаточный, чтобы я резко обернулся. Оборачиваясь, выхватил гладиус и прислонил острие к горлу непонятно откуда взявшегося незнакомца. Будь он вооружен, и я коротким движением перерезал бы ему горло. Но кинжала ни в его руках, ни за складками туники не было видно. Поэтому я поднял гладиус, поддевая кончиком кинжала капюшон, скрывавший лицо незнакомца.

— Покажись-ка, красавец.

Из под капюшона на меня уставились карие глаза. Мужчина был достаточно щуплый, не проявлял агрессии, поэтому предположение, что передо мной «привет» от карателей, я отклонил сразу. Однако незнакомец будто язык проглотил.

— Ты кто такой? — понастойчивее спросил я.

Он медленно, опасаясь, что я его порежу, поднес указательный палец ко рту и покачал головой. Потом также медленно открыл рот и показал, что его язык отрезан. Немой, значит. Но при этом прекрасно слышит, что я говорю. Видимо, не родился такой, язык ему укоротили.

Незнакомец показал пальцем на свою тунику, давая понять, что хочет что-то достать. Я кивнул, и в руках немого появился свиток папируса. Он протянул свиток мне. Я подметил, что его ноги покрыты дорожной пылью, выходит, передвигался он пешим ходом и бежал издалека. Причем, глядя на мешки под его глазами, последние пару суток он толком не спал.

Я не стал убирать гладиус за пояс, но, чтобы прочитать папирус, опустил меч.

— Кто тебя послал? — на всякий случай спросил я, хотя уже понял, что ответ вряд ли последует.

Так и произошло, вопрос посыльный услышал, но в ответ лишь пожал плечами. Очевидно одно — пославший немого хорошо перестраховался. И этот мужчина вряд ли даже знал имя заказчика. Зато он хорошо знал, где меня искать.

Посыльный, отдав мне свиток, начал пятиться, а потом резко развернулся и побежал прочь. Быстро растворился в темноте. Останавливать я его не стал. Из него всё равно ничего не получится выбить. Да и мало ли, какие договоренности и с кем существовали у прежнего Дорабеллы.

Покрутив папирус, я развернул его и пробежался по строке, написанной на латыни едва ли не каллиграфическим почерком. На бумаге было одно-единственное предложение:

«Не забывай про обещанное, Квинт».

Ясно.

Обо всем и ни о чем одновременно. Я смял папирус, двинулся к вилле, пытаясь переварить суть нового послания. Всплывали новые подробности. Выходит, я что-то кому-то успел наобещать. И, видимо, сейчас делал не так, как договаривались. Узнать бы еще, что Квинт обещал — и кому, для большей ясности. Эх, черт! Почему нельзя было вкратце сообщить о сути договоренности прямо в этом письме?

Что же, прежнее предположение, что Дорабелла ехал в Помпеи не просто так, начало подтверждаться. Всё-таки выходит, участок ему тоже достался не за карие глаза и не за заслуги перед республикой. Нет, судя по всему, Квинт был чьей-то пешкой в игре. А на участок имели виды не только местные олигархи, но и ребята из других мест. Чем черт не шутит, возможно, даже из Рима.

Что я мог обещать? Кто его теперь знает. Но не исключаю, что задачей Дорабеллы было сохранение участка за прежним владельцем. Как вариант, кстати. Очевидно, что место Пилиния в римском сенате много кого в столице могло не устраивать. Так что похоже, что тут далеко не местечковый конфликт.

Впрочем, обещанного, как говорится, три года ждут. Завтра закрою сделку, отплыву в Испанию — и поминай как звали. Ну а если кто-то захочет за что-то меня спросить, то и в Испании я долго засиживаться не собирался.

Подходя к вилле, я бросил папирус в огонь, разведенный в трехногой жаровне, тот начал медленно воспламеняться. Забивать себе голову не хотелось. Эта жизнь, эта личина совсем скоро станет прошлой. Отброшенной маской. А вот хорошенечко выспаться перед завтрашним днем мне точно не помешает.

Марк Лициний Красс знал, для чего ему нужна война. Потому, когда Сулла высадился в Италии, Красс не колебался и тотчас присоединился к его войску. Он имел личный мотив отомстить Марию и Цинне, по приказу которых накануне жестоко расправились с отцом и братом Красса.

А затем было всякое. Дела Красса говорили сами за себя, и они позволили ему снискать безграничное доверие Суллы. Так, именно Крассу было поручено набрать легионы из представителей народа марсов, с чем он блестяще справился. Благодаря упорству и военному таланту, Марк Лициний буквально вырвал, выгрыз для своих войск победу у Коллинских ворот. Тогда, когда Сулла уже думал о поражении…

В благодарность и в качестве ответного жеста, Сулла доверил Крассу вычистить всех тех, кто когда-то перешел ему дорогу. Попавших в проскрипции. Марк Лициний не стал отказываться. Этого он и ждал, когда прятался от марийцев в пещере и питался пойманной мелкой дичью да листьями.

И вот сегодня Красс отдыхал в своём поместье в Бруттии. Поместье это стало принадлежать ему после казни одного нехорошего человека и после полной конфискации его имущества несколько недель назад. Стоившая миллионы сестерциев, земля перешла к Крассу за бесценок. Говоря проще — за ту стоимость, которую сам же Марк Лициний установил. Теперь сделка была оформлена юридически. Цена за имение составила всего-то несколько десятков тысяч серебряных монет.