— Вот что удалось заработать твоим верным рабам, господин. И, как ты и просил — новая туника и обувь, а также ваши прежние пожитки.

Кивком раб указал на завернутый в тунику балтеус.

Настало пора предоставить мужикам свободу. Несмотря на изменившиеся обстоятельства, я не собирался отступать от данного слова.

— Сколько здесь?

— Десять тысяч сестерциев, господин, — ответил один из них.

— Забирайте свою долю, — сухо распорядился я.

Рабы по одному подходили к мешку, отсчитывали себе сестерции. Я молча наблюдал, подмечая, что никто из них не перепроверяет друг за другом. Доверие у этих людей было максимально полным. Правда, сегодня они наверняка виделись крайний раз. Во избежание проблем им следовало разбрестись в разные стороны от Помпей. И попытаться начать жизнь заново, но уже свободными людьми.

Пока шла дележка, я переоделся, что называется, по гражданке. Балтеус недолго думая отправил в яму, возможно, он и пригодиться, но не сейчас. Сейчас мне точно не стоит выделяться, дабы отвести любопытные взгляды. А они будут… если моряку удалось оплатить мое место на корабле. Рыжий уже получил ему причитающееся, и я подозвал его к себе.

— Получилось? — я кивнул в сторону моря.

— Да, господин, место куплено.

— Как мне представляться?

— По имени — Квинт.

Я хлопнул моряка по плечу, выражая благодарность.

— Куда сам поедешь?

— В Брундизий, господин. Путь не близок, но в Япигии у меня есть родственники. Они, как и я теперь, получили статус вольноотпущенников и заняты ремеслом. Я мыслю быть им полезным.

Апулия, значит, только на греческий манер. Хлебный и плодородный край. Для моей задачи эта земля подходила как нельзя лучше.

— У меня к тебе предложение.

— Какое, господин?

Переспросил с какой-то даже опаской — видно, всё же начал предвкушать свободу и теперь боялся, как бы последнее задание его господина не оказалось слишком большим и сложным. Что ж, и лёгкой задачей его не назовёшь.

— Я дам тебе сумму вдвое больше уже полученного, если ты позаботишься о наших девчатах. Сам понимаешь, негоже их на произвол судьбы бросать.

Моряк задумался, но затем согласно покивал.

— Сделаю все возможное, ты прав, негоже оставлять женщин на растерзание.

— Отсчитай две тысячи сестерциев и подели между ними поровну. Когда приведешь их в Брундизий, сними им жилье и присмотри, чтобы ничьи грязные руки их не касались. Дальше они разберутся сами.

— Слушаюсь и повинуюсь.

Мы обменялись рукопожатиями. А потом я положил руки ему на плечи и строго посмотрел в глаза.

— Если узнаю, что ты не сделал то, о чем мы договаривались, то из-под земли тебя достану. Понятно? — я одарил моряка улыбкой.

От такой улыбки обычно бегут, как от пули.

Тот снова отрывисто закивал, давая понять, что все понял. Вот и чудненько, пусть и дальше верить во всемогущество своего хозяина. Остальные рабы закончили дележку, мешок почти совсем опустел, учитывая, что сумму на входной билет на корабль моряк тоже брал оттуда. Но несколько сотен монет на дорожные расходы для меня там все же осталось. Большего мне и не требовалось, я ехал налегке.

— Прошу внимания, — я прочистил горло.

Рабы, почему-то заметно погрустневшие, обернулись.

— Теперь вы свободны. Отныне я не ваш господин, я объявляю вас свободными людьми и отпускаю. Я сделал всё, как обещал, и у вас есть достаточное количество серебра на первое время. Желаю удачи и прощайте, возможно, мы больше никогда не увидимся.

Рабы внимательно выслушали, вздохнули поочередно, а вилик взял слово.

— Разрешите обнять вас на прощание… господин?

— Разрешаю, — я не стал возражать. — Только для вас я больше не господин, теперь даже формально.

Ну не могу и все, от всех этих «господинов» и прочих заискиваний прямо корежит. Но и это было не все. Стоило мне обняться с каждым бывшим рабом, как вилик заявил:

— Мы будем достойно носить фамилию Дорабелла!

Конечно! Как-то вылетело из головы, что раб, отпущенный господином, на «воле» брал его фамилию. Ну… допустим. От того, что по Апеннинам будут бродить с десяток людей с фамилией центуриона, мне не горячо, не холодно. Традиции такие. Я, к тому же, не уверен, что мне не придется менять эту самую фамилию в третий раз подряд. Вернее, уверен, что придется.

— Ладно мужики, бывайте. На дорожку тут присесть негде, но ни пуха вам, ни пера.

Я знал, что они не поймут, что это такое я только что сказал, да и Юпитер им в сраку, как говорил Паримед.

Светало. Времени до отбытия корабля оставалось совсем немного. Следовало отправляться в порт,. Бывшим рабам тоже надо уходить — пока здесь тихо, но погоня не заставит себя долго ждать. Ну а я сделал в Помпеях все, что мог.

Я все же посмотрел, как мужики расходятся небольшими группками, по два-три человека. Скорее всего, к утру и эти группки распадутся.

Моряк, как мы и договаривались, зашагал в сторону виллы, уводя с собой мулов. Хотелось верить, что он сдержит слово и выведет в Апулию женщин. Ну а мне пора было в порт. Искать хозяина корабля, который отвезёт меня в Испанию. Я вытащил оставшиеся сестерции из мешка, сложил в заметно похудевший кошель и двинулся в направлении порта.

Я знал, что серебро не даст покоя горячим головам. За деньгами обязательно вернутся, чтобы украсть. Рабы хранили мне верность ровно до того момента, пока с моей помощью спасали свои шкуры. И были не прочь обогатиться за счет хозяина, тем более — бывшего.

Просто спрятав серебро так, чтобы они это видели, я получил возможность остудить умы идиотов. Вселить в часть из них уверенность, что деньги теперь в их руках, стоит только за ними вернуться. И вот сейчас, когда смотали удочки те, кто подумал, что не грех вернуться сюда следующей ночью или через недельку, остались только те, кто решил рискнуть и забрать богатство уже сейчас. Правда, я-то думал, что таких как минимум трое. Но нет…

— Это такая плата за верность, раб?

Моряк замер, вздрогнул. Занят он был тем, что лихорадочно сгружал на мулов серебро из тайника вилика.

Оправдываться моряк не стал — действительно, к чему тратить время. Резко обернувшись, было бросился на меня, пытаясь проткнуть коротким кинжалом. Но секунду спустя рухнул на землю с перерезанной глоткой. Я рубанул наотмашь, чтобы сразу наверняка. Тело еще подергалось в конвульсиях, пока я вытирал кинжал о полы тоги. Потом, пнув ногой, сбросил раба в яму. Вот удивятся, наверное, те, кто некоторое время спустя они вернётся за серебром, а обнаружат лишь тело, превратившееся в скелет. Но жадность фраера сгубила. Я захлопнул вход в тайник.

Серебро было погружено на мулов. Оставлять его здесь я не мог, но и терять столь крупную сумму тоже не хотелось. Решение пришло само по себе. Добравшись до ближайшей общественной уборной, я сгрузил поклажу с мулов и побросал в отверстия туалетов. Тяжелые мешки булькнули, поднялась вонь из нужников… а мне осталось надеяться, что уж в таком укромном месте деньги меня дождутся. Хотя как их потом доставать — большой вопрос. Но, как скажет через столетие император Веспасиан, деньги не пахнут, с этим надо будет как-то смириться. Закончив, я отпустил мулов, которые совсем лениво и нехотя побрели по привычке в сторону хозяйской виллы.

Я знал, что погоня будет, и просто так уйти из города мне никто не даст. Уже светало, когда я заметил в отдалении, у самых городских стен, отчетливый свет факелов. С места, что я занял, было хорошо видно, как факелы разделились, и конные отряды направились в разные стороны от города. То, что случилось в здании городского совета, стало известно уже сейчас, хотя я полагал, что несколько часов у меня в запасе оставалось. Но нет, видимо, слишком крупной рыбкой был центурион Дорабелла… ну или наоборот, он был слишком мелкой рыбкой, но попавшей в большой пруд.

Как бы то ни было, мои противники в этой игре готовы были сделать все что угодно, чтобы я попался на крючок и навсегда остался в Помпеях. Пусть обломятся, у меня были совершенно другие планы. Хотя в Помпеи следовало непременно вернуться однажды, а пока надо уходить.