— Из чего смесь? — уточнил я.

— Мазь из раздробленных мозгов волка, — послушно пояснила девчонка и невозмутимо добавила. — Но если господин желает, есть толченный порошок из костей осла или рогов коровы.

Ну-у… выбор невелик. Драть себе эмаль дробленной костью осла не хотелось. Так-то мозги волка (волка, блин!) — тоже вариант не очень, но безопаснее. Можно попробовать, потому что оставлять зубы без ухода здесь будет затеей так себе.

— Лия чем-то провинилась перед господином? — тихо уточнила рабыня.

Пришлось заверять, что все в порядке, и никого пороть плетью я не собираюсь. Ну а паста оказалась, к счастью безвкусной, и с задачей неплохо справилась. Приноровившись, я вычистил зубы, умылся и, не отказавшись все же от помощи, оделся. А когда закончил, меня ждал сытный завтрак.

По пути увидел, что несколько невольников таскают вещи к выходу. Там уже лежала немаленькая такая кучка из столовых приборов и прочей серебряной утвари.

— А это? — я придержал за руку проходившего мимо раба, нагруженного серебряными блюдцами.

— Что желает мой господин?

— Господин желает, чтобы все серебро, которое есть в доме, оказалось продано, — я кивнул в сторону одной из статуй, одетой в доспехи из драгоценного металла. — Когда я говорю, всё, то это означает — именно всё.

— Но…

Не знаю, что он хотел возразить, я не стал слушать.

— Помимо вас, лоботрясов, у меня есть женщины, которым тоже нужно помочь. Либо я заберу сестерции из вашей доли и отдам им, либо будьте так добры, выковыривайте все, что только найдете.

— Будет исполнено, — теперь раб не стал возражать.

Я подмигнул застывшей Динаре, явно не ожидавшей от меня подобных слов. Ну извините, до сих пор в голове не укладывается, как можно делать из живого человека вещь.

Девчата подали к столу вареные яйца, кашу и небольшой горшочек, от которого струился приятный малиновый аромат. Еще от одного горшочка откровенно пахло тухлятиной. Настолько, что я даже поморщился. Тот самый гарум, на котором прежний господин поднял целое состояние.

Рабыня, встречавшая меня в покоях, взяла горшок и попыталась приправить соусом кашу, но я с вежливой улыбкой отвел ее руку.

— В следующий раз, дорогая.

От удовольствия есть в полной тишине, под неловкие взгляды рабынь, которые должны были сами угадывать, не нужно ли господину ещё чего, меня избавил вилик.

— Господин доброго утра! — шаркающей походкой старик зашел в комнату. — Все ваши распоряжения исполнены. Амфоры с гарумом отправлены на форум.

В голосе его всё ещё слышалось сомнение. А что если господин с утра передумал?

Я кивнул.

— Давай-ка ты присядешь, не люблю есть в одиночестве. Хочешь? — я подвинул старику горшочек с гарумом.

Его глаза жадно блеснули. Отказываться вилик не стал и, когда ему принесли порцию каши, вылил туда чуть ли не половину соуса, опасливо косясь на меня. Похоже, Луц дорогим гарумом своих домашних не угощал. Хотя в жизни не поверю, что рабы, непосредственно связанные с приготовлением соуса, не ели его тайком. Уф, зря только я позволил ему горшочек открыть, из его тарелки теперь воняло ещё сильнее.

— Сколько? — произнёс я, непроизвольно морщась.

— Что сколько? — старик не сразу понял, о чем я спрашиваю.

— Сколько по итогу амфор с гарумом будет продано?

— Двенадцать, господин. С вашего позволения, я распорядился брать мула, чтобы успеть на ранний торг.

Я мысленно перемножил всё, высчитывая прибыль. Кстати, всегда было интересно, как римляне производят исчисления со своей архаичной системой цифр. Сумма получилась внушительная, даже если ребята продадут соус с серьезной скидкой, получится несколько тысяч сестерциев.

— Второй мулл есть?

— Найдется, мой господин.

— Я тебе, кажется, говорил не называть меня так? — я изогнул бровь.

Вилик отрывисто закивал, уминая кашу, из-за обилия гарума превратившуюся в суп.

— Вот что. Рекомендую грузить на второго мула серебро. И проследи, чтобы на продажу ребята шли вооруженными. Времена нынче неспокойные, а серебра в этом доме немало. Я понятно изъясняюсь?

— Как раз об этом я и хотел с вами поговорить, мой… — вторую часть обращения вилик, спохватившись, зажевал.

— О чем? — я попробовал малиновый навар и остался удовлетворен насыщенным вкусом.

— Многое из представленного в доме является произведением искусства, и будет не лучшим решением продавать такое по цене простого серебра…

— А есть другие варианты? — я попробовал яйцо, сваренное вкрутую.

Глядя на то, с каким удовольствием старик уплетал гарум, я было подумал попробовать обмакнуть яйцо в соус. как-то же они это едят? Но эту шальную мысль я тут же отбросил. Хотя, конечно, ни от чего в этой жизни зарекаться нельзя. Глядишь, так аклиматизируюсь, что через месяц-другой буду жрать эту тухлятину ложками.

— Если знаешь, кому можно продать это барахло не по цене серебра, а дороже, но столь же быстро — флаг тебе в руки.

— Флаг? — замялся старик.

— Говорю, иди и продавай.

— Не знаю, — он даже перестал есть. — Но ведь эту коллекцию доспехов господину… хм, бывшему господину… делали под личный заказ лучшие мастера на Сицилии. И будет обидно, если мы распродадим ее по цене лома.

Я помотал головой.

— Времена меняются. Будет обидно, если завтра, когда поместье перейдет новому хозяину, тебя выпрут на улицу без сестерция в кармане. Хотя сомневаюсь, что тебя в принципе отпустят.

— Думаете, новому хозяину пригодится опытный вилик? — робко спросил старик, а в его голосе появилась надежда.

— Думаю, что под его руководством из тебя получится отличный гарум, так что давай-ка проследи, чтобы ребята вынесли все серебро, — я улыбнулся так, чтобы вилик понял, куда я клоню.

Тот понял. Побледнел, поднялся из-за стола и бросился выполнять поручение. Видимо, дошло, наконец.

Сразу после завтрака Динара занялась моим гардеробом, что называется, на гражданке. Юная рабыня обещала подобрать мне вещи из гардероба прежних господ. Я сопротивляться этому не стал. Во первых, времени на шитье у меня не оставалось. Во-вторых, как можно иначе сшить прямоугольный кусок ткани?

За замерами меня и застал вернувшийся из порта рыбак. Было видно, что рыжий так старается мне угодить, что прибежал запыхавшийся и, не успев отдышаться, сразу затараторил.

— Сегодня три корабля будут отправляться из порта, господин! Один плывет в Сицилию, второй в Африку, а третий… — раб запнулся, вздохнул, как будто разочарованно. — Третий идет в Испанию. Ни одно судно не отправляется на кудыкину гору. Увы, никто не знает этого места.

Тут он виновато повесил голову. Я же с трудом сдержал улыбку.

— Цены известны?

— Сказали, что договариваться будут лично.

— Места есть на всех трёх кораблях?

Рыбак закивал. Ну что же, отлично. Главное, что места есть, а договориться — договоримся. Народ при виде сестерциев всегда становится сговорчивым.

— Хорошо. Свободен… А, стой. Куда поедешь, когда получишь свободу?

— В море, мой господин. Это все, что я умею и что люблю.

Этот точно не пропадет. Я хотел поинтересоваться, не будет ли его на одном из отбывающих кораблей, но тут в проходе вырос Паримед. Грек только вышел из бани, и его заметно пошатывало, а под глазами расплывались темные круги, следы бессонной ночи.

Ой, горе луковое.

— Привет центуриону Дорабелле, — он вскинул руку в римском приветствии. — Готов к сделке?

— И тебе не болеть. Когда ты только успел?

— Чего? — он осовело смотрел на меня.

— Набраться.

Баня всегда была хорошим способом снять похмелье, но у Паримеда-то было не похмелье, а опьянение. Поэтому помогло ему так себе.

— Да уж больно здесь хорошее вино… — он отмахнулся. — Нам, если что, пора!

По пути в Помпеи Паримед несколько раз останавливался, чтобы как следует отдышаться.

— Фух, тяжко-то как!

Да уж, подъем в горку дался греку непросто. Сказывалось выпитое фалернское.