Но вообще, судя по внешнему виду, тут произошло какое-то мамаево побоище. Вот зачем они порвали кучу бумаги? Она же дорогущая в этом времени! Наклонившись, я подцепил двумя пальцами ближайший кусок. Ещё и края обгорелые. Они чего, совсем с глузду съехали на почве научного спора? Пожав плечами, я снова уселся за стол и кивком поблагодарил дядьку Макара, притащившего мне очередную кружку кваса. Хотя для пользы организма теперь лучше пива хряпнуть, но где его тут найдёшь...

–... И не спорьте, птицы летают только потому, что они твари божьи!

Я с изумлением глянул на открывшуюся дверь, выпускающую спорщиков из парилки. Вот это их зацепило, поди на десятый круг спора пошли. По себе знаю: иногда как прилепится иная мысль – так и всё, не отпускает, пока не найдёшь решение или другой фигней, часто ещё более глупой, не выбьешь. А тут всё ещё приправлено алкоголем... Хотя вроде у всех должности не маленькие, в пьяную драку полезть не должны.

– Господа, господа! Будьте свидетелями! Как только мне продемонстрируют действительно летающую конструкцию, то я незамедлительно выдам просителю 10 рублей! Нет, я поднимаю величину вознаграждения до 25! Только одно условие: никаких чучел птиц и прочих божьих созданий!

Ага, этот тот самый представитель партии позиции господа бога. Вокруг раздались ироничные возгласы: дескать, хитрец решил и деньги сохранить и уважение поднять в глазах окружающих. Провозгласивший награду радостно согласился со всеми и предложил не оставаться в долгу и поспособствовать делу научно-технического прогресса своими деньгами. Дескать, вы же убеждали, что можно, вот и давайте поучаствуем, чай земля русская полна самородков! Объявим конкурс в газетах, и глядишь, всё получится. К моему удивлению, данный почин нашёл самый горячий отклик в сердцах присутствующих.

Но вообще даже 25 рублей – это очень и очень прилично. Я уже успел скорректировать немного свои представления о местных ценах. Так что сейчас на кону стояла почти месячная зарплата очень квалифицированного фабричного рабочего. Вернее, вначале стояла, нынче благодаря пьяным выкрикам присутствующих, в призовой кубышке стало гораздо больше. И ведь только что голые по полкам в парилке сидели – откуда они деньги достали?

– Семён Семёнович, вы участвуете? – около меня стоял с миской в руках слегка покачивающийся поручик Северский.

– Извините, но я отказываюсь.

– Но позвольте! Как так?

Кажется, он немного переборщил с громкостью, поэтому что вокруг моментально разлилась густая тишина. Даже дядька Макарий, доставивший очередную бутыль с самогоном, замер, не завершив шаг.

– Вы что же, против усиления могущества государства Российского?

Ничего себе, куда кривая пьяного базара вывезла. Я-то сначала хотел просто напомнить присутствующим о своём статусе бывшего погорельца, с капиталом, не дотягивающим даже до полноценного рубля. А тут нате: ещё маленько и меня не отходя от кассы четвертуют как хулителя родины. И даже обмывать не будут, ибо и так уже чистый.

– Ни в коем случае! Просто считаю неэтичным принимать участие в финансировании состязания, которое намерен выиграть.

– Да как вы посмели... Выиграть?

Буквально чувствуя царапающие меня взгляды, с показной невозмутимостью я поднял наполненную самогоном рюмку, глянул сквозь неё на огонь керосиновой лампы и, коротко выдохнув, одним махом опустошил. Помотав головой «хорошо пошла», тут же занюхал подвернувшимся куском хлеба.

– Что? Как? Но откуда?

Проигнорировав град вопросов, я дотянулся до тарелок и соорудил себе бутерброд из куска сала и половинки картошки. А что? Самое оно после самогона...

– Семён Семёнович, мы тут конечно уже немного посидели... – Наумов протрезвевшим взглядом обвёл стол – но уверяю вас, еще не поздно отказаться от своих слов.

– Господа, признаюсь вам как на духу, я был готов и раньше продемонстрировать вам все доказательства, но вы так глубоко погрузились в спор, что отвлечь вас не было никакой возможности. А теперь... – я в показном сожалении развёл руками.

– Да чёрт с ними, с деньгами! Вы в самом деле можете создать конструкцию по условиям уважаемого Петра Акакиевича? – окрылённый надеждой Наумов прямо-таки боялся поверить своему счастью.

Я твёрдо кивнул. Не знаю, кто по должности этот Петр Акакиевич, но он был против моего начальства. А своих надо поддерживать, хоть они и немного замшелые. Вон, эмансипированных женщин пороть собрались... Глупые! Их сначала гладить надо, а потом... Кхм, в общем, глядишь, так потихонечку и удастся семена равноправия посадить на чёрствых полях их душ.

– Что вам потребно для этого?

Я повторил процедуру с рюмкой самогона. Хотя чего я думаю? Раньше сделаю – быстрее деньги получу

– Там у вас остались ещё листы бумаги? Позвольте один?

Сграбастав требуемое, я немного прикинул и в несколько движений сложил известный всем мальчишкам времён моей молодости бумажный самолётик. Аккуратно проведя пальцами по сгибам бумаги, я перехватил конструкцию за середину и, зачем-то дунув в хвост, плавным движением руки запустил его в полёт.

Моя бумажная птица взмыла над столом и, свалившись на крыло, рванула в угол предбанника по пологой дуге. Лёгкий стук самолётика об бревенчатые стены тут же сменился грохотом отодвигаемых лавок и шлёпаньем босых ног по полу. Бильярдный звук столкнувшихся голов стал закономерным завершением голожопого марш-броска по предбаннику.

– Там, если уголки на крыльях немного подогнуть, то можно внести корректировку в траекторию полёта – я обратился к торчащим филейным частям.

Взглянув на меня каким-то безумным взглядом, капитан дрожащей рукой чуть-чуть подогнул краешек крыла и немного дёрганным движением отправил самолётик во второй полёт. На этот раз бумажный боинг закрутился винтом, но, сохранив прямолинейную траекторию, гулко стукнулся об входную дверь.

– Макарка! Ты где? Одежду давай! Душа простора требует!

Вот что значит офицер, хоть и конвойный. Сразу сообразил, что летательная техника не терпит малых расстояний. Тем временем отошедший от первоначального шока коллектив алкоголиков уже сгрудился вокруг меня и потребовал повторить конструкцию по числу присутствующих здесь лиц.

Успокоив их, я принялся клепать первую в мире авиационную дивизию бумажных самолётиков. Или это полк по численности? В общем-то, всё равно: аккуратно проговаривая последовательность действий для уже накинувших одежду, я складывал самолётик за самолётиком. Где-то ближе к концу страждущих меня прошиб холодный пот: а что отвечать, когда спросят, откуда я знаю эту конструкцию? Студент, мать меня за ногу!

Однако всем пока было абсолютно всё равно до моих переживаний. Обретя желаемое, спорщики ломанулись на улицу лично убеждаться в пригодности полученной конструкции. Последним, прислушиваясь к доносящимся со двора крикам, покинул меня тот самый Петр Акакиевич. Правда, надо отдать должное, перед этим толкнул в мою сторону тарелку с наваленными горкой деньгами.

Хищно оскалившись, я быстренько собрал все ассигнации в стопочку и аккуратно свернул их в трубочку. Теперь сверху оберну оставшейся бумагой, и на посторонний взгляд это будет выглядеть... Да чёрт его знает, как это будет выглядеть, но точно не кошельком, полным денег. Натягивая ещё влажную одежду, я взглянул в окно. Пионеры авиации старательно изображали из себя ветеранов броуновского движения, носясь за мелькающими в темноте серыми проблесками. Надо выйти, подсказать им про освещение. Небось на такое зрелище с десяток ламп найти можно...

***

– Семён! Да стой ты, маракуша этакая!

Узнав голос Ефима, я остановился и повернулся к нему. Ко мне, припадая на одну ногу, хромал мой напарник по приключениям. Приглядевшись получше, я мысленно присвистнул: ладно нога, её просто подвернуть можно. Но вот уже начинающую раздуваться физиономию под такое подвести сложно, как и разодранную до пупа рубаху.

– Там этот... Ну который чернявый, по-нашенски ещё так смешно разговаривает... – он попытался сплюнуть, но вместо этого закашлялся.