Действенного сопротивления японцы мне оказать не смогли, а их бронетехника была полный отстой: она так и осталась на уровне начала – середины 30-х годов. Их танки имели короткоствольные орудия калибра 37 и 57 миллиметров, которые были не в состоянии пробить броню моих Т-43. Для борьбы с нашими старыми БТ и Т-26 они вполне годились, а вот Т-34 был для них практически непобедим, не говоря уже про новые Т-43.
Таким образом, меня при продвижении вперёд сдерживали только снабженцы: отрываться слишком далеко было нельзя, ибо если я встану вдали от своих без топлива и боеприпасов, то японцы просто завалят меня мясом и уничтожат. Чего-чего, а самопожертвования у них хватало: пойти на таран, подорвать себя вместе с противником – да пожалуйста! Тут они ничем не отличались от нас, и я прекрасно осознавал это, а потому и старался слишком далеко не отрываться, чтобы иметь возможность получать топливо и боеприпасы.
К середине декабря основные силы Квантунской армии были или уничтожены, или взяты в плен, а материковый Китай почти полностью освобождён от захватчиков. Я по-прежнему продолжал двигаться впереди, делая только короткие остановки для пополнения припасов, после чего отправлялся дальше. А 19 декабря я взял штурмом Порт-Артур. В детстве я с удовольствием читал одноимённую книгу Степанова[65], и она мне очень понравилась. Теперь я отбил город назад у японцев.
После разгрома Квантунской армии, на фоне того, что американцы хоть и медленно, но верно вытесняют их, а также учитывая угрозу десанта советских войск непосредственно в саму Японию, микадо принял решение капитулировать. Американцы стали сосредотачивать в Сан-Франциско транспортные и грузовые корабли. Сначала среди портовых рабочих, а затем и среди всех жителей города пошли слухи, что это готовятся корабли для русского десанта в Японию. Дескать, у русских нет для этого кораблей, поэтому Америка и предоставляет свои, чтобы русские могли перебросить свои армии в Японию. Разумеется, японская разведка очень быстро узнала об этом, а после разгрома в Китае сомневаться, что русские планируют десантную операцию, никто не стал. Поэтому, не желая допускать противника на свои острова, микадо принял тяжёлое решение начать переговоры о мире.
В итоге 28 декабря 1944 года на американском линкоре «Висконсин» в присутствии советско-американской делегации микадо подписал акт о капитуляции Японии. Мы возвращали назад свои земли, потерянные после войны 1905 года, и Курилы. Но самое главное, по моему мнению, это то, что амерам не удалось испытать свои атомные бомбы на японских городах. Вот только японцы об этом, разумеется, никогда не узнают.
26 июня 1953 года. Дача Берии
– Товарищ министр, нас окружают военные. Связь не работает: ни телефон, на рация – глушат.
Всесильный министр МВД молча выслушал сообщение начальника своей охраны.
– Сколько мы сможем продержаться?
– Не знаю. Всё зависит от того, сколько там солдат и что у них есть.
В этот момент в кабинет постучались, и спустя мгновение зашёл охранник.
– Там что-то непонятное творится. Ещё вояки. Судя по эмблемам, это четвёртая гвардейская армия. Вот только они наставили пулемёты своих бронетранспортёров на тех, кто окружили дачу.
Минут десять тянулось томительное ожидание, так как ничего не было ясно. Наконец от ворот позвонили и сказали, что солдаты, окружившие дачу, стали отходить, а генерал-полковник Прохоров, командир 4-й гвардейской армии, просит пропустить его и проводить к товарищу Берии.
– Пропустите его, – распорядился Берия.
После победы в войне всё пошло так, как было и в моей истории. Я, конечно, не историк, но в целом всё шло вроде без изменений, разве что испытать атомные бомбы на японских городах у пиндосов не вышло. В марте 1953 года умер Сталин, и я оказался на распутье. Можно было, конечно, ничего не делать и оставить историю идти своим чередом, но уж очень мне не нравился кукурузник, ведь это именно он запустил распад страны, выведя высших функционеров партии из-под надзора госбезопасности. В итоге я решил вмешаться, благо моя армия была дислоцирована в Московском военном округе. В армии у меня хватало своих людей – тех, кто верил мне безоговорочно и готов был выполнить любой мой приказ.
Я приказал Коржову, начальнику моей разведки, который к этому времени стал уже генерал-майором, следить за Берией и Жуковым. Не ходить вокруг них, чтобы не засветиться, а следить издали за обстановкой. Так мне стало известно, что Жуков отдал приказ приготовить группу солдат и отправить её к даче Берии, а вскоре и сам выехал туда[66].
Сразу после этого, подняв по тревоге специальную группу, сформированную заранее, я вместе с ней направился к даче Берии. Успел, можно сказать, в последний момент: солдаты Жукова уже окружили дачу, но штурма ещё не было. Меня попробовали остановить, когда я двинулся к Жукову, но молча наведённые стволы крупнокалиберных пулемётов моих бронетранспортёров говорили сами за себя.
– День добрый, Игорь Николаевич. И как это понимать?
– И вам не хворать, Георгий Константинович. Хочу вас предостеречь от большой ошибки. Зря вы с Хрущёвым связались: этот клоун очень злопамятен и, как только придёт к власти, припомнит всем и реальное, и мнимое, а вас как минимум в отставку вышвырнет. Вы для него очень опасны будете: вдруг вам что не понравится и вы с ним то же самое, что и с Берией, сделаете? Так что от греха подальше отстранит вас от командования и в отставку, а ещё лучше – под домашний арест куда-нибудь на дачу.
– И откуда у вас такие сведения?
– Сорока на хвосте принесла. Вас не удивляет, что я знаю, зачем вы тут и кто вас, скажем так, послал на это дело?
Жуков задумался, прикидывая расстановку сил, которая с моим появлением явно стала не в его пользу. Он взял с собой батальон солдат – для захвата дачи Берии и подавления его охраны этого вполне хватало, – но тут появился я, и тоже с батальоном солдат, только на броне. Четыре десятка бронетранспортёров с крупнокалиберными пулемётами крыли его карты.
– Мои гарантии? – наконец произнёс Жуков.
– Сохранение статус-кво – и вы не лезете в политику. С Берией я договорюсь.
– Думаете, он лучше Хрущёва?
– По крайней мере он хороший хозяйственник, а это для нас сейчас самое главное. Кроме того, он сам сейчас увидит, что тридцать седьмой год больше не повторится: армия просто уничтожит его, если он попытается без причин арестовывать командиров. Хотя, насколько я знаю, при нём, наоборот, начали реабилитировать и выпускать.
– Чёрт с вами, надеюсь на ваше слово. Яковенко, отбой! Всем возвращаться!
Люди Жукова, опасливо поглядывая на моих бойцов, стали отступать, а те спокойно пропустили их мимо себя. Попрощавшись с Жуковым, я подъехал к воротам дачи Берии и, выйдя один из машины, подошёл к ним.
Через минуту меня пропустили внутрь и проводили к Берии.
– Здравствуйте, Игорь Николаевич. И как всё это понимать?
– Как неудавшуюся попытку государственного переворота.
– Почему неудавшуюся?
– Потому что я против. Не хочу допускать Хрущёва до власти: этот клоун такого натворит, что потом спустя десятилетия нашим потомкам икаться будет.
– Вы что-то знаете? – тут же насторожился Берия.
– Да, кое-что знаю, однако, извините, свои источники вам не сдам, придётся вам поверить мне на слово. Из основного: запрет артелей и личного хозяйства колхозникам, а ещё обложение всех фруктовых деревьев налогом. Надо говорить, к чему это приведёт?
– Не надо. Новый голод и исчезновение множества товаров народного потребления.
– Вот именно. Лишимся большинства фруктовых деревьев: будет с них доход или нет, ещё неизвестно, а денежку за дерево плати. А кроме того, он планирует вывести высших партийных функционеров из-под надзора госбезопасности. Со временем это приведёт к развалу страны. Вы сами прекрасно понимаете, что если нет контроля и ответственности, то начинают расти беззаконие и вседозволенность. Правда, и ряд ваших последних решений по национальной политике и возвращению территорий я не приемлю: это ваша большая ошибка. Мы должны сосредоточиться исключительно на своей стране и не пытаться насильно пропагандировать свой строй.
