Через полчаса бега они достигли ручья, и Пфайль, чтобы ещё больше запутать русских, пошёл по ручью в обратную сторону. Его расчёт был прост: кто в здравом уме решит вернуться назад? Даже если русские смогут проследить его до ручья, то, по их логике, немцы должны двигаться по нему, стараясь как можно дальше уйти от места неудавшейся засады.

Сначала собачий лай приближался, но вскоре стал отдаляться, и оберштурмфюрер Пфайль облегчённо выдохнул: похоже, им удалось оторваться.

Капитан Мигунов, глянув на своего следопыта, потомственного сибирского охотника из эвенков, спросил:

– Ну что, Курбетьев, куда они пошли?

Достаточно молодой, но уже опытный охотник и следопыт, родившийся и выросший в тайге, внимательно осмотрел следы, походил туда и сюда вдоль ручья, ненадолго задумался, а затем дал неожиданный ответ:

– Товарищ капитан, думаю, немцы решили нас обмануть и двинулись по ручью назад.

– Почему ты так решил?

– Дно у ручья песчаное, вода полосы делает, вон они нарушены, причём хорошо, немцев много было, пара десятков точно. Дальше песок не тронут, а в обратную сторону сильно сглажен, сами смотрите. Так что, думаю, назад они пошли. Да и правда, кто их у места засады искать будет?

За прошедшие полгода Курбетьев ещё ни разу их не подвёл, чётко читая следы, поэтому не доверять его словам не было никаких причин. Подозвав к себе радиста, капитан Мигунов связался со штабом и передал сообщение, что немецкие разведчики, устроившие на дороге засаду, скорее всего, двинулись по ручью назад, и он продолжает их преследование.

Группа оберштурмфюрера Пфайля прошла по ручью около километра, после чего вышла на другой берег и побежала дальше. Однако спустя примерно час позади снова послышался собачий лай. Смачно выругавшись, Пфайль приказал ускориться.

Ещё через пару часов основательно вымотавшиеся немцы оставили небольшой заслон из пяти человек с пулемётом, а остальная группа устало побежала дальше, всё ещё не теряя надежды оторваться от преследования. Минут через двадцать позади послышались звуки боя – хорошо различимое таканье их МГ и ответные очереди русских пулемётов. К сожалению, бой длился минут пять, не больше, а затем всё стихло.

Рота капитана Мигунова бежала по обеим сторонам ручья, пока наконец собаки снова не взяли след в том месте, где немцы, пройдя по ручью около километра, вышли на другом берегу и снова углубились в лес. Рота продолжила преследование, однако через некоторое время по собаке с проводником, бежавшим первыми, ударил немецкий пулемёт. Проводник упал на землю, а собака рванула дальше. Бежавшие следом бойцы дружно попадали на землю, но место, откуда немецкий пулемётчик открыл огонь, они заметили, а потому без команды открыли ответный огонь.

К немецкому пулемёту добавились винтовочные выстрелы, но немцев мгновенно задавили ответным огнём. Кроме пулемётов заговорили автоматные очереди, да и самозарядные винтовки бойцов также не давали немцам поднять голову. Собака тем временем добралась до немецкого пулемётчика и набросилась на него. Под прикрытием подавляющего огня бойцы пошли вперёд, и вскоре в живых остались лишь два немца – один раненый и один хорошо погрызенный собакой.

Проводник оказался жив, но тяжело ранен, однако шанс выжить у него был. Санинструктор оказал ему первую помощь и перевязал, после чего достал из своего сидора походные носилки – это был просто кусок брезента с рукавами по краю. Срубив подходящие по размеру жерди, их вставили в рукава брезента, и получились носилки, на которые и положили проводника. После этого двое бойцов понесли его прочь, а вместе с ними пошли ещё трое, получившие лёгкие ранения и могущие передвигаться самостоятельно, с ними пошла и собака проводника.

А капитан Мигунов в это время проводил экспресс-допрос пленных, не принимая во внимание никакие конвенции. Своими действиями за годы войны немцы поставили себя вне каких-либо конвенций, а потому очень скоро пленные заговорили. Узнав, что ему было нужно, капитан Мигунов приказал прирезать пленных немцев, поскольку ему некогда было с ними возиться, после чего его рота продолжила преследование противника, несмотря на то что все уже основательно устали.

Немцы бежали из последних сил ещё с полчаса, но тут впереди неожиданно показались русские. Бежавших впереди основной группы троих солдат они срезали одной длинной пулемётной очередью. Остальные солдаты группы, не зная, сколько впереди противников, сразу залегли, найдя себе укрытия. Русские стали окружать группу.

Поняв, что уйти уже не удастся, оберштурмфюрер Пфайль приказал сражаться до конца. Впрочем, его солдаты и так знали, что русские не берут в плен солдат СС: если обычные армейцы из вермахта ещё могли надеяться на плен, то эсэсовцев убивали на месте. Заняв оборону, группа приготовилась подороже продать свои жизни.

Но и русские не лезли вперёд. Окружив немцев, они стали огнём пулемётов подавлять их, не давая тем отстреливаться, а кроме пулемётов по ним вели интенсивный огонь из самозарядных винтовок. Пока одни подавляли, другие осторожно подбирались поближе, используя попутные укрытия.

Подобравшись поближе, русские закидали немцев гранатами, а затем рванули вперёд. Эти бойцы были вооружены автоматами, а потому выживших, но оглушённых немцев они просто добили очередями.

Обо всём этом я узнал позднее, когда вернулся после награждения из штаба фронта.

15 июля 1943 года. Наблюдательный пункт 1-й танковой армии

Генерал-лейтенант танковых войск Михаил Ефимович Катуков с самого раннего утра находился на наблюдательном пункте, расположенном в непосредственной близости от наших укреплений, но оборудованном хорошей связью. По сообщениям нашей разведки, сегодня немцы наконец должны были перейти в наступление в соответствии со своим планом «Цитадель». Правда, из-за того что 4-я гвардейская армия генерал-лейтенанта Севастьянова, устроив немцам ловушку, смогла практически полностью уничтожить немецкую 24-ю танковую дивизию и нанести огромные потери дивизии «Великая Германия», противнику пришлось перенести уже утверждённую дату начала наступления[38].

В шесть часов утра началась мощная артподготовка с обеих сторон; разумеется, кроме артиллерии в ней приняла участие и авиация. Вот только было небольшое различие. Если немцы все свои усилия сосредоточили на наших окопавшихся войсках, которые ещё с весны начали возводить здесь глубокоэшелонированную оборону, то у нас было немного иначе: вся артиллерия работала исключительно по приготовившемуся к атаке противнику, а вот авиация имела другие цели.

Прекрасно осознавая всю значимость тяжёлой артиллерии в современной войне, наши самолёты принялись бомбить и штурмовать позиции немецких гаубиц, большинство которых было выявлено разведкой, причём работали над этим все – и авиационная разведка, и артиллерийская, и обычная. Несколько раз разведке даже удалось уничтожить несколько немецких батарей, но из-за усиленной охраны и большого количества немецких войск разведчики в основном только вскрывали места расположения немецких орудий и наносили их на карты.

В результате уже через полчаса огонь немецкой артиллерии стал затихать, по мере того как наша авиация уничтожала её. Заранее зная место расположения противника, бомбардировщики сразу летели к выбранной цели, а уже над ней ясно видели ведущую огонь по нашему расположению артиллерию противника. В обычном состоянии хорошо замаскированные орудия с высоты не разглядеть, но только не тогда, когда они ведут интенсивный огонь: дым и огненные всполохи от выстрелов ничем не замаскировать.

НП Катукова располагался в паре километров от наших укреплений, но устроен был на небольшом возвышении, причём очень хорошо замаскирован, чтобы не привлекать к себе внимания с противоположной стороны. До самого начала артиллерийской подготовки Катуков изучал в стереотрубу линию фронта, но, когда из-за начавшегося артиллерийского обстрела всё заволокло дымом, он прекратил это делать – какой смысл пытаться что-то разглядеть в дыму? Вместо этого он приказал своему ординарцу принести чай и спокойно сел перекусить. Связисты постоянно докладывали ему о сообщениях с мест, но пока ничего экстраординарного не происходило.