А вот противотанковой артиллерии досталось намного больше. Несмотря на то что практически все орудия были укрыты в крытых капонирах, большая часть которых была сделана из броневых листов, это не спасло её от потерь. Несмотря на маскировку, при интенсивной стрельбе все позиции были достаточно быстро обнаружены, и немцы сосредоточили на них свой основной огонь. Даже с учётом того, что с фронта эти огневые точки были хорошо укреплены, пара метров земли с камнями поверх броневой плиты основательно снижали мощность немецких снарядов, но всё равно при многократных попаданиях противник в итоге пробивал защиту. И это без учёта прямых попаданий в амбразуру, которые, согласно теории вероятности, тоже случались.

Кроме этого были и попадания тяжёлыми снарядами сверху, это когда немцы вели обстрел из гаубиц: если от полевых орудий защиты хватало, то от тяжёлых гаубичных снарядов это уже не защищало. В итоге потери в противотанковой артиллерии составили около четверти орудий. Потерь в бронетехнике не было, она располагалась в укрытиях и была расположена дальше, а потому и обнаружить её было трудней, да и темп огня крупнокалиберных орудий с раздельным заряжанием был гораздо меньшим, чем у противотанковых орудий с их унитарными снарядами.

– Товарищ генерал, вас командующий фронтом.

Катукову снова звонил Ватутин.

– Слушаю, товарищ командующий.

– Ну, как у тебя дела, Михаил Ефимович?

– Держимся, товарищ командующий. Немцы отошли, всё поле перед позициями в их горящих танках.

– Молодец. Потери большие?

– Нет, среди пехоты немного, танки с самоходками вообще почти без потерь. Вот противотанковой артиллерии досталось, там до четверти орудий уничтожено или повреждено, и среди расчётов потери.

– Понятно. Как настроение?

– Боевое, Николай Фёдорович.

– Это хорошо, что боевое.

– А как обстановка на других направлениях?

– Везде успешно отбились. Правда, потери там больше, чем у тебя. Ладно, если что, докладывай.

– Непременно.

Катуков облегчёно вздохнул. Нет, нагоняя от командования он не боялся, просто только сейчас его отпустило – разжалась внутренняя пружина, которая держала его с самого утра.

На позиции устремились бойцы из хозобслуги с термосами, они несли своим товарищам обед, который так сильно задержался, что теперь, наверное, можно было считать его ужином. А бойцы приходили в себя после тяжёлого боя. Поев, они устало садились на землю, ловя минуты покоя. Ведь скоро им придётся восстанавливать свои позиции, так как завтра снова будет бой, а исправные укрепления могут спасти им жизнь. Лишь около десяти вечера скомандовали отбой, и все, кроме часовых, забылись тяжёлым сном.

На следующий день утро началось с немецкого обстрела, около часа немецкая артиллерия утюжила наши позиции. Правда, с учётом прошедшего дня, огонь она вела не только по переднему краю, но и по ближайшим тылам. Немцы уже знали о спрятанных в капонирах позади наших позиций самоходках, вот теперь их тяжёлая артиллерия и пыталась проредить их число. Наша артиллерия тоже не осталась в стороне и открыла контрбатарейный огонь, стараясь подавить немецкие орудия.

Вскоре огонь стих, и снова появились немецкие танки. В этот раз им удалось почти без потерь продвинуться к нашим позициям – им помогали подбитые вчера немецкие танки, которые мешали нашим артиллеристам и самоходчикам целиться. Уже зная, что им надо делать, немцы в этот раз вели более успешный огонь по нашим противотанковым орудиям. Встав за своей подбитой техникой, они неторопливо выцеливали наши пушки, стараясь попасть непосредственно в амбразуру. Полностью укрытые за подбитыми вчера танками, они в основном выставляли наружу только свою башню.

Немецкая пехота в этот раз не отсиживалась всё время в тылу, а, безопасно скопившись за техникой, разом пошла в атаку, и тут уже нашим пехотинцам пришлось поработать. Весь день шли ожесточённые бои, в ходе которых, понеся значительные потери, немцы всё же захватили первую линию нашей обороны.

Весь день Катуков непосредственно наблюдал за этим, так и не покинув свой наблюдательный пункт. Он видел, как отступали наши войска, оборонявшие первую линию обороны. Вторая линия обороны проходила в километре позади первой, именно тут были капониры самоходок и КВ, и это они поддержали своим огнём отступающую пехоту, не дав немецким танкам устремиться в погоню и давить отступавших гусеницами. Плохо было то, что почти вся противотанковая артиллерия первой линии оказалась потерянной.

Вечером ему снова позвонил Ватутин.

– Ну что, Михаил Ефимович, выбили тебя немцы с первой линии обороны?

– Выбили, Николай Фёдорович, ещё и противотанковую артиллерию потерял там. Но и немцам всыпали хорошо, так что им тоже досталось.

– Ладно, не расстраивайся, не у тебя одного так. На других участках немцы тоже прорвались, но и потери у них просто огромные. Ты, как я понял, ещё не вводил в дело основную массу своих коробочек?

– Нет, не вводил, пока задействовал только самоходки и тяжёлые танки.

– Это хорошо. Да, я распорядился, ночью к тебе подойдут противотанковые самоходки четвёртой гвардейской армии Севастьянова, усилят тебя.

– Спасибо, товарищ генерал, такая помощь действительно будет кстати.

– Держись, короче, немцы долго напирать такими темпами не смогут, ещё день или два, и они выдохнутся.

– Есть держаться, товарищ командующий.

– Тогда отбой.

Подход подкрепления, причём состоящего из противотанковых самоходок, был очень кстати, так как потеря на первой линии обороны всех противотанковых орудий очень сильно ударила по общей силе обороны. Противотанковые самоходки, имевшие неплохую лобовую броню и достаточно мощное орудие, смогут достаточно эффективно сдерживать противника, особенно если будут бить из укрытий. По крайней мере, с дистанции в тот же километр они смогут бороться со всем немецким зверинцем, кроме их новых тяжёлых самоходок. Катуков распорядился наметить места их размещения, отрыть там для них капониры и, разумеется, всё замаскировать.

Пока ещё было светло, командиры частей наметили места размещения самоходок, а как только стемнело и немцы не смогли видеть, что у нас творится, пехота принялась интенсивно рыть капониры. Никого подгонять не требовалось, пехотинцы прекрасно понимали, что от того, как быстро и качественно они сделают укрытия для самоходок, будет напрямую зависеть их собственная жизнь. Чем дольше продержатся самоходки, тем больше они уничтожат немецких танков, а значит, есть вероятность не допустить их до линии окопов. Учитывая общее количество шанцевого инструмента и бойцов, капониры отрыли за час, причём с запасом, а также унесли всю выкопанную землю, чтобы не демаскировать ею подготовленные позиции.

Около двух часов ночи с тыла послышался звук моторов, и вскоре подошедшие самоходки медленно вползали в отрытые для них капониры, боковые стенки которых даже укрепили досками и кольями, чтобы они не осыпались. Над самоходками натянули маскировочные сети и местами закидали ветками деревьев, так что они почти не выделялись на общем фоне. Расположились они не в самих боевых порядках пехоты, а на удалении в сто-двести метров от линии окопов. Хотя поспать в эту ночь пехоте пришлось поменьше, бойцы всё равно были довольны, ведь они получили лишний шанс на выживание в предстоящем сражении, а в том, что оно будет жарким и тяжёлым, никто из них не сомневался. Свои тяжёлые самоходки Катуков отводить назад не стал, они всё равно были чуть позади линии противотанковых машин Севастьянова.

Приказ командования немедленно выделить армии Катукова все наши противотанковые самоходки меня не обрадовал: судя по интенсивности пошедших боёв, без потерь в их составе не обойдётся. Однако приказы положено выполнять. Бывают, конечно, исключения, когда приказ ведёт к общей гибели, и тогда ещё можно его проигнорировать: в случае успеха замнут, а если нет, то спрашивать за его неисполнение будет уже не с кого. В данном случае пришлось просто взять под козырёк и ответить: «Есть!»