— Это мы, — признаюсь я. — Джорджия спроектировала его для того момента, когда мы, наконец, найдем тебя и будем все вместе. Вот только я добавил еще один сюрприз. Это Джорджия, — говорю я, указывая на яркую звезду рядом со своей. — А эта колибри, парящая над всем этим, — мама.
— Это так сюрреалистично. У меня никогда не было семьи, а потом я узнала, что вы все время были здесь. — Она улыбается, на глазах блестят слезы.
— Ты не сможешь избавиться от нас, — говорю я. Мы встаем, и я обнимаю ее, прижимая к груди. Где, я надеюсь, она останется надолго.
ГЛАВА 41
Джорджия
Говорят, что люди, находясь в коме, слышат все вокруг, но мой опыт не такой. Я ничего не слышала, ничего не чувствовала, ничего не переживала, кроме зияющей черной пустоты, в которой я была заперта. В один момент я плыла сквозь море тьмы, а в следующий момент я смотрю в обеспокоенные янтарные глаза Андрея.
— Андрей, — хриплю я. Мое тело липкое от пота, рот сухой и нечеткий.
— Я здесь. — Он сидит на краю кровати, наклонившись ближе, эмоции отразились на его красивом лице. — Я здесь ради тебя.
Оставаясь совершенно неподвижной, чтобы не толкать пульсирующий череп, я быстро моргаю, мои глаза все еще привыкают к яркой комнате. Андрей быстро вскакивает и задергивает шторы. Я с удивлением обнаруживаю, что нахожусь в спальне Андрея, а не в больничной палате. Повсюду стоят машины и медицинское оборудование.
— Как долго я отсутствовала?
— Три дня. — Он протягивает мне через соломинку стакан воды, и я с жаждой пью. — Ты можешь что-нибудь вспомнить?
Я вздрагиваю.
— Я все помню. — Воспоминания наполняют мой мозг: от того, как Андрей нашел меня дрожащей на полу чулана, до победного момента, когда я выстрелила Олегу между глаз. Все это запечатлено в моем мозгу — и плохое, и хорошее — кристально ясно.
Его глаза становятся мягкими. Именно тогда я замечаю бороду на его обычно чисто выбритом лице, темные круги под глазами, порезы и царапины на лице.
— Ты была настоящей крутой девчонкой. Я знал, что ты потрясающая, но это было дерьмо нового уровня. — Он покачал головой, в его глазах вспыхнуло смятение. — Боже, ты чуть не умерла, и все из-за меня. Я не должен был…
— Остановись, — говорю я, нежно кладя руку ему на грудь. — Я ни о чем не жалею. Ни о чем из этого. С того момента, как ты забрал меня из дома Олега, и до настоящего времени, когда я здесь с тобой.
Его грудь расширяется от глубокого вздоха, выражение лица становится мрачным, когда он тихо говорит:
— Это была чистая пытка — беспомощно сидеть здесь последние несколько дней. Я не знал, что будет, когда ты проснешься. Даже не знал, вспомнишь ли ты меня и останешься ли ты тем же человеком после всего этого.
— Я здесь, и со мной все в порядке, обещаю. — Я протягиваю руку, мои пальцы переплетаются с его. Его вид наполняет меня тяжелой тоской. Я умираю от желания, чтобы он прикоснулся ко мне, обнял меня, чтобы показал мне, что нашей любви достаточно, чтобы вместе покорить этот мир.
— Мне следует позвонить врачу.
— Сейчас. Все в порядке? Где Кира? Мне нужно знать, что она выбралась из этого адского склада живой.
— Мы в порядке. Критических повреждений нет. Кира пострадала, но жива. Она здесь, с нами. — Его губы кривятся в сладкой улыбке. — Где ей и место.
Дыхание вырывается из меня с облегчением.
— Я так боялась, что все закончится плохо. Что ты причинишь ей боль и никогда не простишь себя.
Он проводит рукой по моей щеке, хватая мой подбородок большим и указательным пальцами.
— Ты никогда не должна была ей говорить. Или находить ее. Ничего из этого не зависело от тебя. — Его глаза смотрят в мои — в них ясно читается опустошение. — Мне нужно, чтобы ты кое-что знала. Я не собирался отпускать тебя к Олегу. Когда пришло время, я не смог этого сделать.
Я моргаю и тяжело сглатываю, моя грудь сжимается, когда я впитываю его слова. Он был готов пожертвовать самым важным для него делом — найти Киру — ради меня, ради моего счастья. Мои мысли возвращаются к вертолету, когда я находилась в сознании и теряла его.
Когда он сказал, я люблю тебя.
— У тебя есть свобода, krasotka. Вы с отцом можете идти куда угодно, без каких-либо условий.
Что!? Мое сердце ударяется о ребра.
— Думаешь, я брошу тебя?
Он замирает, разочарованно проводя рукой по затылку.
— Этот мир не для тебя. Он уродлив и жесток. Я хочу для тебя лучшего, я хочу для тебя только хорошего, а в моей жизни ничего хорошего нет.
У меня скручивает кишечник. После всего, он отпускает меня без боя?
— О, так ты решил, что для меня лучше. — Мне хотелось, чтобы у меня была энергия сесть прямо и скрестить руки на груди, чтобы выразить свое недовольство, но у меня нет сил. Вместо этого я смотрю на него кинжалом. Слёзы наворачиваются на глаза, но я глотаю их, не позволяя им упасть.
Все его тело напряжено, и я вижу, чего ему стоит отвернуться от меня. Между нами больше, чем просто желание. Гораздо больше. И Иисус, я хочу быть с ним больше всего на свете. Я не отпущу его, даже если он будет спорить со мной по этому поводу.
— Мы оба знаем, что так и должно быть. — Его взгляд прожигает меня, умоляя увидеть разум. — Ты не из этой жизни… из этого мира. Это губит людей.
Я протягиваю руку и глажу его по лицу, и его глаза закрываются под моим прикосновением.
— Я не твоя мать. — Он вздрагивает от моего резкого заявления, но он должен это услышать. — То, что случилось с твоей матерью, ужасно, и мне очень жаль. Ненавижу, что тебе и твоим братьям и сестрам приходится с этим жить, но история не всегда повторяется. Мои глаза широко открыты, и ты тот мужчина, которого я хочу.
Он встает и ходит по комнате, его лицо искажено. Травма потери матери в детстве до сих пор глубоко похоронена в его душе.
— Я бы хотел, чтобы жизнь была такой простой. Если не Олег, то будет кто-то другой. Еще один злобный враг, готовый причинить тебе боль, чтобы добраться до меня. — Его руки сжимаются в кулаки, когда он останавливается на краю кровати. — Видеть, как тебе больно, и не знать, выживешь ли ты, это чертовски разрушило меня. Если бы с тобой что-то случилось, особенно из-за меня, я бы этого не пережил. Я лучше отпущу тебя и никогда больше не увижу, чем подвергну тебя опасности.
Энергия между нами расширяется и сжимается, словно ударная волна. У него есть своя сила, которой мы оба захвачены, извиваясь и вращаясь в его диких глубинах. Мой единственный выбор — сдаться.
— Тогда защити меня. У тебя есть деньги и ресурсы, чтобы обеспечить мою безопасность.
Он сглатывает, его плечи смиренно опускаются.
— Сейчас ты не в той форме, чтобы решать, что лучше. — Он поднимает руку. — Я не буду принимать это решение за тебя, но я дам тебе время и пространство. Когда ты обдумываешь, это нужно делать с ясным умом, когда ты сильнее. Отдыхай сейчас. — Он наклоняется и целует меня в лоб — один раз, затем второй — его чувства передаются через прикосновение его губ к моей коже. — Я пришлю твоего отца проведать тебя после врача.
Он отворачивается от меня, делает три шага к двери, прежде чем остановиться. Он не оборачивается и не смотрит на меня, прежде чем заговорить снова.
— И, krasotka, не принимай опрометчивого решения, потому что в следующий раз у меня не будет сил отказать тебе.
Он выходит из комнаты. Когда дверь за ним закрывается, я кладу голову на мягкую подушку и отказываюсь признать острую боль в груди от возможности того, что Андрей все еще может решить защитить меня своим ошибочным способом.
ГЛАВА 42
Джорджия
Проходят недели, прежде чем я прихожу в себя. Недели проведенные в постели Андрея, меня пронизывает его запах, его присутствие повсюду в комнате, хоть я его и не вижу. Как и было обещано, он дал мне свободу. Но я чувствую его. В темноте ночи он приходит ко мне. Сквозь пелену сна я чувствую его прикосновение, слышу свое имя на его губах, ощущаю его рядом с собой. Осознание того, что он не может оставаться в стороне, — бальзам на душу.