Он поднимает голову, и я вижу ответный голод в его янтарном взгляде. Его глаза скользят по моему телу, горячие и собственнические, любуясь каждым моим изгибом, обтянутым шелком.

— Полагаю, это нормально — думать о побеге. Даже когда это невозможно. — Похоже, он почти сочувствует мне, но я знаю, что лучше не верить его ложному сочувствию. — Что мне с тобой делать?

— Отпусти меня.

— Заставь меня.

Гнев становится моим лучшим другом, взрываясь в моей груди. Я пячусь назад, отчаянно пытаясь уйти от него, но он протягивает руку и хватает меня за запястье. Его рука — кандалы, удерживающие меня на месте. Я изо всех сил пытаюсь заставить его выпустить мою руку, но его хватка остается крепкой, как железо.

На его лице появляется медленная, злая улыбка.

— Хватит говорить о свободе. Чего ты на самом деле хочешь? — Он смотрит на мою прозрачную ночную рубашку. — На днях ты хотела от меня большего. Ты жаждала этого. Доказательства были у меня на пальцах.

Он прав, и я больше не могу с ним бороться. Я умираю по нему, и он это знает. Его глаза темнеют, и он притягивает меня к себе, его язык скользит по уголку моего рта, присасываясь к чувствительной нижней губе. По мне разливается жар, и мои губы раздвигаются для него. Он издает низкий стон удовлетворения, погружая свой язык в мой рот, пробуя меня на вкус, покоряя меня.

Его вкус опьяняет, и все остальное сейчас не имеет значения. Только он и я, и этот треск раскаленного добела электричества разрывается между нами.

Мои внутренности становятся жидкими, а соски твердеют. Каждая клетка моего тела настроена на него и на то, что произойдет дальше.

* * *

Андрей

Прежде чем я уступлю Джорджии, мне нужно знать, что она думает. Потому что в последний раз, когда это произошло между нами, она была пропитана сожалением.

Я отстраняюсь от нее, и она издает раздраженный стон.

— Ty krasivaya, — говорю я. Ее напряженные глаза изучают мое лицо, пытаясь понять смысл моих слов. — Красивая. — говорю я ей, зачесывая ее волосы за спину, чтобы иметь возможность беспрепятственно видеть ее кремовую кожу. Она не реагирует на мои слова, просто продолжает изучать меня, ее глаза затуманены похотью. — Это то, чего ты хочешь, Джорджия? Мои руки на твоем теле?

Вместо слов ее пальцы залезают в мои волосы и притягивают меня к себе. Встав на цыпочки, она наклоняется и проводит языком по моей линии подбородка. Господи, это весь ответ, который мне нужен.

Я разворачиваю ее и прижимаю к стене. Она не шевелится, у нее перехватывает дыхание, пока она ждет, что я для нее запланировал.

— Ты непослушная, непослушная девчонка, — дышу я ей в ухо. — Пытаешься сбежать. Пусть это послужит уроком.

Я просовываю руку под ее ночную рубашку и обнаруживаю, что она обнажена. Никаких трусиков, господи. Лаская ее полную попку, мои прикосновения становятся обманчиво нежными, прежде чем стать грубыми. Ее тело напрягается от шока, когда я жестко шлепаю ее красивую задницу.

— Что за… — кричит она.

— Осторожно, — угрожаю я. — Тебе не хочется заканчивать это предложение.

Я шлепаю ее по другой щеке, злорадствуя, когда она издает крик удовольствия, а не боли. Ее возбуждение подтверждается, когда я ввожу в нее пальцы и обнаруживаю, что она мокрая от капель. Я слышу ее влагу с каждым толчком внутри нее. Ее голова откидывается назад к моему плечу, и она издает глубокий стон, который направляется прямо к моему члену. Я зарываюсь лицом в ее шею, вдыхая ее, желая поглотить ее еще больше.

Я знаю, что это неправильно. Я сказал, что не буду этого делать. Но после того, как я вожделел ее несколько дней подряд и выпил две порции «Макаллана», я понял, что мне уже все равно.

— Лучше держи это в секрете. Другие могут тебя услышать. Один из моих охранников может прибежать сюда и поймать нас.

Угроза быть услышанной только приближает ее к краю. Я разворачиваю ее, мне нужно видеть ее лицо, когда я прикасаюсь к ней. Дрожь пробегает по ее телу, и я прижимаюсь к ее идеальным изгибам. Одна рука ласкает ее киску, другая приземляется на ее грудь. Ища ее сосок, я щипаю и катаю маленький бутон между пальцами. Ее ядро сжимается вокруг моих настойчивых пальцев, и я знаю, что она вот-вот вырвется. Я подношу ее близко к краю, а затем в мгновение ока вытаскиваю из нее пальцы.

Ее глаза резко открываются.

— Андрей, — выдыхает она. — Пожалуйста… мне нужно больше.

Я тихо посмеиваюсь ей в горло.

— Это твое наказание за то, что ты шныряешь по библиотеке. Ты не сможешь кончить, пока не скажешь мне, что ищешь. Может быть, секретный выход?

Ей требуется мгновение, чтобы понять меня, она все еще теряется в тумане сексуального желания. Когда он рассеивается, в ее горле поднимается низкий рык.

— Ты настоящая задница, — смело говорит она, но не делает ни шагу. Моя рука все еще сжимает ее обнаженную киску, двигая лишь малейшую часть, дразня, чтобы удержать ее на месте.

— Меня обвиняли и в худшем, — говорю я, высокомерно подмигивая. — А теперь скажи мне, и я позволю тебе кончить.

Джорджия пытается вырваться от меня, но я крепко хватаю ее. Вот так она выглядит идеально. Румянец возбуждения окрашивает ее высокие скулы, а глаза ярко горят гневом.

Ей нелегко это сделать, но я знаю, как заставить ее говорить. Без предупреждения я опускаюсь перед ней на колени, поднимаю ее ночную рубашку и закидываю одну длинную ногу себе на плечо. Ей приходится схватить меня за затылок, чтобы сохранить равновесие, и пока она это делает, я раздвигаю ее половые губы и погружаюсь в нее. Несколько сильных прикосновений к ее сладкому маленькому клитору ртом, и она бессвязно бормочет. На этот раз, когда я отступаю, потеря становится еще более заметной.

— Зачем ты это делаешь?

— Признайся, ты пыталась сбежать, — говорю я, мое теплое дыхание скользит по ее мокрой киске.

Она сжимает мои волосы одной рукой, а я пробегаю языком через ее щель. Она стонет.

— Я просто хочу знать, где мы находимся.

— Чтобы сбежать?

— Да, черт возьми, сбежать, — плачет она. — Я никогда ни о чем таком не просила.

Несколько нежных движений языком, а потом говорю:

— Бесполезно, krasotka. Спасения нет. Отсюда или от меня.

Я не заставляю ее обещать больше не пытаться сбежать, потому что знаю, что это будет ложь. Я просто хотел, чтобы она признала это.

Нападая на нее ртом, я трахаю ее языком со свирепостью голодающего. И я умираю от голода. Для нее, ее вкуса, ее маленьких запыхавшихся стонов. Все это.

Добавление двух пальцев внутрь нее, а также мой язык, щелкающий ее клитор, заставляют ее взорваться.

— О боже, — кричит она, когда ее влагалище спазмируется, доя мои пальцы глубоко внутри нее. Мой язык и пальцы работают в тандеме, выжимая из нее каждую каплю оргазма.

Она все еще тяжело дышит, освобождаясь от меня, закрывая глаза и отказываясь признавать мое присутствие. Она прячется от меня, вероятно, ей стыдно за то, что только что произошло.

Мой член дергается, ожидая своей очереди, но этого не происходит. Не сегодня ночью. Никогда.

Я отступаю и отпускаю ее из рук. Джорджия поворачивается, чтобы достать свою брошенную одежду. Напряжение пробегает по ее спине, но она ничего не говорит. Между нами что-то изменилось, и я знаю, что она тоже это чувствует.

Я не утешаю ее. Я не утруждаюсь успокаивающими словами. Это было бы просто ложью.

Я поворачиваюсь и ухожу, как дым на ветру.

Андрей

Я прилагаю огромные усилия, чтобы избегать Джорджии в последующие несколько дней, и это чертовское облегчение. Когда я рядом с ней, искушение прикоснуться к ней, овладеть ею становится непреодолимым. Не то, чтобы держаться подальше от нее, помогает подавить мою одержимость.

Дома я либо сплю, либо запираюсь в своем кабинете и работаю. Я даже ем здесь, желая избежать возможной стычки. Но как бы я ни старался избегать ее, она постоянно в моих мыслях. После того, как я лакал ее сладкую киску, пути назад уже нет. На вкус она напоминала нектар богов, ее аромат навсегда запечатлелся на моем языке.