Пайпер замирает. Ее тело остается напряженным, когда она качает головой.

— Я не говорю по-русски.

— О. А как ты поняла разговор Андрея и Джулиана? Я никогда не слышала, чтобы они вместе говорили на другом языке кроме русского? — Между собой и ближайшим персоналом братья часто говорят на своем родном языке, возможно, чтобы отпугнуть любопытных, таких как Пайпер.

— Они говорили по-английски.

Я пожимаю плечами. Странно.

— Ну, спасибо, что зашла. Приятно, когда есть с кем поговорить.

Она кивает.

— Для меня тоже. Ох, и Джорджия. Возможно, ты могла бы никому не говорить о подслушивании. Это было очень непрофессионально с моей стороны.

— Да, конечно, — говорю я. Но когда она выходит из комнаты, у меня возникает ощущение, что что-то не так, как кажется.

Андрей

В ту ночь я не вижу Джорджию. Как бы я ни хотел видеть ее в своей постели — под собой, сверху, любым способом — долг зовет. Партия кокаина пропала во время транспортировки, и вероятный виновник — сицилийцы. Наше возмездие будет быстрым и жестоким и будет нанесено за одну кровавую ночь на грязных улицах Южного Бруклина.

Я наконец-то добрался до дома, когда солнце зашло за горизонт. Я уже вышел из душа и готов завалиться в постель, как вдруг Лео пишет мне сообщение. Он нашел источник, в котором есть информация о нашей матери. Информацию, которую я хочу услышать напрямую.

Черт. Мы потратили последние полгода на поиски любой информации, которая могла бы объяснить, как моя мама оказалась беременной от Олега. Эта тайна гложет меня день и ночь.

Текст Лео неясен, но я знаю, что у Лео всегда есть причина. Он не стал бы вызывать нас с Даниилом лично, если бы это не было чем-то, что мы должны услышать сами.

Сейчас я сижу на заднем сиденье "Лэнд Ровера" с Джулианом за рулем, мой желудок завязан узлом от того, что мне предстоит узнать. Воспоминания захлестывают мой мозг. Я до сих пор ощущаю металлический привкус крови, когда мой отец, истекающий кровью, лежит у меня на руках, раскрывая извращенную семейную тайну, которая впоследствии поглотит меня и моих братьев.

Неужели спустя столько лет чувство вины заставило его признаться на смертном одре, что у нас есть сводная сестра? Полагаю, я никогда этого не узнаю. Он не прожил достаточно долго, чтобы рассказать мне об этом. Единственная информация, которой он поделился, — это то, что наша мама родила Олегу дочь, и Олег воспитывал ее за границей.

Месяцы после убийства папы прошли в хаосе, и я практически в одночасье понял, как вступить в роль пахана. Он меня не готовил, а я и не требовал. Моя ошибка. К концу своего правления папа устал, прожив тысячу жизней за одну жизнь. Он стал неаккуратен, и так Олег перебрался в Бруклин.

Но Олег допустил один маленький просчет в своих планах, когда убил нашего отца. Я.

Я укрепил и развил нашу организацию за пределами досягаемости Антоновых. Я был жесток, беспощаден в своей экспансии и амбициях. Мы процветали. Я вернул себе большую часть Бруклина, и скоро Козловы будут править всем этим городом.

Понимание того, что случилось с нашими матерью и сестрой, — это последний кусочек головоломки перед тем, как мы кастрируем Олега и скормим его свиньям. Меньшего он не заслуживает.

С переднего сиденья Джулиан сообщает мне, что мы прибыли в пункт назначения. Я смотрю на ветхую малоэтажку в жилом районе. Я ожидал, что нас отвезут на склад или в стриптиз-клуб, где в основном и происходит наш бизнес, но оказалось, что это далеко не так.

Вывеска перед входом гласит: «Сестринское дело и реабилитация Шор Вью»

Выйдя из машины, я обмениваюсь с Джулианом острым взглядом. Почему мы здесь?

Не обращая внимания на тупую боль в плече, мы входим в здание. Хмурая пожилая женщина, работающая в регистратуре, приветствует нас. Хотя, возможно, приветствие — это не то слово.

— Да? — Она пристально смотрит на нас сквозь очки с толстыми стеклами, ее губы сморщены, как будто она только что сосала лимон. Не могу сказать, что мы привыкли к такому явному неуважению, но, возможно, в этой части города не так уж много гостей в темных костюмах и с татуировками на шее. Как раз в тот момент, когда я собираюсь сказать ей, чтобы она занималась своими делами, Даниил выходит из лифта и попадает в вестибюль.

— А вот и вы, — гремит он, объявляя о своем присутствии. Он хлопает нас с Джулианом по спине и кокетливо подмигивает. В ее глазах вспыхивают сердечки, и мне остается только не ржать. — Не волнуйся, Миртл, они с нами.

Выражение ее лица сразу смягчается.

— Навестить свою давно потерянную тетю после стольких лет. Не могу отказать тебе в этом.

— Мы любим заботиться о женщинах в нашей жизни. — Даниил хлопает по ней своими глазами цвета виски, а она краснеет, как школьница. Чертов флирт.

Миртл машет нам рукой, и несколько мгновений спустя мы уже запихиваемся в тесный сырой лифт по пути на третий этаж.

— Не хочешь объяснить, какого черта это все значило?

— Скоро. — Поведение Даниила сейчас серьезное. Больше нет Прекрасного Принца. Он выводит нас из лифта и останавливается перед невзрачной закрытой дверью. По коридорам не бродит ни одна душа — ни медсестра, ни пациент — и мне интересно, это дело рук моего брата или это место всегда такое пустынное.

Даниил нервно проводит рукой по волосам, нахмурив лоб.

— Сейчас вы познакомитесь с Розой Менендес. Она была медсестрой в больнице, где лежала мама. У нее есть подробности о рождении Киры.

Горько-сладкая боль разрастается в моей груди, как и каждый раз, когда я вспоминаю это время, одни из самых мрачных дней в моей жизни. Когда мне было десять лет, нашу мать на несколько месяцев поместили в психиатрический центр. Нам сказали, что она больна и ей нужно время, чтобы отдохнуть и восстановиться. Мама уже никогда не была прежней, когда вернулась домой.

— Черт. — Я поправляю лацкан своего костюма и даю его словам осмыслиться. — Я не ожидал, что ты это скажешь.

— Я знаю, — торжественно говорит Даниил, — ребята Лео выследили ее сегодня утром, и мы должны были действовать быстро. У Розы не так много времени. Мы ждали тебя.

— Пойдемте в дом. — Я киваю в сторону двери. Джулиан кладет мне руку на плечо, говоря, что подождет снаружи, чтобы мы могли пройти. Мы с Даниилом заходим в небольшую комнату, где пахнет антисептиком и средством для мытья полов.

Лео сидит в кресле рядом с шаткой больничной койкой, на которой лежит крошечная старушка, подпертая несколькими подушками, и хихикает над тем, что сказал Лео. Он не очень любит смеяться, но когда хочет, может быть обаятельным. Хочет — это главное слово.

Лео встает.

— Роза, я хочу познакомить тебя со своим старшим братом. Это Андрей, — говорит он, показывая на меня. Роза протягивает мне в знак приветствия коричневую с прожилками руку. Кажется, ей потребовались все ее силы, чтобы взять меня за руку, но она все равно это делает, ее водянистые глаза светятся теплом.

Не в силах сесть, я прислоняюсь к оконной раме рядом с кроватью и жду, когда она заговорит.

— Твоя мама часто говорила о тебе, Андрей, — говорит она, ее голос напрягается от усилий. — Она говорила обо всех вас. Она очень любила вас, мальчики. — Тяжесть оседает в моей груди. Горе и гнев сливаются в знакомую тупую боль. — Я рада, что вы нашли меня. Я много раз думала о том, чтобы обратиться к вам, но так и не сделала этого. Думаю, вы понимаете, почему. — Лео наклонился вперед и сжал ее руку. Она боялась за свою жизнь. Мой отец не обрадовался бы, узнав об этом от нее — семейное дело должно оставаться именно семейным.

— Пришло время узнать правду. Ваша мать хотела бы, чтобы вы это знали. — Она закрывает глаза и делает глубокий вдох. — Ваш отец отправил ее в больницу, чтобы скрыть беременность, внебрачного ребенка. — Несмотря на то, что мы это знаем, правда об этом вызывает у меня мурашки по позвоночнику. — Я была медсестрой, которая ухаживала за вашей матерью. Мы с Георгиной подружились. С самого начала мне было ясно, что ей там не место. Она была грустной и тревожной, да, но это было связано с той жизнью, которую она вела, но психически она была здорова.