Она раздевается догола, обнажается передо мной, созревая для захвата. Моя нога, обтянутая кожей, раздвигает ее ноги, и я наваливаюсь на нее сзади. Я близко к ней, но еще не касаюсь ее. Разжигаю предвкушение самым жестоким образом — как кошка, играющая с мышью.

Ее конечности трясутся. Заряд электричества наполняет воздух обещанием всех восхитительных способов ее использования. Осквернить ее как можно лучше.

— Ты такая уязвимая. — Мои слова — шепот в ее горле. — Посмотри на себя. Ты распахнута для меня, просто умоляешь о моих прикосновениях. — Я люблю ее такой. Обнаженная и дрожащая, в то время как я остаюсь полностью одетым. Один из моих пальцев проводит по ее щели, нежно дразня, а другая рука обхватывает ее шею спереди.

— Такая чертовски мокрая, — стону я ей на ухо.

Мое сопротивление исчезает с хныканьем. Я с силой притягиваю ее к себе. Ее обнаженные соски напрягаются на прохладном воздухе, и я обхватываю рукой ее переднюю часть, ладонью ее грудь, мои нетерпеливые пальцы снова и снова скользят по ее соску.

Я прикасаюсь к ней, как мужчина на грани. Как будто это наш последний час на земле, и она мое единственное спасение. И, возможно, в этом есть доля правды, потому что то, что происходит, когда мы выходим из этой комнаты, выходит из-под нашего контроля, как бы нам ни хотелось верить в обратное.

— Никто больше этого не понимает. — Мои тихие слова таят в себе мрачное обещание. — Каждый чертов твой дюйм принадлежит мне. Скажи это.

Джорджия раскачивает нижнюю часть тела над моей эрекцией, отчаянно нуждаясь в трении, отчаянно пытаясь почувствовать меня внутри. Я хочу всего этого. Но я не дам ей этого… пока.

Сделав шаг назад, чтобы оказаться вне ее досягаемости, я хватаю ее за задницу, прижимая ее ладонью.

— Нет, не надо, грязная девчонка. Ты ничего от меня не получишь, пока не скажешь те слова, которые мне нужно услышать. Ты. Вся. Моя.

Она сопротивляется моему приказу в течение одного долгого момента, отказываясь сдаваться, борясь с тем, что, как она знает, является правдой, но не хочет высказывать это. Обильным шлепком по заднице я даю ей понять, что время на исходе. Влага стекает по ее ноге, ее тело выдает то, что не хочет выдать ее рот.

Я могу ждать целый день. Я хочу, чтобы она призналась в этом себе так же, как и мне.

Закрывая глаза, она, кажется, ведет какой-то внутренний спор, прежде чем, наконец, сдаться.

— Я твоя, — выдыхает она, и правда ее слов проникает глубоко в мои кости. Я хочу, чтобы она была разрушена для всех, кто придет после меня. Навсегда заклеймена моим прикосновением.

Нет ничего нежного в том, как мои пальцы проникают в нее — два толстых пальца глубоко вошли в нее. Здесь грязно и очень жарко. Она резко вдыхает, когда я убираю пальцы, облитые ее соками, и легко танцую над ее клитором — все ее тело сжимается в ответ.

— Еще, — задыхается она.

Одна рука сгибается на ее груди, и я вбиваю в нее три пальца. Мое грубое прикосновение почти сбивает ее с ног, и мне приходится ее поддерживать. Я наполняю ее до предела, растягивая ее киску самым восхитительным способом. Мои пальцы движутся глубоко внутри нее, прижимаясь к секретному месту. Я продолжаю свой беспощадный темп, пока она падает с края; ее голова упала мне на плечо, веки закрылись. Она дрожит, когда удовольствие растекается по ее телу. Она — дрожащая масса ощущений в моих руках, и я чертовски возбужден.

Мое сердце бьется безумно быстро, и я не готов к шоку возбуждения, который охватывает меня, когда она берет мои пальцы, покрытые ее соками, и облизывает их.

— Krasotka, — рычу я. Она едва успевает прийти в себя, как я расстегиваю ремень и опускаю молнию. Обхватив одной рукой ее талию, я наклоняю ее вперед, мой твердый член прижимается между нами.

Одним быстрым движением я ввожу его до упора. Я надеюсь, что мои пальцы растянули ее настолько, что она может приспособиться к моим размерам, потому что сейчас я не могу найти в себе силы быть нежным. Я трахаю ее жестко и быстро, мои бедра то и дело врезаются в ее попку.

— Ты чувствуешься так хорошо, — шипит она сквозь стиснутые зубы, прижимаясь одной рукой к стене, чтобы удержать нас.

Мои губы опускаются к ее шее, посасывая и кусая путь к ее уху, получая удовольствие, погружая ее в забвение. Ее ноги так сильно трясутся, что мне приходится ее поддерживать. Я не хочу ничего, кроме того, чтобы она кончила со мной, поэтому я обхватываю ее тело и сильно прижимаю большой палец к ее клитору. Она выпускает ряд ругательств, которые дают мне понять, что она так же близка к грани, как и я.

— Кончи на мой член. Намочи меня. — Жестокие звуки ударов наших тел губят меня. В глазах у меня расплываются белые точки, мое тело напрягается, а ее киска пульсирует вокруг меня. Джорджия кричит о своем освобождении, а мои толчки становятся быстрее и отчаяннее. Ее имя — молитва на моем языке, когда я дергаюсь внутри нее, струи моей спермы наполняют ее утробу.

Именно так, по моим представлениям, должен выглядеть рай.

* * *

Джорджия

Проходят минуты, моя голова покоится на его плече, и я пытаюсь перевести дыхание. Он все еще глубоко внутри меня, одной рукой прижимая меня к своей груди. Часть меня хочет, чтобы так было всегда, но реальность уже врывается в меня — реальность того, что этот маленький пузырь вожделения, в котором мы находимся, вот-вот лопнет.

Я отстраняюсь от него, смотрю в пол, собираю свою одежду и одеваюсь. Андрей прочищает горло и натягивает брюки. Мы оба по-прежнему молчим. По комнате прокатывается волна беспокойства. Томительное осознание того, что мы только что разделили, и холодная жесткая реальность того, что мы никогда не сможем быть чем-то большим, чем этот момент.

Когда мой взгляд переходит на Андрея, темный шторм, который смотрит на меня в ответ, говорит о том, что он может читать мои мысли и знает, насколько я дезориентирована. Он тянется ко мне, но я отстраняюсь из чувства самосохранения. Я не могу отдать ему больше своего сердца и выжить.

Секс уже связал нас. Горячий и ощутимый, он был слишком сильной силой между нами. Я никогда не могла отказать ему в своем теле, но теперь мне придется отказать ему в своем сердце. Уйти из его жизни и никогда не возвращаться. Поиск Киры должен пройти с военной точностью. Мой последний подарок ему.

Он подходит ко мне, его движения обманчиво плавны.

— Хочешь отгородиться от меня — хорошо. Поиграй в эту игру, посмотрим, к чему она тебя приведет. — Его губы истончаются, и он поднимается во весь рост.

— Так будет лучше. И для тебя, и для меня. Ты сам сказал это с самого начала.

Его челюсть сжата так сильно, что я боюсь, что он сломает зубы.

— Одевайся. Будь готова завтра рано утром. Нам нужно кое о чем позаботиться.

Он бросает на меня последний тяжелый взгляд, после чего встает на ноги и оставляет меня здесь, одну. Поручение? Я не покидала его территорию несколько недель, а теперь бегаю с ним по делам.

Боль давит на грудь, как тысячекилограммовый валун, не давая дышать. Не знаю, что жжет сильнее — то, что я готова поставить свою жизнь на кон ради него, или то, что он позволяет мне это.

Джорджия

— Ты собираешься сказать мне, куда мы направляемся?

Андрей смотрит в мою сторону, его присутствие тяжелое и ощутимое, но вместо этого я заставляю себя смотреть в окно, благодарная, что он, по крайней мере, не завязал мне глаза. Я выдыхаю. Напряжение в джипе удушает, наша обычная химия заполняет маленькое пространство. Но сегодня это нечто большее. Вот так мы все и оставили вчера вечером.

Медленно, не отрывая взгляда от дороги, он говорит:

— Я везу тебя к твоему отцу.

— Серьезно? — Я ошеломлена. Из всего, что, как я думала, он может сказать, я определенно этого не ожидала. — Я думала, что для меня слишком рискованно видеться с отцом прямо сейчас?

— Да. Но я кое-что придумал. — Его слова резки, но даже при этом он не может скрыть скрывающуюся за ними нежность.