— Ладно, — отмахнулся и слегка посмурнел отец. — Не хочешь — не нужно.

Без десяти двенадцать праздничный стол был накрыт. Не дожидаясь двенадцати, на улице кто-то запустил первые фейерверки, но шум не помешал нам обменяться поздравлениями.

Первым начал отец:

— Уходящий год действительно меня порадовал, правда. Вероника, ты показала себя стойким человеком. Айдар, ты показал, что способен на большее. Что знаешь и умеешь куда больше, чем я от тебя когда-либо ждал. Степан, ты молодец! Рад, что ты занялся спортом. Дорогая, ты, как всегда, лучшая…

От поздравления мамы мне сквозило равнодушием.

— Айдар, как сказал отец, ты молодчина, — коротко кивнула она мне. А потом ее голос изрядно потеплел. — Ника и Степа, какие же вы молодцы! За этот год Ника добилась успехов в учебе и закончила полугодие всего с двумя четверками! Степа, я слышала, ты записался на секцию по волейболу и преподаватель физкультуры весьма восторженно говорил о тебе! Мои вы умницы.

Мы с Никой и братишкой тоже поблагодарили семью за то, что мы друг у друга есть.

— Желаю, чтобы этот год был лучше, чем прошлый, — отсалютовал нам отец. — Так давайте поднимем свои бокалы, выпьем шампанское, сок, и пожелаем, чтобы с нами не случилось ничего нехорошего! Чтобы мы встретили следующий год точно таким же составом! Или даже расширенным, если у тебя, Вероника, появится… друг. Или Айдар решит пригласить свою подругу к нам за стол.

После того, как обменялись быстрыми поздравлениями, накинули на себя куртки, шубы и пальто и выбежали за ограду, на улицу, как поступили и наши многочисленные соседи.

Народу собралось действительно много. У кого-то в руках была коробки с фейерверками и салютами, у кого — бутылки. Подростки держали в руках непрозрачные банки из-под лимонада, сока, кофе, которых внутри и в помине не было.

Некоторым уже было хорошо: люди заливисто хохотали, некоторые парочки, не стесняясь, целовались. Кто-то слегка заплетающимся языком толкал длинную речь с поздравлениями, которых никто не слушал.

Ракеты, римские свечи и батареи салютов ставили прямо на проезжую часть. Мне такие развлечения были по боку, но папа со Степаном подожгли фитили сразу на трех огромных коробках, и глаза горели как у отца, так и у брата.

— Сейчас начнется! — чуть запыханно выпалил Степан, становясь рядом.

— Ты уверен, что не хочешь отойти подальше? — подтрунивала над братишкой Вероника. Из-за многочисленных хлопков приходилось кричать, чтобы тебя услышали.

— Я не боюсь! — воинственно сказал Степан.

— Это кто тут у нас такой смелый?

Сестра едва не полезла тискать Степана, но под громкий свист, в небо взлетели первые заряды, чтобы сразу разорваться сотнями сияющих разноцветными цветами искр. Красиво, да. И громко.

Заряды, один за другим, шумно взлетали в воздух, где взрывались и разлетались в стороны, под громкие выкрики толпы. Некоторые даже аплодировали, а особо впечатлительные каждый раз забавно взвизгивали, стоило очередному заряду со смачным хлопком взорваться в темном небе. Степан не отводил глаз, задыхаясь от кипящего в нем восторга.

Заряды вылетали все чаще, и небо вспыхивало, освещая наши лица.

Я наблюдал за разноцветными огнями, и отвлекся только из-за того, что братишкин дернул меня за рукав. Я наклонился вниз, и Степан закричал мне прямо в ухо:

— Ты обещал!

Точно. Едва не забыл про иллюзию, которую готовил на протяжении всей ночи.

Я жестом фокусника достал из кольца раздутую ракету на метровой палке и вручил ее брату.

— Поджигать не нужно, просто воткни в снег и отбегай!

За Степой никто кроме меня не следил, но все изменилось, когда он поставил ракету в снег.

Улицу затопил оглушительный писк. От ракеты повалил густой дым, фейерверк затанцевал на палке, пару раз накренился в стороны, вызывая испуганные крики, а потом — ГРОХНУЛО!

В ночное небо взмыл дракон: огромный и потрясающе красивый, состоящий из светящихся искр-чешуек. И был он настолько детально прорисованным, настолько реалистичным и огромным, что челюсть отвалилась у всех горожан на улице, и вряд ли только на нашей. Раскрашенный в разные неоновые цвета ящер летал из стороны в сторону, рассыпая вокруг себя мелкие яркие искры. Все это сопровождалось нескончаемыми хлопками и громовым ревом.

— Каждый день бы такие праздники, — улыбался отец.

Степан тоже был в восторге: благодарил меня и делился впечатлениями всю оставшуюся часть праздника, пока уставшая мама не скомандовала нам идти спать.

Первого числа все было закрыто — народ отмечал праздник и приходил в себя после него. Но это не помешало мне подбить Нику и Степу покататься на коньках на школьном стадионе. Лед там ровняли регулярно и регулярно же чистили от снега.

Когда мы вышли из машины и направились к особняку, я понял — что-то не так. Хобгоблин, открывший ворота, быстрым шагом шел ко мне, желая о чем-то предупредить. Из дома доносились выкрики, сменявшиеся плачем.

Остановив Нику и Степу, я наказал им оставаться на месте, сам побежал к крыльцу. Одновременно с этим подключился ко всем юнитам, в том числе и тем двум, которые сейчас находились в особняке.

И похолодел от увиденного.

У самых дверей обернулся, сжал плечи Ники, которая несмотря на запрет пошла за мной.

Девушка решительно и твердо смотрела в мои глаза:

— Ты не сильно-то и старше, Айдар. Если что-то произошло, я должна об этом знать.

— Тебе не стоит сейчас туда идти. Прошу, побудь с братом.

Девчонка покачала головой. Времени для споров не было, так что пришлось войти в двери вместе.

Отец лежал на полу гостиной и… я не чувствую его мыслей, сознания и всего того, что делает живого человека живым.

Ника пошатнулась и шагнула назад, упираясь в закрытую дверь.

Мама плачет, тормошит тело, будто это может помочь. Виктор, управляющий, замер статуей на фоне.

— Нет… — выдыхаю я.

Отец… Мертв.

Я бы сердце свое из груди выцарапал, если бы это помогло.

Но я не видел выхода.

Фантомы не могли помочь.

Иллюзии не могли сработать — я попытался, но магия соскальзывала с тела.

Произойди трагедия позже, может, я и смог бы что-нибудь сделать. Но сейчас — не могу. Не с давно остывшим телом.

Я не бог.

НЕ БОГ!

— А-а-а!

Я кричу, не сдерживаясь. Бью голой рукой по кафелю, бью, бью, пока плитка не трескается. Мама вздрагивает от каждого удара.

Целитель спустился со второго этажа и встал рядом, изрядно побледневший. Но вместо того, чтобы дать мне прийти в себя, успокоиться, начинает бормотать:

— Айдар, это ужасно, я понимаю тебя… Я… я соболезную тебе и всей твоей семье.

Я молчу. Смотрю на кровь, на костяшки, покрывающиеся новой кожей. Не чувствую боли. То есть, мне больно, ужасно больно, но только от чувства всеобъемлющей потери.

— Сейчас нужно увезти тело и сделать вскрытие в компании целителя-медэксперта. Я обязательно прослежу, чтобы…

— Чем ты занимался, когда умирал отец?

В глазах целителя полыхнул гнев.

— Я сидел в комнате, которую мне выделил Савелий, и выбежал оттуда сразу же, как услышал крик вашей матери. И уж прости, что мой дар слишком слаб, чтобы помочь остывшему телу! Я многое могу, но я не способен вернуть мертвеца к жизни…

— Ладно… Ладно. Делай, как правильно.

Один из хобгоблинов при мне накрыл тело ближайшим пледом. Другой — отвел маму на кухню.

Ника думала, что готова к любым новостям, но к этому не был готов никто из нас. Девушка покачнулась, зашлась в беззвучном плаче, и мне пришлось отвести ее, содрогающуюся от рыданий, в комнату.

Мысли были рваными. Я думал алгоритмами, как робот. Отвести сестру. Дать Михаилу разрешение вызвать полицейских и медиков. Вернуться к брату.

Когда я вышел на улицу, меня немного отпустило. Тяжело привалился боком к двери, нервно потер ладонями лицо.

— Айдар, что случилось? — быстро спросил Степа.

Когда я поднял голову, он отшатнулся. Не знаю, что он увидел на моем лице, он словно состарился, а в глазах стояли слезы.