Солдатам были известны два способа шнуровки ботинок: первый, со шнурком, разделенным на две неравные части, и параллельной шнуровкой только длинной частью от самой низкой к самой высокой дырочке на ботинке, и второй, со шнурком, разделенным на две равные части и перекрестными переходами шнурка слева направо и справа налево. Только один чистильщик обуви из Триеста с лицом смуглым, как коричневый гуталин, знал еще двадцать четыре способа шнуровки, но он открывал свои тайны лишь безмозглым детишкам, которых это страшно веселило. Солдаты в Великой войне шнуровали ботинки двумя способами, но должно было случиться так, чтобы пять австралийских солдат и пять турецких солдат уподобились дырочкам, через которые комедиантка-судьба протянет огромный шнурок Галлиполийской битвы.
Все началось с высадки. Когда корабли союзников сумели избежать западни в глубоких водах Северной Африки и собрали весь живой человеческий груз для высадки на турецкую землю, началось вторжение. Надо было сломить турецкое сопротивление — так думал британский военно-морской министр Уинстон Черчилль — и победным маршем войти в Стамбул подобно тому, как крестоносцы когда-то освобождали Царьград. Но возле города Чанаккале шесть турецких дивизий под командованием Эссад-паши и Вехип-паши думали иначе. Турки подготовили хорошие окопы для артиллерии и пехоты и, как когда-то эллины, здесь, недалеко от старой Трои, ожидали нападения новых ахейцев. Их не испугали ни ежедневные многомесячные бомбардировки с моря, ни десант, прибывший на кораблях. Эол уносил густой дым, поднимавшийся над кораблями, и совершенно открыто наступавшие 29-ю британскую дивизию, австралийский, новозеландский и французский экспедиционные корпуса ожидал мощный залповый огонь, разбрасывавший на песчаных отмелях жертвы, как собранный урожай.
Тем не менее нападающие все-таки добрались до травы и скал и вырыли неглубокие окопы юго-восточнее Анзака, и вот тогда, в первый день мая 1915 года, началась перестрелка и случай стал затягивать свой шнурок. Вначале он протянул его с австралийской стороны на турецкую сторону к позициям возле Кунук-Булаира… Солдат 2-го взвода 1-го батальона 9-й турецкой дивизии, бывший ювелир Эсад Саледдин, посреди обмена залпами внезапно почувствовал запах конского пота. Мгновение спустя перед ним возникла картина настолько живая, насколько живым может быть видение: он в австралийской церкви и говорит по-английски, укрощает коней, пьет кофе у костра и ради забавы на всем скаку подхватывает подковы с маленьких столбиков. Все это почувствовал мастер-ювелир с юга Турции, хотя никогда не ездил верхом и коня у него не было. Он посмотрел на свои ладони, и на них — прямо у него на глазах — появились борозды, как будто он только что выпустил уздечку. Мгновение спустя пуля с австралийской стороны прошла через голову бывшего ювелира Эсада Саледдина. Пулю с расстояния каких-нибудь ста метров с горы Рододентро выпустил Грэм Доу, табунщик и укротитель коней из Южной Австралии. Весь его опыт, прежде чем он убил турка, случай перенес на жертву — и вот так шнурок прошел через первые две дырочки.
Теперь было необходимо вернуться с турецкой стороны на австралийскую. Офицер связи Питер Д. Хаус весь день кричал до хрипоты. Поэтому он не мог ни вскрикнуть, ни рассказать кому-нибудь, что он внезапно узнал все секреты одного турецкого контрабандиста золотыми монетами. Ему мгновенно все стало ясным: и то, как эти монеты подделывали в Италии, и то, как их втюхивали крестьянам и что можно было на них купить. Офицер Хаус внезапно увидел Измир, показавшийся ему родным городом, почувствовал запах масла и шафрана, пропитавшие воротник его рубашки еще в детстве. Понюхал свои руки и понял, что от них пахнет медью, которую он использовал для замены золота в османских золотых монетах. Ему захотелось поделиться этими неожиданными знаниями с товарищами, но, не успел он поднять руку, как был уже мертв.
Теперь случай протянул шнурок с турецкой на австралийскую сторону, убившая Хауса пуля вылетела из винтовки Джевдета Бараклии, измирского контрабандиста, фальшивомонетчика и изготовителя поддельных золотых украшений. Следующая дырочка для зловещего шнурка снова была использована австралийцами против турок. Третьей жертвой этого галлиполийского шнурования был некий турецкий сапожник по имени Коджа Умур. Его внезапно охватило желание бежать, и Коджа вдруг понял, что он спринтер. Увидел Перт, как будто свой родной город, увидел первенство Австралии по бегу на сто ярдов и даже почувствовал запах красной пыли на беговых дорожках. Понял, что победил своего главного соперника из Сиднея, в тот самый миг, когда был убит пулей, выпущенной Саймоном Хэйтинсом, национальным австралийским чемпионом в беге на сто ярдов в Перте в 1913 году.
Следующим был Филипп Хэршоу, увидевший себя нищим турецким сапожником из города Абидоса, недалеко от позиций на Дарданеллах, — каждый вечер он вытаскивал из кармана две фальшивые золотые монеты и рассматривал их как самую большую святыню. «На них, — неожиданно для себя произнес Хэршоу на турецком, — я могу купить хорошего ловчего сокола с клеткой и перчаткой, сто двадцать лепешек; могу заплатить поденщику дервишу из Тебриза и купить место для трех могил» — и в этот момент его настигла пуля. Хэршоу убил бедный сапожник Шефик Кутлур, никогда не обидевший даже мухи. Два австралийца и два турка были мертвы, а для акта смерти недоставало еще двух дырочек. Теперь был необходим выстрел с австралийской стороны, и его сделал унтер-офицер Родни Кэллоу.
Пуля была предназначена для одного обычного продавца из торговой лавки восточных и европейских приправ и специй, считающего своим вторым отцом Мехмеда Йилдиза и каждый вечер вспоминающего его в своих молитвах. Этого рыжего продавца звали Орхан Фишкечи. У него был черноволосый младший брат, отправленный на Кавказский фронт и — как ему передали — зарубленный русскими казаками… Прежде чем превратиться в кого-то другого и умереть, он еще раз вспомнил и свою настоящую жизнь, и эфенди Йилдиза, и то, как он ловко обвешивал покупателей, причем оставались довольны и они, и хозяин. Он улыбнулся и в следующее мгновение стал Родни Кэллоу, адвокатом из Канберры. Он почти наизусть мог повторить некоторые статьи из Уголовного кодекса Британской империи, когда пуля угодила в его лицо чуть ниже левого глаза. Орхан Фишкечи был мертв, а факт его смерти зашнуровал ботинок и завязал узелок. Шнурок в облике выпущенных пуль состоял из выстрелов табунщика Грэма Доу в Эсада Саледдина, фальшивомонетчика Джевдета Бараклии в Питера Д. Хауса, спринтера Саймона Хэйтинса в Коджу Умура, нищего сапожника Шефика Кутлура в Филиппа Хэршоу и, наконец, столичного адвоката Родни Кэллоу в старшего продавца приправ Орхана Фишкечи. Пять живых солдат, пять мертвых солдат. Битва при Чанаккале, как называли турки свою первую и единственную великую победу в Великой войне, закончилась, и так был зашнурован один из многих солдатских ботинок на Галлиполи. Наступающие никогда не добрались до Стамбула, но известия о погибших — добрались.
Сейчас не было ни радости, ни больших надежд. Однако битву при Чанаккале газета «Танин», номер которой в то утро купил продавец пряностей Мехмед Йилдиз, описала весьма красочно. Так же двухмерно, как и должно быть в турецкой истории: враги напали со стороны моря — мы встретили их на прибрежных скалах; они попытались атаковать наши позиции и были нами уничтожены. Правоверные одержали триумфальную победу, неверные засеяли своими телами землю, где выросшие сорняки станут укрытием для змей. По сообщению корреспондента можно было подумать, что в этом священном бою правоверных с неверными не погиб ни один турок, но у эфенди Мехмеда Йилдиза было холодно на сердце, ибо он знал: нет ни одного дракона, который, прежде чем погибнуть, не перегрызет горло хотя бы одному правоверному Как там его самый старший продавец Орхан?
У кого спросить? Разумеется, не у кого. Пока он не получит никаких известий, все хорошо. Однако битва была жестокая, и много душ отправилось под крыло к Аллаху. Но пока до него не дошли никакие известия. Будет лучше, если он не пойдет им навстречу. Он закрыл лавку на несколько дней, потому что дождь над Босфором лил не переставая и покупателей все равно не было. Он молился на своей небольшой террасе, подстелив под колени молитвенный коврик. Двери держал закрытыми, но знал, что это не спасет. Если известие захочет дойти, оно войдет и в ворота, запертые на пять замков. Так и случилось.
