Дальше был гольф. Я долго не мог научиться бить по маленькому мячу. И еще дольше, чтобы не загонять его, когда я все-таки попадал по нему, на три поля дальше. А вот загонять мяч в лунку я так и не научился. Это требует более спокойного, тонкого контроля, чем тот, на который я способен. Я гожусь только для быстрых движений и силовых ударов.

Верховая езда и плавание, разумеется, мне не давались, хотя Кей и Джек любили и то и другое. Не думаю, что верховая езда могла бы доставить мне хоть какое-то удовольствие, ведь я могу обогнать любую лошадь. Плавание – да, я тоже смеюсь при одной только мысли о том, что робот может попытаться это сделать.

Одним из моих главных удовольствий было вождение. Я купил скоростную, мощную машину и иногда разгонял ее до ста миль в час по широким автострадам. Ощущение мощного мотора приводит меня в восторг. Я чувствую смутное родство с ним. Это, пожалуй, единственная моя психологическая особенность, не связанная с людьми. Я думаю о каждом двигателе, моторе и силовой установке как о «брате», менее удачно оснащенном, чем я, с интегрированным центром управления. Но вы вряд ли сможете меня понять. Не буду больше ничего говорить об этом.

Однажды я попал в неприятную аварию во время вождения. Честно говоря, сам я вожу машину безупречно. У меня мгновенные рефлексы, идеальный контроль, абсолютная синхронизация. Но другие водители – это люди. Одна машина обогнала другую прямо передо мной, обе ехали в мою сторону. Я с такой силой нажал на педаль тормоза, что шатуны заскрипели. Одного аварийного тормоза было недостаточно. Наши машины столкнулись бы лоб в лоб!

Чтобы спасти другого человека, я вывернул руль, съехал с дороги, дважды перевернулся и уперся в дерево. Удар был громоподобным, двигатель вырвало из корпуса, а по округе прогремел взрыв и вспыхнул огонь. Я пробил лобовое стекло и врезался в дерево, оказавшись в центре горящей разбитой машины.

– Боже правый! – застенал тот, из-за кого это произошло, подбежав к обочине. – Боже правый, кто бы ни был в той машине…

Он не успел закончить. Он хотел сказать: "раздавлен в порошок и сожжен дотла".

В этот момент я вышел из машины, немного перепачканный сажей и с широкой вмятиной на переднем щитке, но в остальном невредимый. Мужчина огляделся, на его лице отразился невообразимый ужас, и он бросился бежать. Но позже я получил от него письмо, после того как он понял, кто я такой, с предложением заплатить за мою машину. Я поблагодарил его, но не принял предложение. Прежде всего, у него хватило благородства остановиться после аварии.

Однажды по моей вине другая машина съехала с дороги, хотя никто не пострадал. Водитель случайно взглянул на меня, когда я проезжал мимо. Испугавшись и увидев за рулем нечеловеческое существо, он потерял управление. После этого я ездил со шторками на боковых окнах и ограничивался обзором лишь через лобовое стекло.

Я понимаю, что снова отклонился от темы. Я догадываюсь, почему я это делаю. Это потому, что я практически боюсь закончить то, что начал писать. Но я должен к этому приступить, иначе этот рассказ будет бесконечно блуждать.

Я должен вернуться к Кей Темпл и Джеку Холлу.

Не так давно мы, как обычно, пошли втроем в кино. Я забыл название фильма. Я вообще все забыл, кроме того, что впервые Джек выглядел раздраженным из-за моего присутствия. Я видел, как в темном кинотеатре его рука потянулась к ее руке и схватила ее. Она быстро взглянула на меня, потом на Джека, слегка покачала головой и убрала руку. Именно мое присутствие подтолкнуло ее к этому, не желая исключать меня из компании, состоящей из трех человек. Кей Темпл – представительница породистой натуры. Она не заденет чувства никого – даже человека из металла.

В тот вечер я разговаривал с Джеком. Мы отвезли Кей к ней домой. Джек и я, надо сказать, все это время снимали комнаты в одном номере. Он настоял на этом.

– Джек, – начал я, и в который раз мои слова прозвучали неуверенно.

Я не знал, как сильно можно вторгаться в его личную жизнь.

– Насчет тебя и Кей…

Я как будто задел взрыватель.

– Забудь об этом! – огрызнулся Джек, чуть ли не взрываясь. – Не суй свой проклятый оловянный нос в…

И затем он так же быстро изменился.

– Прости меня, Адам, старина, – извинился он. – Нервы. Переутомление, наверное.

Я наблюдал за ним, пока он сидел на краю кровати, болтая носком в руке. Он был несчастен. Вдруг он поднял голову.

– Адам, ты же мой друг. Почему я должен скрывать это от тебя? Я люблю Кей. Я встретил ее в ресторане. Официанткой. День за днем я подстраивался под нее. Наконец, мне назначили свидание. Я было подумал… да ладно, неважно, но первым делом… бац! Моя больная голова сменилась больным сердцем. Это было больше года назад. Я выслушал ее историю, восхитился ею еще больше, захотел ей помочь. Она, конечно, отказалась, хотя я и не стал бы этим пользоваться.

Словесные обороты вырывались из него, рождаясь где-то внутри, и едва ли это был тот самый рассудительный, веселый, слегка циничный Джек, которого я знала.

– Я продолжал встречаться с ней. Я хотел на ней жениться. Я сделал ей предложение. Она попросила меня подождать, пока мы оба не будем уверены. Вот что держало меня в напряжении, Адам. Я думаю, что я ей небезразличен, но я не уверен. Я попросту не уверен. Вот так и сейчас, я все еще жду… и гадаю. А она по какой-то причине медлит. Но дело не в другом мужчине. Она бы сразу сказала мне, если бы это было так.

Он смотрел на меня с едва заметной улыбкой.

– Но я думаю, ты не понимаешь таких вещей, Адам. Ты не представляешь, как тебе повезло, старина, не знать мук любви и всего, что с ней связано. По крайней мере, тогда, когда все идет не так. Черт, лучше бы я был роботом.

Он говорил такие вещи как-то обезоруживающе, без всякой задней мысли. Но все равно он пробудил во мне неясное волнение. Мне было знакомо большинство эмоций, которые испытывают люди: опасность, страх, тревога, печаль, тихие радости. Но как насчет этой могущественной, таинственной вещи под названием «любовь»? Любовь, как ничто другое, насколько я знал технически, была связана прочными узами с биологическим телом. У меня не было биологического тела. Поэтому я никогда не мог познать любовь, каким бы человеком я ни был во всем остальном, за исключением этого. В этом я был неполноценен. Этот мир был закрыт для меня.

Я пыталась понять, что должен чувствовать Джек. Какую душевную боль он испытывал? Но я не имел возможности узнать. По тлеющей боли в глубине его глаз я мог лишь судить, что он страдает каким-то странным, сладостно-печальным образом.

Джек внезапно рассмеялся, все еще глядя на меня.

– Знаешь, Адам, у тебя все будет просто. Просто сделай другого робота, надели его женскими чертами, и ей придется принять тебя, у нее не будет другого выбора!

Он слегка диковато рассмеялся и скользнул в постель.

Я отправился в свою комнату, где, как обычно, приготовился провести ночь за чтением. Несколько минут я слышала приглушенное хихиканье из-за закрытой двери Джека. Я был рад, что чувство юмора спасло его от унылого настроения. Но почему-то то, что он сказал, совсем не показалось мне смешным. В тот вечер я меньше читал, а больше думал… и это были странные мысли!

Несколько дней спустя это случилось.

Мы расширили наши офисы, и у Кей теперь появился отдельный кабинет для работы. У нас также появился юноша для работы с документами. В тот день я как раз разобрался с одним из клиентов, отправив его к Кей за счетом, и беседовал с другим.

– Вот данные, мистер Линк, – сказал этот человек, технологический менеджер консервного завода по производству продуктов питания. – Есть ли способ ускорить наш фотоэлектрический процесс, который выявляет и удаляет плохой горох? Нам нужно более быстрое производство. Фотоэлектрики говорят, что это невозможно. Но я подумал, что, возможно, вы…

Я просмотрел страницы с данными, диаграммами, полным механическим описанием сложнейших устройств. Я впитал все это за десять минут. Я взял блокнот и еще пять минут выводил цифры и формулы. Я вывел окончательную доработанную схему на отдельном листе и протянул ему.