— Верно, хватит, — почти трезвым голосом подтвердил доктор и даже не выругался. — Зачем вы вообще на меня льете?

— Ускоряем возвращение разума, — пояснил я, ставя ведро на палубу.

— Разума? А что с ним? — Док посмотрел на свои ноги. — А где мои брюки?

— Сложно сказать. Походите пока в подштанниках, они тоже практически черные.

Брюки мы искать не стали, поскольку топка уже дала жар, давление поднималось, «Ноль-Двенадцатый» двинулся к вражескому берегу.

К земле мы подошли поздно вечером и экипаж в один голос загнал меня в ялик, груженный пустыми бочонками и ведрами. Предполагалось, что темная ночь как нельзя лучше подходит для моей высадки и экстренных поисков ручья. Сэлби вообще требовал выдавать воду только командному составу, поскольку она требуются для «принятия важных решений». Я ему объяснил, что пока требуется работать с якорем, а на это только бедолага Сан и способен, да и то в четверть силы. Тут и спорить со мной не стали — так иссушил спирт силы нашего славного экипажа.

Я высадился в крошечной бухте, окруженной крутыми ступенями скал. Пресный источник пришлось поискать, но тут помог мой нюх. Я пододвинул под крошечный водопад плоский камень, утвердил на нем ведро…

…Едва слышно журчала прохладная струя ручейка, и рокот мирного прибоя отвечал его говорку. Передо мной темнела овальная чаша бухты, а за ним, словно в окаймлении картинной рамы, жило море. Тысячи оттенков драгоценного серебра, расплавленного и черненого, зеркально-живого и угрюмого как древний надгробный крест. Бежали по простору лунные лучи, и мерцание звезд перебирало их подобно струнам виолы… Или арфы? Я ни черта не разбирался в музыке, но здесь музыка, несомненно, звучала. Я ее слышал и мне она нравилась.

Об экипаже «Ноль-Двенадцатого» я ничуть не забыл. Но пьющим джентльменам полезно проявлять выдержку, и медлительность ручейка здесь только на пользу.

Я вернулся ближе к рассвету, и меня встретили с восторгом. Надувшись воды и проведя день в отдыхе и размышлениях, мы приступили ко второму раунду обсуждения сложившейся ситуации. Сражение с заспиртованной коллекцией сгладило многие противоречия. В дружеской дискуссии мы обменялись слухами и догадками, узнали, что городок именуется — Глором, да и иные небезынтересные для дела подробности. К сожалению, их оказалось не так много. Что ж, остается дойти до этого забытого богами поселения, и на месте изучать его быт и особенности. Отыскать среди жителей резидента Ее Величества, приметы которого мы знали весьма неопределенно, казалось задачей сложной, но иного решения проблемы мы попросту не видели. Придется постараться.

В сумерках мы взяли курс на запад. Я стоял за штурвалом и вел катер по серебристым волнам. Небо, луны, волны казались истинной роскошью. Мои глаза отдыхали, словно ласкаемые драгоценным шелком. Подобное богатство оттенков я видел всего лишь несколько раз, когда дела «Георга» заносили меня в одно уютное заведение на Кингз-Плейс. Пускай тамошние ароматы духов, скатертей и белья были куда слаще и приторнее морских, что-то общее, несомненно, угадывалось. Видят боги, ночной мир изначально куда приятнее и понятнее жаркого и слепого дня…

Мы добрались до города за двенадцать дней. Вернее, за тринадцать ночей. Медленно, с этим не поспоришь, но дельце оказалось непростым. Все время кто-то из туземцев болтался на горизонте: береговые поселки попадались редко, зато здешнее судоходство оказалось на редкость развитым. То мелкое гребное суденышко, смахивающее на древнюю ладью с драконьей головой, то нелепо-высокий примитивный парусник, похожий на ореховую скорлупу с мачтами, то рыбачьи лодки… Последние, естественно, болтались у берега, ставя и снимая сети, но суда покрупнее деловито барражировали вдоль берега. По каким делам можно плавать на таких сомнительных лоханках, оставалось тайной. Мы уже решили, что здешние корабелы пользуются допотопными чертежами, как в одно утро Магнус заметил идущую гораздо мористее шхуну. Очертания парусов, смещенная к корме грот-мачта, все выглядело на редкость современно. Корабль строили «в американской манере,» как изволил выразиться наш всезнающий шкипер.

— Черт бы их побрал! — с тоской ругался Сэлби. — Ничего не поймешь. А вдруг на этой шхуне стоит парочка 17-фунтовок? Может, это чья-то колония, а мы влезли и понятия не имеем?

— Не исключено, — согласился Док. — Остается надеяться, что командование нашего, гм, экспедиционного корпуса хотя бы отдаленно представляло, куда мы вторгаемся. Впрочем, мой дорогой друг, нас в любом случае примут за шпионов и поступят соответственно.

— Я солдат, — без особой уверенности напомнил Сэлби. — Меня вешать незаконно.

— Несомненно! Но, увы, мы не знаем местного законодательства и обычаев. Не исключено, что здесь чужаков принято четвертовать, сажать на кол или побивать камнями. С другой стороны, аборигены хотя бы хоронят убитых.

Мы все вспомнили кладбище у полкового лагеря, и Магнус пробормотал:

— Да, могли бы и попросту сожрать. Тут нам повезло. Не каннибалы, да и говорят на приличном языке.

Несмотря на отдельные обнадеживающие факты, спешить попадать в лапы туземцев нам было ни к чему. Потому мы соблюдали максимальную осторожность и шли исключительно ночью. Не склонен ставить данное обстоятельство себе в заслугу, но без меня такие переходы были бы попросту невозможны.

С полуночи и до рассвета мы малым ходом крались под прикрытием берега и островков. Теперь у нас было вдоволь рыбы (пусть мелкой и требующей изнурительной чистки) пресной воды и мы не слишком торопились. Мимо заливов и поселков проходили, дожидаясь безлунного часа, благо, облачность держалась переменной, а волнение умеренным. Предчувствие рассвета заставляло нас искать укромную якорную стоянку и такое местечко непременно находилось. В движении Магнус стоял у штурвала рядом со мной, и порой мне становилось смешно — насколько же он странен и беспомощен в ночной темноте. Но я понимал, что ошибаюсь — наоборот, это я не слишком нормален для человека. Впрочем, размышлять о данностях глупо, мы были сосредоточены на катере и море. Рифы и отмели, прибрежные течения, изменения ветра — я многое мог разглядеть, а шкипер использовал свой многолетний опыт. В молодости Магнус немало ходил в водах Новой Гвинеи и Южных островов. Помощником рулевого, затем рулевым на скромных суденышках. Как я догадывался, не всегда их рейсы выглядели безупречно со стороны закона, но стоит ли об этом упоминать… Я с увлечением впитывал опыт старого моряка, он с не меньшим интересом расспрашивал меня о жизни ночного моря. Полагаю, в душе старина Магнус оказался немного поэтом: он вполне понимал, что море дышит и живет миллионами жизней, хотя эту истину пытался излагать на редкость косноязычно и рвано. В общем, мы понимали друг друга.

Днем «Ноль-Двенадцатый» отдыхал, отстаиваясь в удобном месте. Магнус спал. Док ловил рыбу, Сан, когда бывал в своем уме, помогал ученому с наживкой, потом с чисткой улова и готовкой обеда. Наш сэр-адмирал, не желая пачкать руки в столь сомнительной компании, почти не вылезал из командирской каюты, отлеживая там бока и размышляя о нюансах местного законодательства по части казней и пыток. Я же, поспав два-три часа в темноте трюма, выбирался на свежий воздух. Привычка дремать на крыше рубки завелась сама собой: я грелся на солнце, глаза мои были плотно завязаны, но я слышал и море, и возню рыболовов, и сопение шкипера. Слышать и чувствовать все происходящее мне нравилось, как нравилось и солнце, когда оно не выжигало глаза и мозг, но прожаривало плечи и спину. Не то чтобы я мерз ночью, обычно я даже не надевал унаследованную от одного из наших покойников солдатскую куртку. Просто прохладу полночи и жар полудня мое тело научилось ценить одинаково. Я грелся, дремал, слушал, как трепещет на палубе очередная выдернутая доктором рыбешка. Думаю, так прошли не самые плохие часы моей жизни.

…— Две фермы, да еще перекресток дорог, — пробурчал Магнус. — Фургоны так и прут. За час три обоза, да еще с десяток всадников, не считая всяких разных ослов. Джентльмены, вы не находите, что это оживление что-то да значит?